Когда в конце прошлого года стали появляться слухи о том, что ряд лиц хлопочет о пересмотре политической оценки решения о вводе советских войск в Афганистан, я сначала не придал этому особого значения. Ну мало ли каких вздорных идей не появляется в головах наших не всегда адекватных соотечественников. Однако вскоре слухи стали обретать реальные очертания: сначала с инициативой о пересмотре выступили якобы ветеранские организации, например, «Боевое братство». Затем — как это водится на политической кухне — почву взрыхлили записные участники телевизионных шоу. А следом эстафету подхватили в Комитете Госдумы по обороне: он постановил внести на рассмотрение нижней палаты парламента проект заявления, в котором подчеркивается историческая несправедливость осуждения в 1989 году на Съезде народных депутатов СССР решения о вводе советских войск в Афганистан.

То есть сейчас мы в одном шаге от…

Тут я бы хотел сделать паузу. Давайте вчитаемся в строки того самого постановления Съезда народных депутатов СССР от 24 декабря.

В его первом пункте содержится поддержка той оценки, которую Комитет ВС СССР по международным делам дал решению о вводе в Афганистан советских войск. Съезд посчитал, «что это решение заслуживает морального и политического осуждения».

Что же конкретно осудили нардепы, среди которых, кстати сказать, было немало ветеранов и инвалидов афганской войны? Зачитывая в Кремле вердикт Комитета по международным делам, его глава А. Дзасохов говорил, в частности, следующее:

Далее А. Дзасохов перечисляет этих лиц: Брежнев, Устинов, Андропов, Громыко. И подчеркивает:

И еще один очень важный пассаж из этого документа — его надо обязательно запомнить, продолжая чтение:

Вернемся к инициативе «ряда лиц» и ее поддержке сегодняшними парламентариями. Что же они хотят пересмотреть? В чем видят историческую несправедливость?

И тут, сразу надо сказать, нас ждут совершенно необыкновенные открытия. Оказывается, ввод советских войск предотвратил — ни много ни мало — «интервенцию американцев в Афганистан для частичного восполнения потери Ирана и своего влияния на Востоке» (это я цитирую документ «Боевого братства»).

Вообще — никак и нигде. Ну нет и не было тогда таких планов — ни у ЦРУ, ни у Пентагона, ни у Сороса.

Занимаясь современной историей Афганистана и, в частности, периодом, предшествовавшим вторжению, я поднял тысячи страниц разных документов — и у нас, и за рубежом, — провел беседы с десятками высокопоставленных лиц, и нигде не обнаружил «американского следа». А как хотелось — такая была бы интрига! Более того, книгу «Вирус «А». Как мы заболели вторжением в Афганистан» я писал в соавторстве с полковником внешней разведки, кандидатом исторических наук Валерием Самуниным, который накануне ввода войск являлся сотрудником кабульской резидентуры КГБ и по долгу службы хорошо был осведомлен об истинных намерениях янки. Но и он в эту тему ничего нового добавить не смог.

По сути дела, инициаторы пересмотра повторяют тот старый партийно-гэбэшный трюк, срочно придуманный сорок лет назад для объяснения и оправдания советского военного вторжения.

Еще дальше пошел депутат-коммунист Н. Харитонов, который якобы под бурные аплодисменты зачитал на заседании Комитета по обороне проект заявления о пересмотре: «Решение о вводе войск принималось в полном соответствии с нормами международного права».

Ну, здесь я даже и не знаю, что сказать. Так и просятся непечатные выражения. О каком международном праве можно говорить, если, появившись в Кабуле, войска и спецслужбы первым делом физически уничтожили того самого главу суверенного государства, который так настойчиво просил оказать ему военную поддержку.

Собрались келейно, протокол писали от руки, все в тайне — даже от других членов политбюро, не говоря уже о членах Верховного Совета.

Наконец, в выступлениях «ряда лиц» прозвучало и другое невероятное: дескать, мир тогда не осудил единодушно вторжение, это, мол, все выдумки псевдоспециалистов. Опять хочется руками развести: а как же тогда бойкот московской Олимпиады, жесточайшие санкции, острая критика, звучавшая из уст лидеров многих коммунистических и братских партий. Как быть с голосованием на Генеральной Ассамблее ООН 14 января 1980 года, когда 104 страны осудили Москву и потребовали немедленного вывода войск?

Сегодня не лишне вспомнить некоторые обстоятельства, сопутствовавшие принятию решения о вторжении.

Афганские лидеры, которые в 1978 году совершили в Кабуле государственный переворот и зверски расправились с президентом М. Даудом, его семьей и соратниками, действительно, неоднократно обращались к Москве с просьбами об оказании им военной помощи. Ни Тараки, ни сменивший его Амин не пользовались поддержкой широких масс, испытывали все нараставшее давление со стороны радикальных исламских организаций. Уже через год после переворота (т.н. «апрельской революции») новый кабульский режим оказался, по существу, в заложниках у оппозиции. И начиная с лета 1979 года брежневские соратники стали думать, как с этим быть.

Рассекреченные документы партийных и государственных архивов свидетельствуют о том, что вплоть до глубокой осени кремлевские старцы все как один стояли насмерть: поддержку Кабулу оказывать надо, но вводить войска — ни в коем случае. Однако после того как по приказу Амина глава Афганистана Нур Мохаммед Тараки был убит, а убийца занял его место, в Кремле и на Старой площади настроение стало меняться. Теперь доподлинно известно, что три человека — но зато самых могущественных — принялись продавливать решение о вводе войск. Министр обороны Д. Устинов, глава КГБ Ю. Андропов, министр иностранных дел А. Громыко. Генсек к тому времени был настолько немощен, что согласился бы с любым вариантом. Даже с предложением о высадке наших дивизий на Солнце. Но, естественно, ночью.

Каждый из этих трех имел свои основания для военного вторжения. Устинов надеялся броском на юг потренировать дряблые мускулы своих вооруженных сил, быстренько разгромить разрозненные отряды оппозиции и спустя три-четыре месяца вернуть войска в казармы. Для Андропова это был шанс расправиться с Амином, которого в недрах его ведомства уже назначили «агентом ЦРУ» и трижды пытались ликвидировать, но каждый раз неудачно. Ну а Громыко не смел перечить «Диме и Юре», хотя в глубине души, как потом вспоминал, был против силового варианта.

Келейно, в узком кругу, именно эти люди обсуждали, как лучше осуществить «возвращение к ленинским нормам партийного руководства в НДПА».

Но — внимание! — совершенно неожиданно идею военного вмешательства встретили в штыки именно самые высокопоставленные генералы Минобороны. Во-первых, против этого последовательно выступали два представителя МО в Кабуле: главный военный советник генерал-лейтенант Горелов и советник от Главпура генерал-лейтенант Заплатин. Направленный «за речку» для независимой инспекции главком Сухопутных войск генерал армии Павловский, вернувшись в Москву, также в категоричной форме высказался против ввода войск. Он прекрасно сознавал, что такая позиция не понравится министру, но Павловский был из тех генералов, которые истину ставили выше карьерных соображений.

Дальше — больше. Против выступили начальник Генерального штаба маршал Огарков, а также его заместитель генерал армии Ахромеев и начальник главного оперативного управления генерал армии Варенников. Против был предсовмина Косыгин. В записке, направленной в ЦК, свои возражения высказал академик Примаков. Позже в такой же записке обоснованное несогласие выразил академик О. Богомолов.

В документах, подготовленных авторитетнейшими военными и академическими экспертами, содержался вывод: вторжение будет означать неминуемую эскалацию боевых действий, приведет к неизбежному втягиванию в них наших частей и подразделений, а Запад расценит это как повод значительно увеличить помощь вооруженной оппозиции. Такой шаг станет трудно объяснить даже нашим друзьям из соцстран. Потерь будет гораздо больше, чем приобретений.

Увы, процесс к тому времени принял уже необратимый характер.

Здесь, как мне кажется, важно добавить следующее.

Образно говоря, они постоянно держали пальцы на ядерной кнопке: не упустить тот миг, когда ударят американцы, упредить их. В том, что они обязательно ударят, сомнений не было. Можно назвать это паранойей. Но это факт. Как факт и то, что примерно так же тогда смотрели на русских из-за океана.

Обе стороны с болезненным подозрением, если не сказать больше, относились к военной активности друг друга, к малейшим изменениям в геостратегической расстановке сил. Это — не в оправдание старцев, а в объяснение их мотивов.

Итак, продолжим: что же хотят пересмотреть ретивые депутаты?

Они желают отменить решение собрания, которое было, возможно, самым представительным в истории СССР и новой России. Собрания людей, делегированных всеми республиками Союза. Уполномочен ли г-н Харитонов и лица, ему аплодировавшие, на это? Могут ли они опротестовать решение, принятое при активнейшем участии самих ветеранов той войны? Решение взвешенное и выстраданное.

Когда Борис Громов, Руслан Аушев, Сергей Червонопиский, маршал Ахромеев, генерал Варенников, академик Примаков и другие голосовали за резолюцию съезда, то, наверное, они помнили о тех пятнадцати тысячах солдат, офицеров, генералов, гражданских специалистов, которые полегли в Афганистане. А Харитонов помнит?

Они сознавали, что критерий любой оценки — это результат. А результат почти десятилетнего военного присутствия за Аму-Дарьей и Пянджем известен: кабульский режим не удержался, ранее вполне благополучная страна вот уже 40 лет пребывает в состоянии хаоса, столкновений, террора.

Прогноз, содержавшийся в аналитических записках от 1979 года, оправдался на все сто процентов: присутствие чужеземных войск стало мощнейшим стимулом для роста рядов вооруженной оппозиции, радикализации исламских партий и движений, разгула терроризма. Да, я согласен, все те девять с лишним лет 40-я армия сражалась с отрядами радикальных исламистов. Но они — сначала их у нас называли душманами, затем моджахедами — были частью афганского народа, а их лидеры — сегодня являются элитой афганского общества.

Кстати, это тоже вопрос к инициаторам пересмотра: как вы себе представляете выстраивать отношения с официальным Кабулом, если они, эти отношения, основаны в том числе на признании Москвой ошибочности ввода войск в 1979 году?

Правда состоит в том, что, убивая десять душманов, на следующий день 40-я армия получала сто новых врагов. Правда состоит в том, что именно та война породила таких беспредельщиков, как головорезы «Аль-Каиды» (запрещена в РФ — прим. ред.), непримиримые бойцы «Талибана» (запрещен в РФ — прим. ред), способствовала возникновению подпольных ячеек религиозных фанатиков по всему миру.

Генерал Александр Ляховский, долгое время работавший в составе оперативной группы Генштаба в Кабуле и по праву считающийся самым авторитетным историком военных действий в ДРА, так писал о тех, кто принял роковое решение: «Они во главу угла ставили личные амбиции и идеологические догмы. Надеялись победить в конфликте, действуя по принципу, что победителей не судит даже история, не то что люди. Но политики, направляющие ради собственных амбиций на заклание народ, всегда рано или поздно бывают прокляты им».

Через Афганистан за годы войны прошли более 600 тысяч человек. Надо еще раз подчеркнуть: большинство из них честно и стойко выполняли там свой воинский долг. Но ведь давно известно другое: именно та война породила у нас чудовищный всплеск наркомании, нелегальной торговли оружием, ее стыдливо «спрятанный» характер стал причиной многих трещин, разрушавших общественную мораль, доверие к власти и государству.

Военные расходы, а также ресурсы, брошенные на содержание соседнего государства, непосильным бременем легли на нашу экономику, усугубили ее и без того кризисное положение.

Готовя эту публикацию, я обратился к одному из функционеров «Боевого братства» с вопросом: как объяснить ту трансформацию, которая произошла в представлениях о войне у лидеров этой общественной организации? Ответ был таким: «Это надо самим ветеранам».

Но и тут концы с концами не сходятся. Ведь именно в той самой резолюции съезда, которую хотят сейчас пересмотреть, в ее заключительном пункте, давалось поручение Совмину «разработать государственную программу, направленную на решение вопросов, связанных с устройством жизни и быта военнослужащих и других лиц, входивших в состав контингента советских войск в Афганистане, а также семей погибших воинов». Именно тогда и началась государственная поддержка ветеранов. И если им, ветеранам, чего и надо, то не демагогических конъюнктурных заявлений, а реальной и адресной помощи.

А теперь вернусь к началу своей статьи. Сейчас мы в одном шаге от того, чтобы вернуться к временам, когда решения о начале войны принимались келейно узким кругом лиц. В одном шаге от возвращения к «ленинским нормам партийного руководства». В шаге от признания маразма — правилом, а паранойи — обычным рабочим состоянием политиков.

Трудно сказать, что движет инициаторами пересмотра. Элементарная глупость? Невежество? Холуйское желание угадать сигналы, поступающие «сверху», и угодить власти? Не знаю. Но это опасная и оскорбительная для памяти погибших суета. Несовместимая со статусом демократического государства в XXI веке.

Владимир Снегирев — специально для «Новой»