Пусть отвечают

Исчезли выборы, когда точно выясняются симпатии и антипатии избирателей, постоянные и откровенные дискуссии в парламенте и в прессе, вообще нормальные взаимоотношения между властью и народом.

Да еще вождь органически не был способен к искренности.

— Все государства маскируются, — однажды сказал Сталин, выступая перед партийными пропагандистами, — с волками живешь, по-волчьи приходится выть.

В зале засмеялись.

— Глупо было бы все свое нутро выворачивать и на стол выложить, — продолжил вождь. — Сказали бы, что дураки…

А поскольку лицемерие было фирменным стилем, и ничто не говорилось впрямую, то мучительно пытались угадать подлинный смысл слов вождя. Телевидения еще не было, понять настроение по выражению лица, мимике, жестам, интонации не представлялось возможным. Поэтому вновь и вновь вчитывались в статьи кормчего, пытаясь угадать…

Скажем, статья Сталина «Головокружение от успехов. К вопросам колхозного движения», которая появилась в «Правде», главной газете страны, 2 марта 1930 года, считалась разумной реакцией на политику насильственной коллективизации и раскулачивания. В реальности объявленный вождем «Великий перелом» — политика ускоренной индустриализации и насильственного объединения крестьян в колхозы — фактически ввергла страну в состояние гражданской войны. Насильственные хлебозаготовки и аресты мнимых кулаков привели к массовым восстаниям, а разрушение деревни — к голоду.

Укорив в статье перестаравшихся исполнителей за «перегибы» на местах, Сталин ловко снял с себя ответственность и перевалил вину на других. Страна уверилась, что вождь проявил мудрость и умерил пыл неразумных подчиненных. А политика уничтожения деревни продолжилась.

Что позволено вождю

Однажды, когда в стране шла навязанная Сталиным дискуссия о проблемах языкознания, он позвонил главному редактору «Правды» Леониду Ильичеву:

— У вас готова газета с листком по языкознанию?

— Уже готова, товарищ Сталин.

— Давайте приезжайте ко мне.

Сталин, пребывавший в чудесном расположении духа, принялся расхваливать Ильичеву некоего молодого автора:

— Он просто гений. Вот он написал статью, она мне понравилась, приезжайте, я вам покажу. Сколько у нас молодых и талантливых авторов в провинции живет, а мы их не знаем. Кто должен изучать кадры, кто должен привлечь хороших талантливых людей с периферии?

Когда Ильичев приехал, вождь в одиночестве прогуливался по кабинету. Дал рукопись.

Ильичев с готовностью произнес:

— Товарищ Сталин, мы немедленно останавливаем газету, будем печатать эту статью.

Сталин сам радовался тому, как разыграл главного редактора «Правды».

— Смешно? — спросил он. — Ну что, удивил?

— Удивили, товарищ Сталин.

— Талантливый молодой человек?

— Талантливый, — согласился Ильичев.

— Ну что же, печатайте, коли так считаете, — великодушно позволил довольный вождь.

На следующий день «Правда» вышла со статьей «Марксизм и языкознание». Ее пришлось изучать всей стране. Но давать указания через печать позволено было только вождю.

В марте 1951 года в «Правде» появилась статья члена политбюро, первого секретаря московского обкома и горкома Никиты Хрущева об объединении деревень и создании агрогородов с развитой инфраструктурой. Но публикации без санкции Сталина были крайне опасны.

— Статья вызвала «высочайший гнев», — рассказывал Ильичев. — Оказалось, что статья «не понравилась» Сталину. Он воспринял ее крайне нетерпимо и болезненно. Мне как главному редактору поставили в вину политическую незрелость.

Велели опубликовать так называемое исправление: «По недосмотру редакции при печатании во вчерашнем номере газеты «Правда» статьи тов. Н.С. Хрущева «О строительстве и благоустройстве в колхозах» выпало примечание от редакции, где говорилось о том, что статья тов. Хрущева печатается в дискуссионном порядке. Настоящим сообщением эта ошибка исправляется».

Это была крайне болезненная и опасная для Никиты Сергеевича история…

Реформа началась со статьи

В послесталинские времена настало время, когда взаимоотношения власти с народом стали обретать черты нормальности. Через прессу пытались и прощупать общественное мнение, и повлиять на него.

В сентябре 1962 года в «Правде» появилась статья харьковского профессора Евсея Либермана «План, прибыль, премия». Ее читали взахлеб. Мысли профессора произвели впечатление на первого секретаря ЦК Хрущева, и 20 октября 1964 года «Правда» напечатала новую статью Либермана «Еще раз о плане, прибыли и премии».

Профессор первым высказал то, что давно понимали думающие экономисты. Ни промышленность в целом, ни отдельные предприятия, ни работающие на них люди совершенно не заинтересованы в том, чтобы производить товары, нужные потребителю. Промышленность из года в год перевыполняет план, выпуская продукцию низкого качества, которая никому не нужна, а у людей нет того, что им нужно. Что делать? Либерман предложил наделить директоров правом самим заключать договоры с партнерами, предлагать потребителю более выгодные условия, а часть прибыли пускать на премии инженерам и рабочим.

Идеи харьковского профессора обсуждала вся страна. «Правдинская» статья соответствовала представлениям Хрущева о том, что нужно передать права и полномочия директорам предприятий.

Алексей Косыгин, став вместо Хрущева главой правительства, дал указание переработать принципы эксперимента, убрав все, что «попахивало» западным опытом и противоречило принципам социалистического хозяйствования. Но и в таком виде эксперимент пугал чиновников. На президиуме ЦК отнюдь не все поддержали Косыгина. Председатель президиума Верховного Совета СССР Николай Подгорный удивился:

— На кой черт нам эта реформа? Мы плохо развиваемся, что ли?

Реформу все же запустили, но в урезанном виде успеха она не принесла.

Хорошо организованный ответ

В позднебрежневское время газеты, которые делались настоящими профессионалами, стали важной частью жизни общества. Те, кому было что сказать, обращались за поддержкой к многомиллионной аудитории.

Александр Яковлев (будущий архитектор перестройки) занимал тогда неизвестный широкой общественности, но важный пост первого заместителя заведующего отделом пропаганды ЦК КПСС. Иначе говоря, был одним из главных функционеров в сфере идеологии.

В ноябре 1972 года в популярной тогда «Литературной газете» появилась статья Яковлева под названием «Против антиисторизма». Две полосы убористого текста стоили ему карьеры. А ведь статья была написана с партийных позиций и должна была укрепить влияние самого автора. Да и руководители «Литературной газеты» рассчитывали на похвалу со стороны высшего начальства.

Автора статьи сняли с должности и на 10 лет отправили в приятную, комфортную, но ссылку — послом в Канаду. Иначе говоря, Яковлев получил 10 лет с правом переписки. Из Канады его вернул Горбачев — после смерти Брежнева. Что же такого написал в 1972 году Яковлев, что ему и по сей день поминают эту статью?

Он попал в болевую точку сложных взаимоотношений между партийным аппаратом, КГБ и так называемой русской партией. К началу семидесятых стали заметны те, кто считал, что 1917 год устроило мировое еврейство, дабы уничтожить Россию и русскую культуру. С ярыми сталинистами их объединяли ненависть к Западу и евреям, презрительно-покровительственное отношение к другим народам Советского Союза.

И вот по этим настроениям ударил в своей статье Яковлев. Он выражал мнение той части аппарата, которая боялась откровенного национализма, понимая, как опасно поощрять подобные настроения в Советском Союзе. Обратим внимание: выразитель партийных взглядов стал внутри партии мишенью хорошо организованной атаки. Это свидетельство того, какие настроения господствовали уже тогда. Они сыграли большую роль в разрушении Советского Союза как многонационального государства.

Проба сил

Попыткой повлиять на настроения в горбачевские времена, но с прямо противоположных позиций, стала полосная статья Нины Андреевой под названием «Не могу поступаться принципами», опубликованная 11 марта 1988 года в «Советской России».

Конечно, лишь посвященные знали, что над статьей основательно поработали в редакции и командировали члена редколлегии в Ленинград ознакомить автора с текстом. Но читатели понимали: простому преподавателю Ленинградского технологического института целую полосу не дадут. Тем более в газете ЦК КПСС. Это продуманная акция в защиту Сталина и против перестройки.

На следующий день второй человек в партии, член политбюро и секретарь ЦК Егор Лигачев на совещании главных редакторов от души похвалил статью. В отсутствие Горбачева, находившегося в Югославии, Лигачев остался на хозяйстве, и его слова были восприняты как указание. Местные газеты принялись перепечатывать статью как установочную. Аппарат замер: курс на перестройку меняется? Полный назад?

Вернувшись в Москву, Горбачев собрал политбюро. Когда генсек сформулировал свое мнение, все члены политбюро осознали, что статья ошибочная. Горбачев рассказал, что главный редактор журнала «Коммунист» передал ему слова писателей после появления статьи Андреевой:

Ответ писали в идеологическом отделе ЦК, подключили ученых из Академии наук. Оказавшись в тот день на Старой площади, я стал свидетелем разговора руководителей отдела. Они были изумлены тем, что приведенные «Советской Россией» цитаты просто придуманы, начиная с приписываемых Уинстону Черчиллю слов насчет того, что «Сталин принял страну с сохой, а оставил с атомной бомбой». Черчилль этого не говорил…

5 апреля в «Правде» появился развернутый ответ в форме редакционной статьи «Принципы перестройки: революционность мышления и действия». Через несколько дней «Советская Россия» признала свою ошибку. Аппарат осознал соотношение сил в высшем эшелоне, позиции Лигачева ослабли.

Сигнал к атаке

В постсоветские времена пресса предоставляла широкие возможности для сведения счетов и выяснения отношений в высшем эшелоне власти.

«Падает снег» — так называлась неподписанная статья в «Российской газете», опубликованная 19 ноября 1994 года. Она начиналась драматически:

Речь шла о предстоящих президентских выборах:

Статья послужила сигналом к мобилизации антилужковских сил и в конечном счете оказалась пророческой. Надежды московского мэра сыграть более заметную роль в стране не оправдались. Группа «Мост», которая его поддерживала, перестала существовать, ее глава Владимир Гусинский покинул Россию.

Обратить на себя внимание

А в новой жизни в прессе возник новый жанр — почтительной апелляция к высшей власти, когда иного способа обратить на себя внимание не остается.

Из-за громкого некогда дела мебельной фирмы «Три кита» возник нешуточный конфликт между руководителями различных спецслужб. Арестовали руководителя собственной безопасности наркоконтроля.

8 октября 2007 года президент Путин неожиданно приехал в ФСБ. Все восприняли это как выражение поддержки ведомству. А на следующий день, 9 октября, «Коммерсантъ» поместил статью генерала Виктора Черкесова, который руководил службой по контролю за незаконным оборотом наркотиков, о междоусобной войне спецслужб под названием «Нельзя допустить, чтобы воины превратились в торговцев».

Черкесов напомнил, что именно чекисты удержали страну «от окончательного падения, и в этом историческая заслуга президента Путина», поэтому опасно критиковать «чекистский крюк», на котором держится страна. Но в чекистской корпорации, призывал Черкесов, должны соблюдаться определенные законы:

Один из самых информированных людей обвинил коллег по спецслужбам в незаконной коммерческой деятельности, в «крышевании» бизнеса, в использовании своего положения для зарабатывания больших денег. Война силовых ведомств из-за «Трех китов» открыла общественности то, что многие и так подозревали, но не имели доказательств.

Широкой публике осталось неизвестным, что заставило генерала Черкесова вынести спор с коллегами-чекистами на всеобщее обозрение.

Корреспондент «Коммерсанта» прямо спросил президента Путина о статье генерала Черкесова. Владимир Владимирович явно был недоволен:

— Я бы на месте людей, которые защищают честь мундира, не стал обвинять в ответ всех подряд, особенно через средства массовой информации. Выносить такого рода проблемы в средства массовой информации считаю некорректным. Если кто-то действует таким образом, предъявляет такого рода претензии о войне спецслужб, сам сначала должен быть безупречным.

Стало ясно, что Черкесов не нашел понимания у президента. И лишился должности. На выборах в Государственную думу он стал депутатом по списку компартии, то есть перешел в оппозицию к недавним коллегам. Сказал в интервью: «Корпоративный эгоизм стал доминантой в идеологии правящего класса… Полагал, что запас прочности и государственной зрелости в наших рядах значительно серьезнее и позволит дольше продержаться».

* * *

Неумирающий жанр общения с недостижимым более начальством (поручений не дают, спецсвязь молчит, секретари не соединяют, коллеги пренебрежительно не замечают) через СМИ даже имеет положительную сторону. Сами по себе такого рода статьи, как правило, саморазоблачительны, и потому могли бы считаться полезными. Как минимум выясняются интеллектуальный уровень, представления о жизни высших идеологических чиновников…

Но главное не в этом, а в нервической реакции общества.

Меняются вожди и эпохи, а мы все с тем же волнением и тревогой всматриваемся в новые статьи чиновников, вникаем в каждое слово, смотрим на просвет, только что на зуб не пробуем и не обнюхиваем газетный номер…

Как у Александра Твардовского — в его чудесной поэме «Теркин на том свете»:

И публика, робкая, неуверенная в себе, сознающая, что ничего от нее не зависит, всякий раз пытается угадать, что перед ней — сигнал тревоги попавшего в опалу чиновника, напоминающего о своих заслугах, мечтающего какими-то новациями обратить на себя внимание и уповающего на особые папские милости? Или же новые безумные указания, которые предстоит исполнять?