КолонкаОбщество

Кухарка, не помывшая руки, не может управлять государством

Дизентерия и «мусорные» протесты — следствие средневековой системы монополий, созданной властью

Этот материал вышел в номере № 13 от 6 февраля 2019
Читать

В прошедшее воскресенье в десятках российских городов прошли акции против мусорной реформы. Один из самых крупных митингов собрался в Северодвинске, куда в разгар морозов пришли 9 тысяч человек.

Одновременно в Москве вспыхнул и стал набирать обороты публичный скандал с эпидемией дизентерии, поразившей 12 детских садов на юго-востоке Москвы.

А несколько месяцев назад Алексей Навальный опубликовал великолепное расследование о крымской фирме «Мясокомбинат «Дружба Народов», которая получила без конкурса эксклюзивное право поставок продуктов Росгвардии по всей стране, — после чего эти продукты подорожали вдвое. Только на YouTube расследование посмотрели три млн человек.

У всех этих трех совершенно разных историй есть один общий знаменатель.

Во-первых, все они связаны с недовольством тех слоев населения, которые обычно далеки от политической оппозиции режиму.

Московская мама и северодвинский рабочий — это не совсем те люди, которые ходили на Болотную.

Тем более это касается бойцов Росгвардии, которые бурно обсуждали расследование Навального на своих форумах. Не то чтобы в результате они побросали оружие и перешли на сторону народа, как в «Трех толстяках», — но, боюсь, их решимость отдавать свои жизни за откаты начальства резко поубавилась.

Родина — кормящая мать

Медведев передал малоизвестной фирме все продовольственные подряды Росгвардии. Воровать у военных — наша традиция

Во-вторых, общее в этих трех случаях то, что во всех них недовольство населения проистекало от централизации отрасли, в которой именно централизация заведомо бессмысленна и вызвана только одним — коррупцией.

В самом деле, в Росгвардии служит 340 тысяч человек, и они разбросаны по всей стране. Нет никакой разумной экономической причины, чтобы капусту в Магадан поставлял крымский мясокомбинат. Этой причиной может быть только желание нажиться на питании тех самых людей, которые должны быть цепными псами режима.

В буквальном смысле украсть у пса кость, чтобы выстроить себе дворец, что, конечно, не очень осмотрительно. Потому что, конечно, дворец будет очень большой, но если псы разозлятся, они перестанут его охранять.

Точно так же нет никакой мыслимой причины для создания «Росмусора» и централизации его переработки. Ровно наоборот: создание суперведомства, доходы которого напрямую зависят от количества мусора в стране, означает, что это количество будет расти. Государство должно действовать по-другому. Мусор должны перерабатывать на местном уровне, а на государственном уровне должны приниматься законы, которые способствуют уменьшению количества мусора: например, введение залоговой стоимости за пластиковые бутылки и т.д.

«Росмусор», или Деньги и правда не пахнут

2019 год начали с создания гигантской госкомпании: что с ней не так?

Точно так же нет никакой экономической причины для того, чтобы снабжать московские школы, детские садики и больницы из одного централизованного поставщика. Этого не было даже в сверхцентрализованном Советском Союзе! Там Госплан был, а Госпищешколы не было, что вполне разумно. В конце концов, детей надо кормить свежей едой, изготовленной прямо на месте.

Единственная причина всех этих монополий заключается в принципе «люди — новая нефть». В том смысле, что когда нефтяные доходы путинского окружения стали падать, срочно потребовались новые источники доходов.

Этим новым источником стало население. А деньги у этого населения изымают с помощью искусственных монополий.

Это делает людей, контролирующих подобные монополии (Золотов — в случае Росгвардии, Пригожин — в случае школьных завтраков, Чайка — в случае с мусором), людьми, всемерно заинтересованными в сохранении режима. Они прекрасно понимают, что ни при каком другом режиме подобной монополии не получат, потому будут защищать его любыми средствами. Более того, это как раз и дает им доступ к избыточной «серой» кассе, которая нужна для защиты режима методами, далекими от законных.

Однако это же создает дополнительный источник недовольства.

Возьмем, к примеру, ту же самую дизентерию в детских садах. Представим себе, что наши детские сады снабжались бы, как при СССР: то есть при каждом была бы своя кухня. Натурально, рано или поздно в каком-нибудь садике вспыхнула бы эпидемия.

Но никакого политического характера это происшествие не имело бы. Кухарка, которая не помыла руки, не имеет отношения к государству.

Политическую составляющую это происшествие приобрело именно потому, что эпидемия вспыхнула сразу в 12 садиках; и потому, что московские власти, вместо того, чтобы извиниться и признать ее, стали всячески врать, врачи отказывались ставить диагноз, а начальницы детских садов — принимать результаты анализов.

Монополизировав прибыль от поставок еды в детские сады, власть монополизировала и ответственность за дизентерию.

При этом прибыль оказалась у частной компании, а ответственность повисла именно на государстве.

Точно то же происходило, к примеру, с внедрением знаменитой системы «Платон». Для того, чтобы дать Ротенбергам 10 млрд рублей в год (что для Ротенбергов — семечки), государство в и без того сложной экономической ситуации разорило тысячи водителей, лишив их работы, и создало сложности для всех. Деньги от новой системы опять-таки достались Ротенбергам, а все политические минусы — государству.

То, что внедряется в России, — это система псевдогосмонополий. Эти монополии устанавливаются государством, и государство несет за них политические риски, но вот выгоду от них получают частные люди. Это в некотором роде система средневековых фьефов — только раздают в них не земли, а поставки Росгвардии, грузовые перевозки и т.д.

Благодаря этим новым фьефам общество расслаивается. Сверху оказываются новые графы и герцоги — бенефициары розданных в лен грузовых перевозок и школьных завтраков.

Наоборот, крепостные, розданные в лен, все больше и больше проникаются протестными настроениями. Человек, который всегда был лоялен режиму, вдруг обнаруживает, что грузовик, который он купил в кредит и который составлял весь его заработок, отныне не окупается из-за «Платона»; его дочка заболела дизентерией; а около его дома строят гигантский мусорный полигон. А попытки протеста против этого строительства кончаются выбитыми зубами, липовыми делами и арестами.

Трудно сказать, чем кончится дело. В конце концов, феодальный режим в принципе может быть очень устойчивым. Режим, при котором верхушка вооружена, беспощадна и готова охранять свои привилегии любой ценой, — на самом деле непоколебим.

С другой стороны, сейчас не XIV век, и раздача грузовых перевозок в лен может в конце концов кончиться плохо.

shareprint
Добавьте в Конструктор подписки, приготовленные Редакцией, или свои любимые источники: сайты, телеграм- и youtube-каналы. Залогиньтесь, чтобы не терять свои подписки на разных устройствах
arrow