Памятник Крылову такой же хитрец, как сам Иван Андреевич. Он требует уважения: его не увидеть из автобуса или на бегу. К нему надо идти пешком, как и к его таким простым по школьной памяти и не совсем простым басням.

Говорят, что человек первую половину жизни работает на биографию, вторую половину — биография работает на него. Вторая половина жизни Ивана Андреевича работала на его имидж бонвивана, лентяя, обжоры, героя раблезианских анекдотов — например, про большую нужду, неимоверный аппетит, сон под стихи графа Хвостова, про тучность и ходячий памятник самому себе. Между тем первая половина жизни будущего классика — остросюжетная и малоизвестная история.

Первое приключение случилось с ним в детстве: семья капитана Андрея Крылова пережила осаду в пугачевщину в Яицком городке. Пугачев собирался повесить офицеров с женами и детьми, а значит и четырехлетнего будущего баснописца. Крепость не была взята, но после пережитого ужаса осады капитан Крылов ушел в отставку, поселился с семьей в Твери и вскоре умер, оставив сыну в наследство сундук с книгами. Юному Крылову приходилось работать в канцелярии, обедать у знатных соседей, а иногда — прислуживать за столом. От такой жизни он рванул в столицу и устроился в Казенную палату благодаря ходатайству друзей отца. Уже скоро Крылов забросит службу и возьмется за словесность, в первую очередь драматургию, в которой он сразу отличился смелостью и дерзостью.

При Александре I Крылов вернулся в литературу, сперва как популярный драматург, потом как сверхпопулярный баснописец. Басни его нравились всем, от государей до грамотных мещан. Он, пожалуй, был первый литератор России, которого оценило не только дворянство. Сибирские купцы из уважения подарили ему несколько фунтов лучшего китайского чая, Николай I регулярно увеличивал ему жалованье — библиотекаря Императорской библиотеки. Последние годы жизни Иван Андреевич гулял по Летнему саду, обедал, дремал в гостях и правил переиздания басен. Этот тучный господин ни капли не напоминал того юношу, который получил в наследство сундук книг.

Советские да и постсоветские критики не раз писали, что Крылов был «сломлен самодержавием», что когда он вернулся к творчеству, то перестал дерзить и охранял устои. Но сломлен был не столько сам Крылов, сколько иллюзии последнего поколения эпохи Просвещения. Этому поколению пришлось увидеть, как в самой культурной стране тогдашнего мира — Франции — к власти пришли просвещение и разум. После чего покатились головы, в промышленном масштабе и совсем не в метафорическом смысле.

Трудно сказать, что стало большей психологической травмой для будущего баснописца: память о том, как он подростком приносил поднос с чаем другим дворянам, или о том, как на валы осажденной городской крепости карабкались мятежники, чтобы убить его с отцом и матерью. В любом случае Крылов оставался последовательным противником как вольнодумства, переходящего в бунтарство, так и аристократической спеси. Одно не противоречило другому: ему пришлось выгрызать у жизни то, что декабристы Волконские и Трубецкие получили по званию. В восстании декабристов, с неизбежным народным бунтом, Крылов видел угрозу не только самодержавию, но и Императорской библиотеке, где служил.

Крылов консерватор, но не ретроград. Он смог стать тем, кем стал исключительно в условиях Петербургской России. В Московском царстве он был бы боярским сыном Ивашкой Крыловым, который попадет в летописи, разве если сядет со свечой на бочку с порохом в захваченной крепости. Табель о рангах Петра I, литературная жизнь эпохи Екатерины, академия, Императорская библиотека, типографии и книжные магазины дали Крылову статус и узнаваемость, так что с ним здоровался даже царь.

Самая частая тема его басен не лень и лесть, не зависть и скупость, а наглое хищничество и благодушное отношение начальства, переходящее в цинизм. Волка назначают начальником отары, не спросив экспертного мнения овец. В другом случае немилых пестрых овец нарочно поручают пасти волкам. Щуку в наказание бросают в реку, медведя приговаривают к домашнему аресту в берлоге, куда он успел перетащить ворованный мед. Рыбы корчатся в муках на сковороде — а добрый лев согласен с версией, что они пляшут от удовольствия. Вельможа из одноименной басни отправится в рай, и то лишь потому, что сам ничего не делал. Мало того, что волк судит невиновного ягненка, так и собаки поедают доверенных им овец. А комар, который кусал спящего пастуха, предупреждая о беде — змее, был за это прихлопнут.

Возможно, сегодня Крылов осуждал бы несанкционированные митинги, но все равно читал бы расследования про зарвавшуюся «элиту», про особняки и яхты, про шубохранилища и перевозку собак породы корги за границу на государственные деньги. И каждый раз бы вздыхал: почему этих не посадят или хотя бы не отправят в отставку?

Иван Андреевич горевал, и все же имел утешение. Если Пушкин, даже написав пророческий «Памятник», при жизни вовсе не был уверен в своей посмертной вечной славе, Крылов еще при жизни получил доказательства, что его басни разойдутся на мемы и неприличные школьные пародии.