— Довлатовский автограф может стоить сейчас на рынке 150 тысяч рублей. Это развернутая надпись на книге, с рисунком, в адрес известного человека. Обычные же росчерки стоят в разы меньше, где-то долларов двести, их много, Довлатов был щедр на автографы, с удовольствием дарил и подписывал. Но прижизненные книги в любом случае редкость. Тиражи были маленькие, 300–500 экземпляров, иногда тысяча. Впрочем, и они не раскупались. Это несопоставимо с тем, как его стали издавать после смерти в России.

Как и многие, впервые я Довлатова не прочитал, а услышал по радио, это был «Голос Америки». И когда в 1990 году я сел на самолет в Штаты, подумал, что первым делом надо там купить его книжки. Но Америка оглушила меня: небоскребы, тысячи кроссовок в магазинах, музыка — и я забыл про Довлатова. Вспомнил 25 августа, когда надо было уже уезжать. Автобус уходил с Брайтона, у женщины на соседнем сиденье я увидел газету, а там огромное объявление: «Вчера в Нью-Йорке умер Сергей Довлатов». У меня возникло чувство опустошения, я его сравниваю с чувством пойманной и тут же упущенной рыбы. Все следующие годы я провел в погоне за ним: покупал книги, встречался с его коллегами и друзьями.

Своего Довлатова я догнал в 2014-м, когда оказался в квартире у Елены, его вдовы, в кабинете писателя. Она подарила мне «Филиал», подписала, и на этом я немножко успокоился.

В моей коллекции — все прижизненные издания, большой корпус автографов. О нескольких из них хочу рассказать здесь подробно. Адресаты — люди фантастически интересные. Каждый мог бы стать персонажем прозы Довлатова. Из таких знакомств он и делал литературу.

Павел Леонидов

«Среди прочих индивидов В нашей западной глуши Выделялся Леонидов Красотой своей души!»

«Павлу Леонидову — Франкенштейну и Дон Кихоту одновременно — с бесполезными пожеланиями сдержанности и благопристойности. С. Довлатов».

— Довлатов был чуть ли не единственным человеком в эмиграции, с которым Леонидов не поругался. Он постоянно со всеми вступал в полемику, писал открытые письма, спорил даже с Солженицыным, а уж тем, кто рангом пониже, и вовсе не давал спуску. Отсюда и пожелание сдержанности в автографе. Род его занятий я определить затрудняюсь. Начинал он еще при Сталине как конферансье, потом стал известным поэтом-песенником, писал тексты для Зыкиной и других звезд эстрады, был концертным администратором. Похожий персонаж есть в «Иностранке».

В Америке он издал скандальную книгу о Высоцком, которому приходился двоюродным дядей, ее оформил, ни больше ни меньше, как сам Шемякин, и еще две: «Переулок Лебяжий» и «Операция «Возвращение». Выпускал альманах «Литературное зарубежье», газету «Россия вне России», вел большую культуртрегерскую работу.

Фигура колоритная. Нью-йоркский журналист Александр Сиротин пишет:

В Америке он не прижился, язык знал еле-еле, американский образ жизни был ему чужд. Так и говорил:

Но ни в кабак, ни в таксисты он не пошел, сидел на пособии, писал книжки. В начале 1980-х стал хлопотать о возвращении в Союз, ходил на прием в посольство. Там от него потребовали публичного покаяния. Покаянное письмо он написал и опубликовал, но даже после этого разрешения на реэмиграцию ему не дали, тянули время, хотели еще чего-то. До возвращения он так и не дожил, умер в 1984 году. Официально считается, что от сердца, но я думаю, от тоски по России. Достаточно прочитать его стихи, написанные в Америке:

Падать… Упаду, привстану И упрусь, Память, И куда ни гляну — Всюду Русь

…………………

Падать… Хоть душой к иному Я притрусь, Память, И куда ни вспомню — Всюду Русь.

Михаил Гулько

«Дорогому Мише — с уважением и всяческими комплексами. С.».

—Миша Гулько — известнейший певец-эмигрант, его называют крестным отцом русского шансона, человек, который первым записал на пластинке «Поручика Голицына», «Мурку», «Институтку», придал им каноническое звучание. В 2009 году я сделал литературную обработку его мемуаров «Судьба эмигранта». В числе прочего там есть воспоминания о Довлатове и их общая фотография, полароидный снимок, сделанный в ресторане «Приморский». На обороте надпись рукой Довлатова: «Дорогому Мише, с которым всегда легко и приятно».

«Со всяческими комплексами», — пишет ему Довлатов на книге «Демарш энтузиастов». Трудно сказать, что он имел в виду, но предположить можно. Миша — человек с экстремальным жизненным опытом. Работал на Камчатке, в Магадане, ходил в море на трейлерах, пел морякам в кабаках, в общем, повидал много. И видимо, истории, которые он рассказывал, произвели на Довлатова впечатление. Хотя у него и собственный опыт был достаточно жесткий, одна служба в лагерях чего стоит.

Не думаю, что они дружили, но пересекались на Брайтоне достаточно регулярно. При этом шансон Сергей Донатович не любил, это подтверждает его вдова. Но у меня есть в коллекции книжка, где собрана его переписка с отцом времен службы в армии. Чуть ли не в каждом письме — стихи. На мой взгляд, это готовые песни. Странно, что их никто до сих пор не исполнил. Недавно в Торонто, где я живу, приезжал на гастроли Баста. Я показал ему довлатовские стихи, он заинтересовался. Так что, возможно, все еще будет.

Константин Кузьминский

«Косте Кузьминскому, с нарастающим уважением к его бескорыстным и ценным трудам. С. Довлатов».

—Я познакомился с Кузьминским в августе 2014-го. Мог и раньше, но после просмотра фильма «Бывшие», где Кузьминский в окружении свиты и двух огромных борзых возлежит на кровати, курит и вещает, он мне казался кем-то вроде Гришки Распутина, и я долгие годы боялся к нему приближаться. Это был феноменальный человек. Я с ним провел несколько суток, мы не могли наговориться, он только менял халаты, к вечеру, когда похолодало, накинул халат поплотнее. Не знаю, были ли люди, которые видели его в другой одежде, мне кажется, нет. Ему было уже глубоко за 70, он километрами читал стихи, интереснейше рассказывал про свои встречи с Бродским, с Вилли Токаревым, с Хвостенко, с кем только он не общался.

Он жил литературой, был просто растворен в ней, называл себя «последним учеником русского авангарда». Ну и конечно, эксцентричное поведение. Мог пройтись по центру Манхэттена в папахе, в бурке, с посохом. А рядом бежали борзые. Говорят, как-то Шемякин не пригласил его на свой день рождения, в разгар торжества Кузьминский пришел туда голый, открыл дверь и упал на танцпол русского ресторана. Существует шемякинский рисунок: голый Кузьминский, а вокруг — туши мяса.

Нет человека из третьей волны, с кем он не переписывался, иногда это была сплошная ругань, но тем не менее. Он реально был одним из центров русского зарубежья, и литературного, и художественного, перформансы, выставки — все это вертелось вокруг него.

Человек был увлекающийся. Лет за десять до смерти продал часть своей коллекции одному из американских университетов. И буквально за несколько лет все потратил на коллекцию африканского искусства — маски, какие-то ворота, которые невозможно было втащить наверх, они весят чуть ли не тонну.

Последняя его книга — «Роман-газета», воспоминания, в том числе о Довлатове. А «бескорыстные и ценные труды» — это, конечно, про «Голубую лагуну», антологию, составленную Кузьминским. Огромный девятитомный труд, самое полное собрание поэтов самиздата, снабженное подробными комментариями. На одном из последних аукционов «Лагуну» продали за полторы тысячи долларов. Американское издание. А в России она так до сих пор и не издана.

Михаил Армалинский

«Пишите вместо угрожающих писем — стихи. Всего Вам доброго. С. Довлатов».

В «Википедии» о нем сказано так: «Литератор, издатель и сетевой деятель, известный своими эротико-порнографическими проектами, а также в качестве первого активного российского спамера». Я прочитал тексты Армалинского уже в достаточно зрелом возрасте, но получил такой культурный шок, что до сих пор не рискую к ним возвращаться. У него сюжеты, какие и в порнофильмах не встретишь.

Самая нашумевшая его книга — «Тайные записки Пушкина», за которые одни его восхваляют, а другие клянут на чем свет. Пушкинисты Армалинского ненавидят. Но это бестселлер, работа, переведенная на несколько языков.

Одну из своих книг он послал на рецензию Довлатову в «Новый американец». И когда вышел следующий номер, увидел, что рецензии на его книгу там нет, а рисунок с обложки воспроизведен в качестве иллюстрации к довлатовскому эссе.

В эмиграции в то время, как, в общем, и сейчас, к авторским правам относились довольно свободно. Какие уж там права, если речь идет о нескольких сотнях долларов. Это в лучшем случае, а зачастую гораздо меньше.

Проза Армалинского едва ли была близка Довлатову. В отношении эротики он был очень целомудренный человек. В его книжках мы не найдем ни одного описания секса, все сексуальные сцены скрыты фигурами умолчания. С другой стороны, именно с Довлатовым связана попытка выпустить «Русский плейбой» в Америке. Он с большой выдумкой оформил его рисунками, дал туда интервью с проституткой, выдуманное им от начала и до конца. Уже была готова верстка. Ее отвезли потенциальным издателям, которые потом так и не вышли на связь. Так что, к сожалению, этот проект утерян.