Вся округа злая

Я ехал на похороны Дмитрия Грибова и листал его твиттер. «Единая Россия» плохая, Путин — хороший. Разрыв между доходами власти и населения настораживает, но война в Сирии — это рассвет нашей внешней политики… От таких непоследовательных записей я поначалу даже поник. В заголовках трагических новостей Грибова называли борцом с коррупцией, но в моем журналистском мирке словосочетание «борьба с коррупцией» давно стало чем-то вроде товарного знака Навального или «Трансперенси». А Грибов, выходило, был какой-то государственник.

Эти мои циничные размышления рассыпались, когда старший брат Дмитрия горько завыл над его телом в церкви.

Грибов был укрыт саваном с головой. Фельдшер скорой, прибывший вечером 11 февраля на вызов, назвал увиденное месивом. Скрываясь, двое убийц попали на камеру. Один бежал, как на разминке. Второй и вовсе вальяжно шел.

— Я такого беспредела давно не видел, — прошептал мне на отпевании председатель «Центра противодействия коррупции», бывший актер кино Виктор Костромин.

Грибов возвращался из Воскресенского городского суда. Кажется, его «вели» прямо оттуда. Мужчина заехал в магазин, купил два пакета еды — маме и домой, где его ждали жена и двухлетняя дочь. Поднялся к матери. Преступники не напали сразу: знали, что Грибов живет в соседнем селе. Дождались, когда он спустится, обойдет машину и окажется запертым между своей «Волгой», забором и гаражами.

Виноградово — типичный поселок на железной дороге. Возле станции сразу три сетевых супермаркета, зато на центральной улице ни одного фонаря. Пахнет креозотом от шпал и дымом из печек. К зданию полиции нельзя подойти ближе чем на 20 метров — обнесено забором с колючкой. Еще несколько лет назад в такие отделения можно было легко зайти и выведать у дежурного информации на ползаметки. А теперь даже сельские полицейские обучились отправлять журналистов в пресс-службу и не открыли мне калитку.

После убийства Грибова их буквально презирают.

— Я в 1996 году попал в беду, дали мне 15 лет, — рассказывает лучший друг Грибова, его сосед по парте Юра Земсков. — Потерпевший и я, больше никого. Мы вышли из клуба, он потребовал деньги, достал «бабочку» и попер на меня. Ну мне что, на погост? Бух, бух, «бабочку» забрал и тыкнул его. Никто ничего не знал, никто ничего не видел, но уже на следующий день меня нашли. Вот тебе один пример. Дальше: в 2011 году я освободился, у меня был надзор. Иду в бар пива выпить или в клуб на танцах подрыгать. Опять же — вызывают. «Такого-то числа ходил в бар, чего там бузотерили? Такого-то числа у клуба зачем бутылку разбили?» Это я к тому, что всё знают! Всё! Поэтому сейчас вся округа на них злая — как допустили?

Два года назад на том же самом месте, где Дмитрия Грибова убили, кто-то сжег его предыдущую машину. Полиция не нашла преступника — если вообще искала. Когда следователи из Москвы потребовали предъявить им это дело, полицейские копались в архиве полдня.

В конце панихиды священник напомнил, что «все мы стоим у этой черты».

Судя по истории Дмитрия Грибова, жители Воскресенского района стоят к ней чуть ближе других.

Помогал людям, а не толстосумам

Весь срок, что Земсков был в заключении, Дмитрий писал ему письма и возил передачи. После освобождения встретил, одел, дал денег.

— Он не курил, не пил — без разницы, какой праздник. С себя рубаху снимет, тебе отдаст. Я, допустим, негативный такой, криминальный, а он позитивный — никаких драк, конфликтов. Мы учились одинаково, но у меня за поведение была двойка, а у него пятерка. Мы как черное и белое, — говорит Земсков, называя убитого друга Грибычем.

Родители — воспитательница в детском саду и слесарь в совхозе. После школы — в техникум на автоматизатора средств производства. Позже учился в кооперативном институте. Открыл в Виноградове продуктовый.

— Бизнес был не для него, — вспоминает мать, Любовь Александровна. — Цены завышать не мог, продавал в кредит.

В конце концов Грибов вообще чуть все не потерял. Родственники рассказывают, что магазин пыталась отнять его совладелица. Полиция отказывалась возбуждать дело о рейдерском захвате. Дмитрий обивал пороги прокуратуры и суда и вынужденно становился юристом. Совладелица в итоге выплатила Грибову миллион, на который он купил сожженный впоследствии «Ниссан».

Оставив бизнес, Грибов не чурался работы администратора в игровом клубе и охранника в камере хранения на Ярославском вокзале. Но интерес к юриспруденции только рос.

— Он приносил какие-то юридические справочники, любил водить там пальцем, — вспоминает Любовь Грибова. — Такого интернета, как сейчас, еще не было, но он как-то следил за новинками, изменениями. Потом стал даже отправлять свои предложения куда-то в Москву, ему отвечали: «Благодарим, приняли к сведению».

Слух о юридическом таланте Грибова пошел по селу.

— Меня могли остановить на улице, рассказать про какую-нибудь несправедливость и спросить, может ли мой сын этим заняться, — говорит его мать. — Доходило до смешного: одна соседка сошлась с мужчиной и спрашивала у Димы, стоит ей прописывать его или нет.

— Обращались уволенные продавцы, на которых повесили недостачу. Он их консультировал, встречался с директором и как-то все разруливал, — рассказывает Юра Земсков.

— Мы говорили: «Ну зачем ты этим занимаешься, на этом денег не заработаешь!» Но его тянуло в такие дела. Он помогал людям, а не толстосумам. И люди к нему шли, потому что знали, что не обдерет, — добавляет двоюродный брат юриста Мурат Баймурадов.

К 2014 году Грибов окончательно занялся общественной работой. Он особенно переживал из-за рекламы наркотиков на улицах Воскресенска. Вот что, узнав об убийстве, написала в соцсети знакомая Грибова Ольга Шелест:

Дмитрий много писал о наркотиках в местных СМИ — Любовь Грибова показала мне целую стопку выпусков газеты «ВосИнфо» с его интервью и колонками. Журналистам этого издания Юра Земсков сообщил об убийстве Грибова в 7 утра 12 февраля. В номере «ВосИнфо», который вышел на следующий день, о смерти правозащитника нет ни строчки.

В начале 2018 года Дмитрий Грибов наткнулся на сайт «Центра противодействия коррупции» — общероссийской организации с отделениями в 44 регионах.

— Он позвонил, мы проговорили около часа, и он стал нашим членом, — рассказывает Виктор Костромин. — У нас в уставе первый пункт — содействие институту президента в сфере противодействия коррупции. И Дима, как и мы, поддерживал антикоррупционную политику президента. Он считал, что сверху кричат: «Ау!», а снизу никто не отвечает. А он хотел ответить.

В июне Грибов предложил Костромину создать в Воскресенске подмосковное отделение. «Центр…» несколько раз обращался в администрацию района с просьбой выделить помещение под общественную приемную (это предусмотрено законом об НКО), но там отказывали. Любовь Грибова припоминает, на каких основаниях:

Помещение дали только осенью — после того как Костромин вышел на областное правительство. Вывеску помог сделать Земсков. Только повесили — кто-то закидал ее кирпичами и повредил.

Грибов распространял брошюры, писал посты в соцсетях. Все материалы заканчивались воззванием: «Живи по закону!»

— Я указал Диме основные направления: декларации чиновников и «социальные» госзакупки. Он также сформулировал одно предложение, которое мы уже направили в Совет по противодействию коррупции при президенте. Дима обратил внимание, что никто по факту не контролирует волокиту следствия и судопроизводства. А платить пострадавшим от волокиты должен Минфин. То есть мы, налогоплательщики, оплачиваем бездействие некоторых недобросовестных полицейских, следователей, судей. Я не верю в непрофессионализм: в бездействии всегда есть коррупционная составляющая, — говорит Костромин.

Волокиту следствия Грибов испытал на себе. Бездействие должностных лиц, возможно, имеет прямое отношение к его смерти.

ДТП

30 апреля 2014 года Грибов попал в небольшую аварию в центре Воскресенска. Со слов Дмитрия, ему на бампер выскочил скутер, которым управлял 16-летний Егор Зилов. Парень сказал, что вызывать никого не надо. На всякий случай Дмитрий дал Егору 5 тысяч рублей и оставил визитку. Через полчаса Грибову позвонил отец подростка Николай и потребовал приехать на место аварии. Грибов приехал. Зилов вел себя агрессивно, советовал Дмитрию не вызывать ДПС, чтобы не лишиться прав. Грибов спорил, что не нарушал ПДД (это впоследствии подтвердил суд), но и на вызове не настаивал: машина не получила повреждений.

Зилов потребовал проехать в больницу, куда Егора отвезла его мать. Дмитрий согласился, сказав, что занимается общественной деятельностью и готов, если потребуется, посодействовать лечению. В больнице у Зилова-младшего установили разрывы мениска и крестообразных связок, но для точного диагноза нужно было сделать МРТ. Стороны разъехались.

Через несколько дней Зилов позвонил снова — и снова потребовал «сейчас же» приехать. Юрист сказал, что сейчас же приехать не сможет. Зилов пригрозил, что в таком случае приедет сам и «поломает» его. Дмитрий ответил, что в таком тоне он разговаривать не будет и обратится в полицию.

Версия Зиловых иная. По словам Егора, когда он после аварии сказал Грибову, что не может опереться на ногу, тот попросил не разводить его, сунул 5 тысяч рублей и уехал. А со слов Зилова-старшего, Грибов сам умолял его не вызывать ДПС, признавал вину и обещал оплатить лечение. Когда же Егору сделали МРТ, Грибов сказал, что ему до этого нет дела, и перестал отвечать на звонки.

Грибов решил, что Зилов вымогает у него деньги, все-таки обратился в ДПС и попросил изъять записи с камер видеонаблюдения. Но дело не завели. А 19 мая 2014 года во дворе офиса, где Дмитрий тогда работал, Зилов и двое неизвестных его избили: сломали два ребра, порвали бровь и ухо.

Это несложное дело (умышленное причинение средней тяжести вреда здоровью группой лиц по предварительному сговору) возбудили через месяц. Его расследовали, приостанавливали, прекращали и возобновляли на протяжении трех с половиной лет. Еще семь месяцев шли суды.

Зилов утверждал, что случайно проходил мимо, увидел, как спорят какие-то мужчины, узнал Грибова, разозлился и вот таким образом отомстил за сына. Он не раскаялся, но получил два года условно. По словам Игоря Другова, адвоката Грибова, в суде Зилов вел себя вызывающе: топал на Дмитрия, проходя мимо; cпрашивал у адвоката, не «западло» ли ему защищать «такого».

Пока шло следствие, Зилов и неизвестные мужчины трепали Грибовым нервы.

— Ко мне приходил. Помню, что громадный. Как-то вот узнал адрес. Спрашивал, где Дима, — говорит Любовь Грибова. — А потом приходили к жене, и там уже угрозы были, требовали забрать заявление.

— Светка рассказывала: «Вечер, лежим, смотрим телевизор. Стук в дверь. Я пошла посмотреть — два бугая. «Нам Грибов нужен». Димка пока встал, подошел, открыл — они уже наполовину спустились. Побежали обратно. Димка успел закрыть. «Че ты прячешься, выходи поговорим». Он им сказал приходить в офис и цивилизованно поговорить там», — пересказывает Юра Земсков. — Он всегда просил, чтобы люди нормально разговаривали.

Грибов заявлял об угрозах в полицию — никакой реакции. В апреле 2017 года сгорел «Ниссан» — то же самое. В октябре 2017 года правозащитник подал административный иск к УМВД по Воскресенскому району за волокиту — требовал компенсацию. Последний раз Грибов сообщал об угрозах на очередном заседании как раз по этому иску в Московском областном суде 28 января 2019 года.

— Он говорил, что были какие-то странные звонки, мол, перестань судиться, а то хуже будет, — говорит адвокат Игорь Другов. — Я тогда сказал Диме не обращать внимания. А надо было посоветовать купить травмат.

«Мне это не нужно»

Николая Зилова задержали вечером 13 февраля. Через два дня суд избирал ему меру пресечения.

— Николай, зачем человека убили? — без всяких формальностей спросил корреспондент подмосковного телеканала у 57-летнего Зилова, когда его вели по лестнице в зал.

— Я никого не убивал, — сухо ответил Зилов, спортивный мужчина с резким, точеным лицом и одной глубокой морщиной между бровей.

Следователь доложил, что дома у Зилова нашли одежду с «явными следами преступления». Подозреваемый возразил, что вещи должным образом не опечатали, да и экспертизы, что это за следы, еще не было.

— Данное преступление я не совершал, мне это просто не нужно, — сказал Зилов.

Адвокат Лисицкий заявил, что подозреваемый поминутно вспомнил, как провел 11 февраля, и передал отчет следователю.

— Сданы телефоны, а их у Зилова три. Современная техника позволяет установить, где находился Зилов весь день. А находился он за 20 километров от места преступления, в компании трех человек, в семье, — утверждал защитник.

Зилова арестовали на два месяца. Его адвокат и супруга отказались от интервью. Его сын, ныне студент московского института, не ответил на сообщение в соцсети, а позже удалил аккаунт.

Друг Зилова, воскресенский предприниматель Михаил Кирьянов, узнал об аресте Николая от меня. Последний раз Кирьянов видел Зиловых 8 февраля: жена Николая купила диван, и Зилов попросил помочь занести его в дом.

— Я о нем только хорошего мнения. Не любит громких компаний. При мне не хамил. Однолюб. Дети к нему тянулись. В себе уверенный, если надо — за родину жизнь отдаст, — рассказал Михаил по телефону.

Зилов говорил Кирьянову, что Грибов «сбил» его сына, пообещал помочь, но потом «развел».

— Он печатал у нас в фирме бумаги для суда. Говорил, что когда приезжал к следователям и судьям, те плохо отзывались о Грибове, и Коля был этому рад, рассчитывал на их помощь, — вспоминает Михаил. — А когда его осудили, Коля объяснил, что судьи испугались, потому что Грибов писал на всех жалобы и говорил громкие слова. Что Зилов предводитель, что следаки и судьи — это как бы одна шайка-лейка. Вот такие громкие слова. Почему власть за такие слова не наказывает?

С 2008 по 2013 год, по какой-то лютой иронии, Зилов и Кирьянов тоже были борцами с коррупцией — в районном отделении «Общественной комиссии по борьбе с коррупцией».

(Одним из учредителей «Комиссии…» был и Виктор Костромин. Он объяснил мне, что вышел из нее в 2006 году «по глубоким идейным соображениям: туда вступало огромное количество людей, выброшенных из правоохранительной системы, которые не могли себя найти».)

— В те годы на всю страну говорили про коррупцию, поэтому мы создали такое отделение, — объясняет Кирьянов. — Пробовали бороться, но нам дали понять, что в нашем районе этим лучше не заниматься. Раз предупредили, два, и я сказал Коле, что это не мое. Если бороться с коррупцией, то надо все бросать. А как жить? И так все не пойми чем занимаемся. Коля вот по профессии механик цементной промышленности. У нас город цементный, раньше было много затарок. А сейчас, сами знаете, обстановка в стране тяжелая, заводы стоят в Воскресенске. Поэтому Коля возил жену закупать вещи в Москву, а она торговала на рынке. Старались выживать — как и все.

— Это не бытовая история, — настаивает Виктор Костромин. — Она имеет прямое отношение к коррупции. Мы сейчас готовим иски по тем должностным лицам — дознавателям, следователям, прокурорам, — чьи действия, намеренные или нет, могли привести к таким обстоятельствам. Дима погиб потому, что именем закона доказывал свое право на то, что государство обязано его защищать.

Воскресенский район