Карл Лагерфельд обожал парадоксы и, как и положено гению, ненавидел хороший вкус. Возглавив Дом Chanel в 1982 году, он каждый сезон — в течение тридцати семи лет устраивал очередную модную революцию, чтобы, как он любил повторять, — «не заскучать». Коко Шанель предпочитала длину миди, женские коленки казались ей не достойными демонстрации. Лагерфельд, разумеется, сделал ставку на мини, прозрачные ткани и роковые разрезы, обнажавшие ноги до бедер. Культовые твидовые жакеты он лихо соединял с джинсами в обтяжку и даже велосипедными шортами. Он превращал знаменитые жемчужные нити Мадемуазель в сумочки, а знаковым стеганым сумочкам придавал самые невероятные формы, включая форму канистры для бензина — для показа в Дубае.

Шерсть, сотканная вручную на древнем деревянном станке, могла соседствовать и с тончайшим кружевом, и с пластиком. В кутюрной коллекции Chanel 2014 года он использовал бетон (из серых кубиков были собраны жилеты и топы, аксессуары и пуговицы), заявив прессе: «Вот это настоящий шик: высокое искусство шитья без шитья как такового!»,

Блестящий, безжалостный к современникам карикатурист, Лагерфельд часто представлял себе непростой разговор с Шанель за чашечкой кофе. На одном из рисунков Коко призывает кутюрье к ответу: «Что еще ты натворишь от моего имени?» На другом — основательница Дома нежится в роскошной постели, и подпись гласит: «Я не умерла. Я просто сплю. Я бессмертна». Многие предостерегали Карла от работы в Chanel, считая, что этот Дом — «мертвец», от былой славы которого осталось даже не имя, а лишь уважение к имени. Но Лагерфельд был убежден, что вытянул счастливый билет: он получил абсолютную свободу — о чем еще может мечтать творец? Смертельно опасны для дизайнера только мысли о прибыли. Лагерфельд никогда не встречался ни с кем из сотрудников отдела маркетинга, и даже не был уверен, существует ли в Chanel такой отдел.

А работа в Chanel — увлекательнейшая игра, представление, где ты можешь очаровать зрителя и убедить его решительно в чем угодно.

Показы Chanel прекрасно иллюстрируют эту мысль. Цифры тут не важны — миллионами евро, потраченными на шоу, никого в модном мире не удивишь. Настоящая ценность — это уникальная идея, и здесь Лагерфельду, без преувеличения, не было равных. На один день Гран-Пале, Большой дворец в Париже, он превращал в гигантский театр со зрителями, сидящими прямо на сцене — как во времена Мольера. Вы могли оказаться в роскошном парке эпохи Марии Антуанетты с беседками из живых роз, прудами и фонтанами. В другой раз это могло быть современное казино, аэропорт, песчаный пляж с настоящей морской волной, чуть не достающей до роскошных кроссовок или туфелек знаменитостей, или просто улица, по которой идет демонстрация — модели несут плакаты с дерзкими лозунгами вроде: «Будь сам себе стилистом!», «Твид лучше твита», «Занимайтесь модой, а не войной!»

Часто специально для шоу создавалась одна гигантская конструкция, вокруг которой разворачивалось действие: Эйфелева башня, глобус с сияющими точками-бутиками Дома, жакет Chanel размером с хрущевку, или, скажем, ракета, на самом деле взлетавшая, пусть и на тридцать метров. Свою озабоченность проблемой глобального потепления Лагерфельд выразил так: в Гран-Пале для очередного показа по балтическим морям было доставлено 260 тонн льда. Белоснежные глыбы, отточенные скульпторами, таяли теплым мартовским днем прямо под ногами хрупких моделей.

Кутюрье предпочитал писать письма от руки, даже если дело было срочным. Посылал друзьям и коллегам букеты, которые больше походили на оранжереи. Скрывал свой истинный возраст. Называл мать Елизаветой Немецкой, а отца — Отто Людвигом Шведским (в честь генерала времен Тридцатилетней войны). Сбросил 40 кг, чтобы носить элегантные приталенные костюмы Dior Homme, и написал вместе со своим диетологом книгу, ставшую бестселлером. Его коллекция книг по истории, искусству, фотографии, моде, философии насчитывает примерно 300 000 экземпляров. На извечный вопрос «Что вас вдохновляет?» он отвечал лаконично: «Абсолютно все».

С 2002 года Лагерфельд стал создавать межсезонные коллекции Metiers d'Art, посвященные самым разным городам мира — от Эдинбурга до Шанхая, от Нью-Йорка до Токио. Новый для Chanel проект позволил представить широкой публике уникальное мастерство старинных ателье, приобретенных и тем самым буквально спасенных Домом. В 2008 году Лагерфельд создал посвящение Москве. В академическом Малом театре и в Thеаtre du Ranelagh в Париже маленькие черные платья впервые соединились с вышивкой царских одежд, значки советских времен — с любимыми Шанель камелиями, ушанки сменяли рогатые «сороки» и кокошники, твидовые «двойки» окрасились в кумачово-красный, а шпильки на бархатных «лодочках» превратились в маковки церквей.

Лагерфельд был настоящим космополитом. Не чувствовал и не хотел считать себя французом, связывать себя с какой-либо нацией или государством. Тем не менее в 2010-м ему было присвоено звание кавалера ордена Почетного легиона — за вклад в культуру и искусство, а в 2017-м кутюрье стал почетным гражданином Парижа. Мэр города Анн Идальго вручила ему медаль Гран Вермей, наивысшую награду столицы Франции, со словами: «Вы — замечательный человек. Вы сделали Париж еще более волшебным, прекрасным, творческим. Вы настоящий парижанин, и я хотела бы поблагодарить вас от имени всех парижан».

Остроумец, шутник, душа компании, Лагерфельд мог быть категоричным, бескомпромиссным и совершенно неполиткорректным. В прошлом году он заявил, что готов отказаться от германского гражданства в знак несогласия с политикой Ангелы Меркель в сфере миграции, в результате которой «сто неонацистов попали в парламент». На гневные требования самых разных организаций по защите животных прекратить использовать натуральный мех дизайнер, создававший коллекции в Доме Fendi с 1965 года, ответил так:

Больше всего Карл Лагерфельд, самоучка, удивлялся жалобам молодых дизайнеров на тяготы профессии, требующей круглосуточной включенности в процесс, абсолютной самоотдачи. «Художники, хрупкие, слабые… чушь! Дизайнер должен быть сильным. Ни слова о страданиях. Люди покупают вещи, чтобы стать счастливее, а не для того, чтобы думать о печалях какого-то мастера, склонившегося над куском тафты. Я вот люблю работать. Нет ничего прекраснее. Я вообще человек чрезвычайно приземленный. И моя задача — сделать этот мир лучше, насколько это возможно».