За 2018 год объем ввоза этих категорий товаров из стран, попадающих под действие эмбарго (страны ЕС, США, Австралия, Канада, Норвегия, Украина, Албания, Черногория, Исландия и Лихтенштейн), составил $1,2 млрд. Из них около $100 млн приходится на фруктовые и овощные соки. А самые заметные для потребителей потенциальные жертвы новых запретов — прибалтийские шпроты, южноевропейские оливки и некоторые виды хамона.
ФТС мотивировала необходимость расширения перечня запрещенных товаров борьбой с практиками обхода эмбарго: поставщики завозят санкционные продукты в Россию с помощью присвоения им заведомо неверных таможенных кодов, считают в ведомстве.
В Минсельхозе возразили: предлагаемые меры угрожают стабильной работе российских предприятий и могут привести к перебоям в снабжении населения, сообщает «Коммерсантъ». Например, индустрии детского питания, соков и безалкогольных напитков в значительной степени зависят от иностранных пищевых ингредиентов и концентратов, а рыбная отрасль — от биоматериала для разведения лосося.
На прошлой неделе «Новая» уже писала о том, что санкционные войны продолжают наносить российской экономике значительный ущерб. Российские контрсанкции ударили по покупательной способности населения, ускорив инфляцию, и вынудили людей перейти на менее качественные продукты. По оценкам профессора РЭШ Натальи Волчковой, в 2013–2016 годах продовольственное импортозамещение обошлось россиянам более чем в 280 млрд рублей (по 2000 рублей с человека в год).
Иначе быть и не могло: протекционистские меры повышают доходы местных производителей за счет тех, кто покупает их продукцию. Хотя россияне поддерживают увеличение доли отечественной продукции на магазинных прилавках, никто не горит желанием переплачивать за нее из своего кармана. Например, число желающих приобрести российский сыр вместо импортного существенно возрастает, только если его цена на 20% ниже среднерыночной, следует из опросов НИУ ВШЭ.
После введения контрсанкций в августе 2014 года населению терпеливо объясняли, что их потребительские бюджеты, перераспределяемые в пользу российского АПК, обеспечат стратегически важный переход отечественного сельского хозяйства к самообеспечению. За это время продовольственную автаркию в России, конечно, так и не построили: доля импортного посевного материала, кормов, удобрений, племенного скота и оборудования по некоторым направлениям до сих пор доходит до 80%.
Доктрина продовольственной безопасности РФ ориентирована на принудительное вытеснение импорта, но пренебрегает вопросами качества и доступности отечественной продукции для малообеспеченного населения. По уровню защиты внутренних сельхозпроизводителей Россия уже опережает США, ЕС и Канаду, известных своими сверхвысокими субсидиями в пользу АПК, говорится в аналитическом докладе РАНХиГС. Разумеется, при такой господдержке производственные показатели будут расти, но в чем смысл, если рацион населения не улучшается?
«Наказать» западные страны за антироссийские санкции тоже толком не вышло. Потери иностранных компаний, преимущественно европейских, от закрытия российского рынка оцениваются в $7–8 млрд в год. Это много по меркам отдельных поставщиков польских яблок, но в масштабе всей экономики ЕС величина пренебрежимо малая.
Нельзя отрицать, что ограничение конкуренции дало российским производителям солидную фору. В 2016 и 2017 годах сельскохозяйственный сектор рос опережающими темпами по отношению к экономике в целом. На фоне рекордных урожаев (впрочем, во многом связанных с благоприятными погодными условиями; уже в 2018 году сборы зерна сократились на 17%) Россия стала мировым лидером по экспорту пшеницы. Значительные успехи есть в производстве мяса и птицы для внутреннего рынка.
Но все это был краткосрочный эффект, который быстро исчерпал себя, так и не вызвав устойчивый рост конкурентоспособности российского АПК. К середине прошлого года сельское хозяйство перестало быть драйвером экономики и впервые с 2012 года перешло к снижению (-0,6% за 2018 год по данным Росстата). Недавние опросы консалтинговой компании Deloitte показывают, что меньше трети сельхозкомпаний оптимистично оценивают перспективы развития АПК в России в 2019 году, тогда как при прошлом замере «оптимистов» было 45%.
Еще один симптом провала импортозамещения проявляется в таможенной статистике. В прошлом году, несмотря на ослабление рубля на 20%, в России впервые за время действия продовольственного эмбарго возобновился рост импорта. Притом что раньше курсовые колебания и динамика импорта всегда двигались в одном направлении, подчеркивали эксперты РАНХиГС и Института Гайдара в январском мониторинге экономической ситуации.
Компании всегда будут остро нуждаться в высокотехнологичном зарубежном оборудовании (а иначе как выполнять указ президента по модернизации отечественной экономики?), а люди — в качественных потребительских товарах, независимо от их «геополитического» происхождения.
Столкнувшись с экономическим кризисом, российские власти сделали ставку на самые примитивные инструменты стимулирования отечественного производителя: девальвацию национальной валюты и политику импортозамещения. Оба этих решения дают преимущества простым отраслям экономики (нефтегазовому сектору, сельскому хозяйству, легкой промышленности, металлургии), но вредят секторам с высокой добавленной стоимостью, которые больше всего нуждаются в закупках импортных компонентов.
Кажется, даже чиновники уже негласно признают, что проект по принудительному импортозамещению оказался идеологическим полуфабрикатом для населения и инструментом получения преференций — для крупных агрохолдингов. Риторическая позиция «запретим все иностранное» постепенно уступает место более конструктивным программам по развитию несырьевого экспорта и интеграции России в мировые цепочки добавленной стоимости.
Впрочем, пока что все подобные планы остаются на уровне деклараций, а политический ресурс российских «латифундистов» слишком велик для того, чтобы всерьез говорить о сворачивании уже выданных преференций.
Радует лишь то, что заходы ФТС к расширению эмбарго не имеют больших шансов на успех. Политического смысла в дополнительной конфронтации с ЕС сейчас нет никакого — в отличие от США, европейские страны не торопятся вводить новые санкции против России. Намеренно портить отношения с Европой на фоне сложных переговоров по «Северному потоку-2» Кремль, скорее всего, не захочет.
