Среди сегодняшних руководителей средств массовой информации появились знакомые мне по советским временам персонажи с дрожащими руками. Они даже не ждут, когда им дадут указания. Сами хватаются за телефон в надежде заслужить право получать указания и докладывать об их исполнении.

С дрожащими руками

Начинающим журналистом я застал время, когда вызывали в отделы ЦК на совещания. Ходили — тогда выбора не было. В порядке компенсации забегали в цековский буфет, съедали пару настоящих сосисок, свежий пирожок и еще что-нибудь такое, что давно исчезло из общепита. Компенсация за нынешние унижения много крупнее.

Можно ли что-то исправить? Или все бессмысленно? Систему не изменишь, и нечего стараться?

Есть две линии поведения. Одна — бескомпромиссно обличать глупые и вредные действия начальства. Так поступали, скажем, писатель Александр Солженицын и академик Андрей Сахаров. Другая линия — пытаться воздействовать на власть изнутри. Так действовали поэт Александр Твардовский, когда он редактировал журнал «Новый мир», и академик Петр Капица, который постоянно писал вождям и всякий раз чего-то добивался.

Какая модель поведения правильнее?

Я вырос в окружении людей, которые в советские времена рассматривали работу в журналистике как миссию, как возможность помогать людям и влиять на развитие общества. Помню, сколько раз отец приходил домой в предынфарктном состоянии, когда его вызывали в ЦК и грозили снять с работы за очередную резкую статью. И сняли в конечном счете! Ему вообще запретили заниматься любимым делом. Для него это был страшный удар. Кого из сильных мира сего он так разозлил?

Виталий Александрович Сырокомский — мой отчим. Но мне это слово не нравится. Он стал мне вторым отцом. Я его очень любил, восхищался им. Он принадлежал к редкой породе газетных редакторов, которые работают азартно, фонтанируют идеями и умеют воодушевлять своих коллег. После МГИМО он решил стать журналистом, уехал ответственным секретарем в только что созданную во Владимире комсомольскую газету, потом заведовал отделом в «Вечерней Москве». Пока первый секретарь московского горкома не сделал его своим помощником.

Виталий Сырокомский: «Я должен был быть доволен. Но рвался в газету, на творческую работу. Школа, пройденная в горкоме, была полезной, но учиться в ней вечно я не хотел. И меня утвердили редактором «Вечерней Москвы». В тридцать четыре года стал самым молодым редактором столичной газеты».

«Вечерняя Москва» переживала трудные времена. Когда запустили первый искусственный спутник Земли, тассовское сообщение пришло поздно и не попало в «Вечерку». Номер вышел в свет без информации о выдающейся победе советской науки. Редактора газеты вызвали на секретариат ЦК. Назад он вернулся безработным.

Партийное руководство зло издевалось над «Вечеркой»:

— Только два человека в мире не поверили в запуск советского спутника — государственный секретарь США Джон Фостер Даллес и редактор «Вечерней Москвы» товарищ Фомичев…

Когда помощника первого секретаря московского горкома Виталия Сырокомского утвердили редактором, в редакции ехидно переиначили фамилию нового главного — Сыр-горкомский. Но аппаратного в нем ничего не было. Он был газетчиком до мозга костей. Два года в горкоме помогли понять, как работают механизмы власти и что за люди сидят в важнейших кабинетах.

Он ввел в редакции железное правило: если любая другая газета давала важную информацию о столице раньше «Вечерки», редактор отдела, прозевавший новость, получал выговор. Из аморфной и скучноватой «Вечерка» превратилась в живую и влиятельную газету. После подписной кампании редактор с гордостью доложил коллективу: тираж увеличился вдвое.

А в 1966 году Виталий Сырокомский перешел первым заместителем главного редактора в «Литературную газету», преобразованную в еженедельное шестнадцатистраничное издание нового типа. На следующий день после его прихода в «ЛГ» главный редактор Александр Чаковский отправился в отпуск. А первый зам стал делать необычную газету.

«Он не псих?»

Сырокомский превратил ведомственное издание в популярнейшую газету, каждый ее номер становился событием. Он собрал в стенах «ЛГ» плеяду талантливейших авторов: Евгений Богат, Анатолий Рубинов, Владимир Тpaвинский, Юрий Черниченко, Александр Левиков, Александр Борин, Аркадий Ваксберг, Борис Галанов, Ольга Чайковская, Александр Смирнов-Черкезов, Алла Латынина, Геннадий Красухин, Олег Мороз, Юрий Рост, Георгий Радов, Андрей Яхонтов…

В «Литературной газете» появился неповторимый «Клуб 12 стульев», у истоков которого стояли Виктор Веселовский и Илья Суслов, яркие и остроумные молодые люди.

Илья Суслов вспоминал: «Витя Веселовский позвонил мне: «Идем со мной работать в новую «Литературку». Они хотят устроить отдел сатиры и юмора».

Я ему сказал:

— Витя! Я еврей, но беспартийный. Кто ж меня возьмет?

— Берут! — убежденно сказал Витя. — Говорят, что газета должна быть настоящей. И профессиональной. Все дела ведет Виталий Сырокомский, первый зам Чаковского. На анкету не смотрит, смотрит только на деловые качества.

— Он не псих?

— Не знаю. Я о тебе говорил. Он просил зайти.

Это было в декабре 1966 года. Газета должна была выйти 1 января 1967-го. Я пошел. Ничего хорошего я не ждал. За столом сидел невысокий плотный молодой человек в золотых очках. Не поднимая глаз, он сказал:

— Мне о вас говорили, что вы хороший работник. Нам нужны хорошие работники. Вы приняты. Надеюсь, вы не подведете нашу газету. До свидания.

Я был поражен.

— А должность какая, зарплата? — спросил я.

— В нашей газете это не главное! — отрезал Сырокомский. — Главное — любовь к делу и энтузиазм. Мне говорили, что вы энтузиаст. Зарплата будет хорошая. Должность — заместитель заведующего отделом.

Я вышел».

Вокруг Веселовского и Суслова образовывалось талантливое авторское ядро, составившее славу отечественной юмористики, — Григорий Горин, Аркадий Арканов, Александр Иванов, Марк Розовский…

Что ты обязан делать?

«А то хуже будет!»

«Литературная газета» активно влияла на жизнь страны, и читатели это сразу почувствовали. Но начальство-то хотело другого! Поэтому опасность таил каждый номер, ценимый читателями. После выхода очередного номера Сырокомскому рано утром позвонил домой секретарь ЦК по идеологии Петр Демичев:

— Мы зачем послали вас в «Литгазету»?! Чтобы вы расхваливали сомнительные романы?!

Речь шла об одобрительной рецензии на «Мастера и Маргариту». Но все это было обычным делом. Пока майским днем 1980 года первого заместителя главного редактора «Литгазеты» не вызвал заведующий отделом пропаганды ЦК: «Признано целесообразным перевести вас на другую, менее видную работу».

— За что?

Завотделом ЦК, которого ни во что не посвятили, мрачно произнес:

— Вы должны сами вспомнить, в чем вы провинились перед партией.

И с угрозой в голосе предупредил:

— Ничего не выясняйте, а то хуже будет!

Что может помощник генерального?

Доктора философии Вадима Печенева за искренний интерес к классическому марксизму, а отчасти из-за буйной шевелюры коллеги по ЦК называли молодым Марксом. Несмотря на долгие годы работы в аппарате, он сохранил естественные, человеческие реакции.

В недолгую бытность генеральным секретарем Черненко охотно разрешал своим помощникам творить хорошие дела и сам старался помогать людям, чем сильно отличался от своего предшественника Андропова. У того мысли текли в обратном направлении. Он все думал, кого бы еще наказать. Черненко же не был злым и жестоким.

Помощник генсека по идеологии Печенев снял стигму с Виталия Сырокомского.

Так в чем же было дело?

Эта история началась в далеком 1967 году.

Опасный разговор записан

Могила Неизвестного солдата у Кремлевской стены, где горит Вечный огонь, кажется, существовала всегда. А она появилась через два десятилетия после Победы. Усилиями тогдашнего руководителя столицы Николая Григорьевича Егорычева, считавшего своим долгом воздать должное боевым товарищам, героям все еще недооцененной московской битвы.

Первого секретаря горкома прочили на высшие посты в государстве. А теперь мало кто помнит его имя. И не потому, что время прошло — и забыли, а оттого, что вычеркнули из истории.

Летом 1967 года в Москве за закрытыми дверями собрался пленум ЦК КПСС. Доклад прочитал генсек Брежнев. После обеда начались выступления. Слово предоставили первому секретарю московского горкома.

Пока Егорычев выступал, стояла гробовая тишина. Слушали, не шелохнувшись. Давно уже члены высшего партийного руководства не высказывались так откровенно, резко и свободно. После выступления зал проводил его аплодисментами. Многие восторгались: «Какое блестящее выступление! Какая смелость в постановке вопроса!»

А на следующий день руководитель Москвы почувствовал, что отношение к нему переменилось. Он еще не знал, что членов ЦК партии обрабатывали всю ночь. И что его блистательная политическая карьера закончилась. Речь, которая стоила ему карьеры, Егорычеву писал его бывший помощник в горкоме Виталий Сырокомский. Хозяин Москвы ценил его перо, умение излагать мысли ясно и убедительно.

Один из сотрудников Егорычева, прочитав текст, пытался предостеречь первого секретаря: стоит ли выступать так резко? Понятно, кто обидится и что попытается предпринять… Николай Григорьевич удивился:

— Неужели мне смелости не хватит?!

Да уж, храбрости и мужества ему было не занимать. Осенью 1941 года Высшее техническое училище имени Баумана эвакуировали в Ижевск. Студентов МВТУ освободили от воинской повинности.

— Я никуда не поеду, — сказал студент четвертого курса бронетанкового факультета Егорычев. — Я москвич, и я должен защищать свой дом.

Его зачислили в 3-ю Московскую коммунистическую дивизию во взвод истребителей танков. Он форсировал Днепр, участвовал во взятии Киева. Дважды был ранен. Вернулся с орденом на груди, завершил учебу, и его сразу взяли на партийную работу. В 1962 году он возглавил Москву.

3 декабря 1966 года, к 25-й годовщине разгрома фашистов под Москвой, его стараниями прах Неизвестного солдата захоронили у Кремлевской стены. Через полгода зажгли Вечный огонь! Брежневу все это не нравилось: советские руководители недооценивали значение Московской битвы, не любили о ней вспоминать. Но Егорычев настоял на своем.

А в июне 1967 года на Ближнем Востоке вспыхнула война. Маленький Израиль наголову разгромил объединенные силы арабских государств. Министр обороны маршал Гречко и секретарь ЦК по военной промышленности Устинов не знали, как объяснить оглушительное поражение арабских армий, вооруженных советским оружием.

Егорычев на пленуме ЦК обратил внимание на то, с какой легкостью израильские летчики в первый же день войны преодолели противовоздушную оборону арабских стран и практически полностью уничтожили арабскую авиацию.

Генералы уверяли, что Москва надежно прикрыта от авиации и ракет возможного противника. Егорычев считал, что военные приукрашивают положение:

— Меня как члена военного совета Московского округа ПВО весьма беспокоит, что противовоздушная оборона столицы недостаточно надежна. Существующая система все более морально стареет, модернизация ее должного эффекта уже не дает, создание же новой системы слишком затягивается. Может быть, я слишком заостряю вопрос. Но я считаю, оборона страны — слишком важное дело, поэтому ничего, если мы здесь, в ЦК, в чем-то обострим этот вопрос, лишь бы была польза делу.

Столкнулись две позиции. Одна, приятная начальству: делаю только то, что велят. И вторая, патриотическая: я обязан выявлять и исправлять любые недостатки, чтобы страна двигалась вперед.

Секретарь ЦК Устинов выступление воспринял как личный выпад: «Мы этого Егорычева в пыль сотрем!»

Брежнев обзвонил членов политбюро: «Егорычева стоило бы заменить».

Его отправили послом в Данию. За ним бдительно наблюдали.

«Егорычев, — вспоминал Виталий Сырокомский, — приезжая по делам на несколько дней в Москву, обязательно приглашал меня к себе домой и расспрашивал о жизни в столице. Николай Григорьевич слушал меня с большим интересом, забыв предупредить, что в его квартире установлены подслушивающие устройства».

Установленная в квартире Егорычева аппаратура записала разговор, в котором Сырокомский с болью в душе говорил о вводе войск в Афганистан, о том, что Брежнев в маразме. Председатель КГБ Юрий Андропов лично прослушал запись разговора, позвонил секретарю ЦК, ведавшему средствами массовой информации, и распорядился убрать смельчака с работы… Вот почему Виталий Сырокомский в 1980 году был изгнан из «Литературной газеты» без объяснения причин. Кто посмел бы признаться, что его «вина» — тайно и с нарушением закона! — подслушанный разговор?

В чем счастье редактора?

А четыре года спустя новый помощник генерального секретаря ЦК Вадим Печенев доложил Черненко, что к Сырокомскому претензий нет и надо дать ему возможность нормально работать. В газету его не пустили. Определили на номенклатурную должность во Всесоюзное агентство по авторским правам. Но чиновничья работа оказалась для него мучительной. Заболел, попал в больницу.