С сентября 2018 года в Москве проходят ежедневные одиночные пикеты с требованием обмена пленными между Россией и Украиной в формате «всех на всех».

В начале 2019 года украинский омбудсмен Людмила Денисова передала московским пикетчикам личные прошения пленных россиян на имя Владимира Путина о содействии в освобождении. Письма были доставлены в администрацию президента России; по закону его канцелярия обязана дать на них ответ, однако вместо этого ответ подготовили в МИД РФ. Российские дипломаты традиционно обвинили в торможении обмена пленными украинскую сторону, снова углубились в геополитику, а также пожурили омбудсмена Денисову за то, что «использует свои полномочия не столько для достижения реальных результатов, сколько для пропагандистских жестов». При этом личные прошения россиян остались, по сути, без президентского ответа.

«К сожалению, официальный Киев, ссылаясь на свой голословный тезис мнимой «агрессии» Российской Федерации, пытается воспользоваться обменом удерживаемыми лицами, осуществляемым в рамках Минских договоренностей, для освобождения украинских граждан, преследуемых в Российской Федерации за совершение уголовно наказуемых деяний. <…> Российские консульские сотрудники на Украине прилагают все возможные усилия по защите законных прав и интересов наших сограждан, находящихся в местах лишения свободы. Хотели бы заверить Вас и Ваших единомышленников в том, что целенаправленная и планомерная работа, цель которой — добиться освобождения российских граждан, содержащихся в заключении на Украине, будет продолжена», — ответил замдиректора второго департамента стран СНГ в МИД РФ Мордвинцев.

Евгений Мефёдов — один из тех, кто обращался к президенту Путину с личным прошением. В переписке с ним участница пикета Светлана Шмелевапопыталась разобраться, на что рассчитывают пленные россияне и жалеют ли о прошлом. Редакция «Новой» приводит беседу с незначительными сокращениями.

С.Ш.: Расскажите о себе, чем занимались, увлекались, пока жили в России?

Е.М.:С восемнадцати лет где только не работал, преимущественно водителем. В разводе, есть сын. Люблю рыбалку, природу, много читаю в последнее время, по настроению рисую и пишу стихи. Возможно, когда-то издамся, если мое творчество будет интересно людям. Ко всему происходящему со мной отношусь с юмором, иначе никак.

С.Ш.: В 2013-м вы переехали в Одессу. Почему? Вы говорите в своих интервью: «Хотелось поближе к морю!» Но море есть и в России. А если для вас особенное значение имеют права русских (как, по крайней мере, следует из вашего публичного образа), то логичнее, наверное, и жить в России? Почему в Украину — страну с другим гражданством? Где вы априори ограничены в правах как иностранец?

Е.М.:Не поверите, но на самом деле хотелось поближе к морю. Если честно, в 2013 году я не занимал каких-то определенных гражданских позиций. А с вопросами ограничения прав и свобод иностранцев столкнулся уже после попадания в тюрьму. Вся эта псевдоненависть на почве межнациональной розни и расовой неприязни, считаю, что [она] создана искусственно заинтересованными лицами с целью поссорить украинцев и русских, для достижения и удовлетворения определенных политических амбиций некоторых индивидуумов. И в 2013 году не чувствовалось никакой ненависти к русским на Украине. И в то время обстановка была очень дружелюбной. Вся вражда привита после весны 2014-го: как аннексией — с одной стороны, так и выпущенными на свет организациями националистического толка, в том числе принудительной украинизацией юго-востока, что воспринималось местными жителями как чуждое извне. Любое инакомыслие подавлялось на корню: преследовали как журналистов, так и неугодных официальной линии власти обычных людей, которых подвергали репрессиям. По поводу ваших слов о «море в России». Повторюсь, в то время Украина весьма дружелюбно относилась к россиянам, никаких опасностей для них не было. Сейчас же, наоборот, я настоятельно не рекомендую посещать россиянам Украину. Наличие лишь гражданства РФ — это замечательный повод начать репрессии против любого, кто приехал в молодую и развивающуюся страну.

С.Ш.: После одесских событий 2 мая вас арестовали. Предъявили обвинение по части 2 статьи 294 Уголовного кодекса Украины «участие в массовых беспорядках, повлекших тяжелые последствия». Через 3 года и 3 месяца содержания под стражей, в сентябре 2017-го, суд вынес оправдательный приговор. Прокуратура, правда, насколько я знаю, все эти полтора года пытается этот приговор оспорить и подала сейчас апелляционную жалобу. Но как вы относитесь к самому факту оправдания? К тому, что оно было? В России такое трудно представить. У нас оправдательные приговоры почти никогда не выносятся. А уж по «политическим» делам и вовсе никогда, насколько нелепым ни было бы обвинение.

Е.М.: Да, действительно через три с половиной года мытарств Ильичевский городской суд оправдал меня и других ребят по «делу 2 мая». Случилось это лишь после смены трех судов, множественных погромов и драк в судах (зачинщики — так называемые сторонники Майдана и прочие, запрещенные в РФ организации неонационалистического толка), беспрецедентного давления Комиссара ООН по правам человека на Украину, внимания СМИ, ажиотажа и резонанса вокруг дела в принципе. Сперва суды постоянно переносились по тем или иным причинам, никто не хотел брать на себя ответственность. После того как ЕСПЧ рассмотрел мой иск о незаконном задержании (один из нескольких уже отправленных), а также пытках, судьи Ильичевского суда города Черноморска были вынуждены рассматривать это дело в максимально быстрые сроки по вышеуказанной причине и ряду других обстоятельств. Попробую развернуто ответить на ваш вопрос об оправдательном приговоре. Во время следствия в Одессу приехали следователи со всей Украины, в том числе и по особо важным делам из Генпрокуратуры. Следователи званием не ниже полковника со стажем работы более 30 лет с легкостью могут раскрыть любое дело. Но в нашем деле все было наоборот. Тоннами уничтожались улики, отбеливая как исполнителей в лице тех же националистов, так и заказчиков показательной, устрашающей казни 2 мая из разных эшелонов власти. Тот же обвинительный акт был составлен слово в слово для каждого из двадцати обвиняемых, что само по себе абсурдно и юридически неграмотно. Так называемое «место преступления» — торговый центр — было обследовано лишь через две недели. Все эти и другие нестыковки наводят на мысль: дело развалили специально. Ни в одной стране мира ни один суд не смог бы по такой доказательной базе вынести обвинительный приговор. Дискутировать на тему «где суровее судят, в России или на Украине» не вижу смысла: и там и там есть как свои плюсы, так и свои минусы юридических нюансов и тонкостей. По поводу нежелания Генпрокуратуры смириться с оправдательным приговором могу добавить следующее. После приговора сам генпрокурор Луценко, не имеющий юридического образования, негодовал и выступал по телевидению с заявлениями о том, «что судьи ошиблись». Ему без юридического образования, очевидно, лучше видны тонкости судопроизводства, чем уважаемым судьям предпенсионного возраста. Таким образом, власть прикрывает свои пятые точки, всячески оправдывая нанятых ими же националистов. В нашем же деле назначили виновных без суда и следствия, создавая ошибочно общественное мнение, удобное власти.

С.Ш.: Если представить себе ситуацию, при которой немецкие политики начнут открыто говорить о возвращении Калининградской области Германии, а в самом Калининграде местные жители совместно с приехавшими туда немцами начнут выходить на митинги с немецкими флагами и призывами к Меркель ввести войска, как, по вашему мнению, на это должны будут реагировать российские правоохранительные органы?

Е.М.: Прекрасно понимаю ваш вопрос, но от ответа уклонюсь. Думаю, реакция всего мира была бы точно такой же, как если бы жители Техаса начали кричать об отсоединении штата и присоединении обратно к Мексике. Или жители Аляски вдруг вспомнили о том факте, что когда-то их территория считалась другой страной. Про пример принадлежности Львова до 1941 года и вовсе промолчу.

С.Ш.: Несмотря на оправдательный приговор, вы находитесь пятый год под арестом. Ваше дело, наверное, самое известное из списка 22 российских граждан, находящихся в заключении в Украине и предлагаемых ею для обмена. Какое внимание к вашему делу в РФ? Россия своих не бросает?

Е.М.:Внимание Российской Федерации? Да, конечно, изредка проскакивают новости в российских СМИ обо мне. Особенно накануне годовщины трагедии 2 мая, когда надо показать «злых бандеровцев». По поводу работы консульства РФ в Одессе. Комментировать, собственно, и нечего, они работают в полуопальном режиме, насколько я знаю. Периодически, примерно раз в год, а иногда и чаще — раз в полгода, меня посещает консул. Обычно я что-то рассказываю, ответом же почти всегда является следующий подтекст: «Денег нет, но вы держитесь!» Помощи не оказывают никакой, да и ни к чему: я же обычный человек, а не небожитель из числа оружейных магнатов и не владелец новостного агентства, да и буровой вышки собственной у меня тоже нет. Я настоятельно не рекомендую гражданам РФ попадать в неприятности на территории Украины. Тут вам никто не поможет. Опять-таки

Как и нет официально нашей проблемы. Украина давно уже готова отдать россиян и «забрать хоть кого-то из своих» — это цитата Людмилы Денисовой при личном разговоре в августе 2018-го. Было бы, наверное, честнее, если бы российские власти уже дали свой ответ: будут менять украинцев на россиян или нет. Даже негативный ответ был бы лучше пустых ожиданий: пополучали бы срока, отсидели бы свое, без иллюзий…

С.Ш.: Как гражданин другого государства вы имеете право на экстрадицию на родину? Рассматриваете возможность заявления о ней?

Е.М.: Нет, конечно, я не имею права на это. При получении срока наказания человек имеет право отбывать его в своей родной стране, к гражданству которой он принадлежит. Насколько я знаю, этот договор до сих пор действует между странами СНГ. Но у меня нет срока. Мне не дадут срок. Будут дальше всячески измываться, раздражая Россию, чтобы все-таки поменяли. Я нахожусь в политических заложниках. Обмен — единственная моя возможность выйти.

С.Ш.: Какие организации признали вас политзаключенным?

Е.М.: Красный Крест и ОБСЕ. Также комиссариат Верховного комиссара по правам человека ООН.

С.Ш.: Ваш отец Игорь Мефёдов в марте 2018 года направил Владимиру Путину обращение, в котором просил президента России помочь вернуть домой сына. Он написал: «Уважаемый Владимир Владимирович, очень Вас прошу помочь вернуть моего сына домой. Он хороший человек и не сделал ничего плохого». Какой-то ответ был?

Е.М.: Ответа не было.

С.Ш.: В каких бытовых условиях вы находитесь пятый год?

Е.М.:Условия были разными. Одно радует: не плачу по грабительским тарифам за коммунальные услуги.

С.Ш.: В своем прошении президенту России оказать вам «содействие по возвращению на родину» вы пишете о нужде «в обследовании и лечении: почек, сердца, желудка, зрения». Что с вашим здоровьем?

Е.М.: Жаловаться не хочу, но за эти годы возникли следующие проблемы: начал потихоньку слепнуть, подсадил желудок, вследствие чего открылись язва и гастрит, проблемы с почками и сердцем. Несмотря на многочисленные обращения, не могу попасть на прием к нефрологу и кардиологу. Не поверите, но работающих врачей в СИЗО теперь просто нет, всех распустили, а сам попасть в больницу я не могу, нужны кипы разрешений.

С.Ш.: Что вы думаете про обмен заключенными между Россией и Украиной?

Е.М.: Я за любой формат обмена, который мне поможет выйти на свободу, если такое решение будет принято.

С.Ш.: Ваши слова: «Я не согласен отдавать свою жизнь за кого-то из террористов, что сидят в России. Пусть сидят». Люди из списка на обмен в основном объявлены именно террористами. Причем с обеих сторон. Кого вы лично считаете террористом? Что значило это высказывание? Сенцов, например, террорист?

Е.М.:Объясню. 7 июня 2016 года состоялась апелляция по свежесфабрикованному делу. Было принято решение освободить меня из-под стражи и отправить под домашний арест ввиду абсурдности обвинения как такового. За две недели до этого другой суд принял такое же решение о домашнем аресте. В этот раз в суде присутствовали активисты Евромайдана, или как там этих, как бы попроще назвать, да так, чтобы без мата. Гомо сапиенсы из запрещенных в России организаций: «Правый сектор», «Азов», Самооборона Майдана и других — захватили здание суда апелляции Одесской области. Подробнее: принесли покрышки, заблокировали работу суда в целом. В зале заседания поломали лавки и устроили баррикады. Угрожали судьям: «Кобыла, я тебя сожгу вместе со всеми, как мы делали 2 мая». И все это под одобрительно-молчаливые объективы телекамер десятков каналов. И вот когда блокировка продолжилась более семи часов, судьи, адвокаты и прокуроры не могли покинуть зал заседаний, один из гомо сапиенсов жирной наружности с патриотичными нотками в голосе, присущими лишь оперным кастратам, начал пиариться на камеры и рассказывать о том, как они меня будут менять на Клыха и Карпюка. По факту суд меня отпустил, суд захватили, заблокировали. Меня взяли в заложники, не выпустив из клетки, когда судьи отпустили на свободу. И активисты стали выдвигать свои требования. Эти действия как раз и выглядят как акт терроризма. А говоря о том, сколько побратимов у них сидит в России, они и этих «побратимов» окрашивают ярлыком «террорист». Поэтому, слушая мат в свой адрес более семи часов — они ж смелые толпой кидаться на одного, — я и сказал: «Я не согласен отдавать свою жизнь за террористов, что сидят в России. Пусть сидят». Мое заявление было сродни посылу на все четыре стороны в детородные органы беснующейся толпы, а не официальным заявлением. Официальные заявления об обмене берут сотрудники СБУ и прокуратуры, а не эти отродья, которые прикрывают свои беззакония «революцией достоинства». В чем достоинство? Угрожать престарелым судьям физической расправой? Или адвокатам? Ранее был вопрос с утверждением о том, что в РФ судят строго. Представьте себе, если в Москве изобьют прямо возле суда политического адвоката, например, Фейгина, Полозова, Новикова. Представили? А затем эти адвокаты в суде заявят о нападении на них, а судьи обяжут прокурора среагировать. И прокурор среагирует и возбудит дело на адвокатов, что те напали на толпу с голыми руками? Представили такое в России, в «Мордоре», как многие называют? На моих адвокатов Рыбина и Каркищенко были совершены такие нападения. И машину даже сжигали, но полиция, естественно, никого не нашла. Или захват суда. Любого. А в Европе или Америке? Тоже не получается представить? Вот эти активисты, словно раковые опухоли, сами позорят свою страну, не давая развиваться ей. И да, их я считаю террористами. О Сенцове. Заложник режима, не думаю, что взрывал что-то.

С.Ш.:Может быть, вы что-то хотите сказать сами, без вопроса, перед тем как мы завершим?

равно как и против любого проявления ксенофобии и агрессии, межнациональной розни и расовой неприязни. Когда-то, надеюсь, политики наиграются в измерение и клацанье калибров пушек на Донбассе, а также в других странах. Перестанут захватывать людей, держа их в заложниках, пытаясь выжать побольше политических дивидендов. Всем добра!

С.Ш.: Готовы ли вы к переписке? Если да, то можно указать почтовый адрес?

Е.М.: Никто не напишет… Но я не против! [За все время] я получил только четыре письма. Украина, г. Николаев, ул. Лагерное Поле, д. 5, СИЗО 20. Мефёдов Евгений Игоревич.