Граждане не чувствуют роста экономики, сокрушается российское начальство. ВВП, по начальственным представлениям, растет не то на два процента, не то на полтора. Но почему-то такой рост никак не сказывается на жизни людей, замечают начальники с некоторым огорчением.
Действительно, подъем экономики, настоящий или нарисованный, не находит отражения в кошельках россиян. Согласно Росстату, реальные денежные доходы в минувшем году сократились на 0,2% по сравнению с 2017 годом. А вообще эти доходы снижаются начиная с 2014 года, потеряв за это время 11%. Растут только долги: по оценкам ЦБ РФ, домохозяйства задолжали кредиторам без малого 16 триллионов рублей. Это почти двукратный рост по сравнению с 2013 годом, когда такая задолженность достигла 8,5 триллиона.
Кто берет микрокредит «до зарплаты» под 200% годовых, тому трудно восхититься однопроцентным подъемом экономики. Зачем нам такой рост ВВП, мог бы продолжить свою мысль начальник, если денег у граждан становится все меньше?
На самом деле начальник открывает нам большую государственную тайну. Оказывается, российская экономика устроена так, что ее рост может совсем не означать роста зарплат работников, а даже наоборот. И начальственные старания ускорить подъем ВВП увеличению наших доходов также противоречат. А рост производства, на котором зациклились начальники, может не означать роста потребления подчиненных.
Почему так происходит? Дело в том, что рост ВВП (валового внутреннего продукта) страны не является действительным показателем увеличения благосостояния жителей и качества их жизни.
Чтобы разобраться в этом кажущемся парадоксе, нужно вспомнить, в каких обстоятельствах начали считать ВВП. До 1930-х годов начальство самых разных стран смутно представляло себе, как определять экономический рост, поскольку не считало себя ответственным за его ускорение. Правительство просто тратило деньги налогоплательщиков — когда хорошо, когда худо. Но в оценке общего роста или спада экономики начальники не видели особенной нужды.
Ситуация изменилась, когда во времена Великой депрессии чиновникам из администрации президента Рузвельта понадобилось найти какое-нибудь средство измерения эффективности своих усилий по управлению экономикой. И тут к ним пришел экономист Саймон Смит с идеей расчета Gross Domestic Product (GDP). На самом деле Смита звали Семен Кузнец, в 1920-е годы он служил статистиком в Харькове и понимал логику мышления и приоритеты бюрократов. Мысль Кузнеца оказалась настолько внятной, что была обречена на успех. Надо просто суммировать совокупность произведенных страной за отчетный период (например, за год) товаров и услуг, объяснял Смит-Кузнец. А потом посчитаем, насколько эта сумма больше или меньше прежнего показателя.
Идея Кузнеца оказалась очень хороша для тогдашних США, с их тотально-частной экономикой, свободой ценообразования, конкуренцией и традициями объективного учета. Но когда аналогичными подсчетами занялись в других странах, выяснилось, что стремление к росту ВВП может противоречить и росту благосостояния граждан, и здравому смыслу.
Справедливости ради скажем, что Семен Кузнец предупреждал: в рамках расчетов ВВП невозможно отделить создание новой стоимости от ее перераспределения и даже от ее уничтожения. Проще пояснить это на примере. В свое время генерал Мобуту, «национальный лидер» Заира, приказал построить лучшую в Африке взлетно-посадочную полосу, способную принимать сверхзвуковой «Конкорд». На этом «Конкорде» жены заирского вождя летали за покупками в Париж, поскольку Мобуту запретил импорт французских товаров. Тогда же атлет Мобуту приказал построить лучший в Африке стадион, на котором устроили бой за титул чемпиона мира по боксу (правда, всего один раз). Заодно Мобуту приказал разрушить лучшую в Африке дорожную сеть, построенную еще бельгийскими колонизаторами, — чтобы повстанцы, засевшие в джунглях, не могли подобраться к заирской столице. Все эти деяния формально увеличили заирский ВВП, но никак не повысили уровень жизни граждан Заира.
Хорошо, возразите вы, если ВВП — суммарная стоимость произведенных товаров, можно сказать и иначе: ВВП — это стоимость совершенных покупок. Если бы у граждан было больше денег, они могли бы купить больше товаров, поддержав рублем работу наиболее эффективных производителей. Мысль верная, но она может расходиться с логикой начальства. Передав деньги от правительства гражданам, вы фактически передаете им право решать, кому быть олигархом, а кому нет.
Кроме того, рост зарплат противоречит помешательству начальства на «реальном производстве». Сравнительно низкие зарплаты производственного персонала — практически единственное преимущество Doing Business in Russia c точки зрения международного бизнеса, в то время как собственный бизнес инвестировать не торопится. Если же речь идет о государственных инвестициях, увеличивать издержки производства, поднимая доходы сотрудников, с точки зрения начальства, выглядит совсем глупо.
Правда, есть страны, где экономический рост означает рост доходов населения. Но это уже другая история.
Граждане не чувствуют роста экономики, сокрушается российское начальство. ВВП, по начальственным представлениям, растет не то на два процента, не то на полтора. Но почему-то такой рост никак не сказывается на жизни людей, замечают начальники с некоторым огорчением.
Действительно, подъем экономики, настоящий или нарисованный, не находит отражения в кошельках россиян. Согласно Росстату, реальные денежные доходы в минувшем году сократились на 0,2% по сравнению с 2017 годом. А вообще эти доходы снижаются начиная с 2014 года, потеряв за это время 11%. Растут только долги: по оценкам ЦБ РФ, домохозяйства задолжали кредиторам без малого 16 триллионов рублей. Это почти двукратный рост по сравнению с 2013 годом, когда такая задолженность достигла 8,5 триллиона.
Кто берет микрокредит «до зарплаты» под 200% годовых, тому трудно восхититься однопроцентным подъемом экономики. Зачем нам такой рост ВВП, мог бы продолжить свою мысль начальник, если денег у граждан становится все меньше?
На самом деле начальник открывает нам большую государственную тайну. Оказывается, российская экономика устроена так, что ее рост может совсем не означать роста зарплат работников, а даже наоборот. И начальственные старания ускорить подъем ВВП увеличению наших доходов также противоречат. А рост производства, на котором зациклились начальники, может не означать роста потребления подчиненных.
Почему так происходит? Дело в том, что рост ВВП (валового внутреннего продукта) страны не является действительным показателем увеличения благосостояния жителей и качества их жизни.
Чтобы разобраться в этом кажущемся парадоксе, нужно вспомнить, в каких обстоятельствах начали считать ВВП. До 1930-х годов начальство самых разных стран смутно представляло себе, как определять экономический рост, поскольку не считало себя ответственным за его ускорение. Правительство просто тратило деньги налогоплательщиков — когда хорошо, когда худо. Но в оценке общего роста или спада экономики начальники не видели особенной нужды.
Ситуация изменилась, когда во времена Великой депрессии чиновникам из администрации президента Рузвельта понадобилось найти какое-нибудь средство измерения эффективности своих усилий по управлению экономикой. И тут к ним пришел экономист Саймон Смит с идеей расчета Gross Domestic Product (GDP). На самом деле Смита звали Семен Кузнец, в 1920-е годы он служил статистиком в Харькове и понимал логику мышления и приоритеты бюрократов. Мысль Кузнеца оказалась настолько внятной, что была обречена на успех. Надо просто суммировать совокупность произведенных страной за отчетный период (например, за год) товаров и услуг, объяснял Смит-Кузнец. А потом посчитаем, насколько эта сумма больше или меньше прежнего показателя.
Идея Кузнеца оказалась очень хороша для тогдашних США, с их тотально-частной экономикой, свободой ценообразования, конкуренцией и традициями объективного учета. Но когда аналогичными подсчетами занялись в других странах, выяснилось, что стремление к росту ВВП может противоречить и росту благосостояния граждан, и здравому смыслу.
Справедливости ради скажем, что Семен Кузнец предупреждал: в рамках расчетов ВВП невозможно отделить создание новой стоимости от ее перераспределения и даже от ее уничтожения. Проще пояснить это на примере. В свое время генерал Мобуту, «национальный лидер» Заира, приказал построить лучшую в Африке взлетно-посадочную полосу, способную принимать сверхзвуковой «Конкорд». На этом «Конкорде» жены заирского вождя летали за покупками в Париж, поскольку Мобуту запретил импорт французских товаров. Тогда же атлет Мобуту приказал построить лучший в Африке стадион, на котором устроили бой за титул чемпиона мира по боксу (правда, всего один раз). Заодно Мобуту приказал разрушить лучшую в Африке дорожную сеть, построенную еще бельгийскими колонизаторами, — чтобы повстанцы, засевшие в джунглях, не могли подобраться к заирской столице. Все эти деяния формально увеличили заирский ВВП, но никак не повысили уровень жизни граждан Заира.
Хорошо, возразите вы, если ВВП — суммарная стоимость произведенных товаров, можно сказать и иначе: ВВП — это стоимость совершенных покупок. Если бы у граждан было больше денег, они могли бы купить больше товаров, поддержав рублем работу наиболее эффективных производителей. Мысль верная, но она может расходиться с логикой начальства. Передав деньги от правительства гражданам, вы фактически передаете им право решать, кому быть олигархом, а кому нет.
Кроме того, рост зарплат противоречит помешательству начальства на «реальном производстве». Сравнительно низкие зарплаты производственного персонала — практически единственное преимущество Doing Business in Russia c точки зрения международного бизнеса, в то время как собственный бизнес инвестировать не торопится. Если же речь идет о государственных инвестициях, увеличивать издержки производства, поднимая доходы сотрудников, с точки зрения начальства, выглядит совсем глупо.
Правда, есть страны, где экономический рост означает рост доходов населения. Но это уже другая история.
