Что сейчас может воспламенить зрителя? Разве что сообщение о краже дорогой шубы и картины Куинджи в Третьяковской галерее. А что может воспламенить современного художника? Тут я теряюсь.

Честно говоря, так мало сейчас встречаю авторов воспламененных и воспламеняющих, что разговор можно было бы считать абсолютно схоластичным, если бы не редкие исключения.

К примеру, выставка Ольги Булгаковой в галерее «Культпроект», приведшая меня даже в некоторое остолбенение своим мощным, словно бы мужским накалом (притом что автор — хрупкая, утонченная женщина), сиянием красных, желтых, синих красок в духе позднего Малевича; космическим охватом земной цивилизации и словно бы полным отрывом от нашего века, назови его хоть железным, хоть бумажным, хоть мусорным (впечатление, что и в искусстве, и в реальности восторжествовала свалка).

А тут на стене небольшой галереи два огромных летящих ангела — один в сверкании красок, другой, обозначенный черными, кружащимися линиями на черно-белом фоне, — возвещают нам какую-то немыслимо важную и таинственную, как мироздание, весть. Они задают тон разговору о вещах экзистенциальных, только с виду ушедших с повестки дня. Никуда мы от них не ушли!

И недаром в одном из залов мы внезапно встречаемся с Гоголем, который предстает и на замечательных черно-белых графических листах, и на больших полотнах человеком «сомневающимся», с любопытствующим, насморочным носом, подчас глубоко мизантропичным, но ведь и вдохновенным! Причем именно вдохновенный Гоголь, составленный словно бы из кусочков огненно сияющей смальты, наиболее оригинален. Гоголь у Булгаковой самым естественным образом входит в ряд «библейских» персонажей, ведь и Александр Иванов изобразил его среди тех, кому является Мессия в «Явлении Христа народу».

Разговор в конечном счете идет о человеческом «воспламенении», которое и Гоголю давалось с большим напряжением, с муками и спадами. Мы видим, как трудно к этому воспламенению шло человечество. Через стадии грубой телесности, женских обнаженных фигур в духе степных каменных баб, где только птицы наверху изображений напоминают о «крылатой» душе (серия «Матриархат»). Через грубую силу мужской воинственности в ее различных проявлениях (серия «Имена»).

В «Библейских эскизах» эта воспламененность явлена в самых возвышенных своих проявлениях, в серии «встреч» близких, любящих душ. Автор дает как бы современные ремейки библейских историй о благовещении, встрече Иоакима и Анны и возвращении блудного сына. При этом древнерусский иконописный канон дополняется современной «пульсирующей» телесностью персонажей, тончайшей психологической нюансировкой их состояний, мощными наплывами красного, зримо выражающего идею внутреннего горения. И так это все у автора просто, без надрыва и пафоса, естественно, как дыхание. Подумалось, что без того самого «гоголевского» вдохновения такие работы не написать!

Залы пусты. А как бы хотелось ну, не очереди, нет, а хотя бы тех заинтересованных зрителей, которые еще сохранили способность воспламеняться от созерцания подлинного искусства.

Вера Чайковская — специально для «Новой»