Человек должен умирать здоровым.

Болезнь — признак жизни, хотя и обременительный.

Строго говоря, хотя не всякий раз удается, но и жить здоровым лучше. На этот счет заведены специальные люди — врачи, которые призваны освободить нас от недуга или хотя бы боли. Но никогда от смерти, потому что смертность стопроцентна. И все попытки продлить жизнь до бесконечности входят в бесперспективное противоречие с точным божественным расчетом. Непродуктивен для продления жизни? (Вот где бесконечность.) Значит, бесполезен. Безмерна твоя власть или нет никакой, богат ты или бесконечно богат — не имеет значения. У тебя все получится, как до тебя получалось. У всех.

Продлить путь, сколько можешь и хочешь, и прийти к цели своими ногами самому — вот задача. Не дать никому, особенно власти, которая сама живет в неосознанном (или осознанном) страхе ожидания своего конца, прервать твое движение. Власть окружает себя армиями, телохранителями, электронной защитой, верными вассалами, сверхоружием, но беззащитна перед агрессивной клеткой, вирусом и вредными бациллами. Это их, по-настоящему смертельных врагов, — она пугает невиданными никем (в том числе и ими самими) ракетами, которые призваны свалиться на головы, но, полагает, не ей; подводными лодками, способными уничтожить всех, но, понятно, не ее; ядерными бомбами, способными взрывной волной и радиацией покончить с жизнью на земле. Нашей жизнью. А ее пощадят. Потому что там нежити. Мертвецы, пусть пока и не покойники. Хотя, как все, станут ими. А рая не будет.

Что ж, людей напугать можно, а условные «бациллы» будут жить! Запугать биологическую природу тоже стопроцентно не удастся. «Гены пальцем не раздавишь», — как говорил посланник ангела в Одессе, великий спасатель больных детей Боречка Литвак. Без вас разберутся.

Значит, война бессмысленна, а подготовка к ней нормальных людей преступна. На мой взгляд. Им надо жить. Идти по миру своей дорогой. Не по войне. Никто не хочет умирать, но население, инфицированное дрянной государственной политикой, не против того, чтобы где-то кого-то убивали.

А ведь это все равно нас убивают, если мы люди.

И тут доктор.

Он за то, чтобы мы выжили свое время. И дольше шли до цели, не потеряв радости от движения. Без боли. Он не говорит про рай, он в идеале стремится избавить нас от ада. Значит ли это, что хороший врач объединяется с пациентом в молчаливом сопротивлении? Он просто делает свое дело. Зная и умея.

Профессор Сыркин такой доктор. Его пациенты живут долго, и он не хочет, чтоб им приказали долго жить. Терапевты, кардиологи не совершают одномоментных подвигов «пришил-отрезал и живи». Они тактичны, кропотливы, долговременны и часто со скрытой иронией относятся к болезням. Но не к больным.

— Первую половину врачебной жизни я назначал лекарства, — сказал он как-то, убрав из моего рациона модные и недешевые таблетки. — А вторую половину я их отменяю.

Очень давно (тогда он еще назначал) я познакомился с Абрамом Львовичем, когда он спас Аркадия Райкина, у которого случился инфаркт на концерте в Кремлевском дворце. И спасал его после этого еще много лет. Битов, Андреев, Тарасова, Волчек, Ширвиндт — известные имена, и общаться с ними доктору интересно, но лечит он не имена, а людей, и вылечил их изрядные тысячи. И достойных учеников наплодил немало, и по сей день занимается со студентами, прививая им среди многих знаний важнейшую установку для действительного врача: защити!

— Я вами доволен! — говорит он, и это означает, что ты можешь жить дальше, в том числе и его заботами.

У меня тоже есть желание сказать профессору, что я и другие его принужденные друзья им довольны. Но эти слова будут означать благодарность за себя, а не за исполненную заботу о другом. В этом разница между нами.

«Светило» — так когда-то называли врачей, чьи профессиональные и нравственные качества были безупречны.

Врач нужен только живым. А политрукам сгодятся и мертвые. Из них получаются иной раз удачные примеры. Мне примеры не нужны. Мне нужны живые сограждане. Я за страну врачей.