У Любимова работал еще до Таганки, в Театральном училище имени Щукина играл Незнамова в отрывке из «Без вины виноватые». Соученицы рыдали.

На сцене был Моцартом и Лаэртом, Соленым, Павлом Власовым, Мефистофелем. Да он мог кем угодно быть!

«Он способен истратить себя до сердца», говорил об актере его друг Владимир Высоцкий. С Высоцким они любили друг друга. Это ему была посвящена песня «Ах, милый Ваня, я гуляю по Парижу».

В «Гамлете» Бортник был могильщиком. Но Любимов в приватной беседе убеждал сыграть главную, заветную для любого актера роль: мол, Высоцкий приезжает уезжает… а темперамента Бортнику не занимать. спектакль не надо будет перестраивать… давай репетировать» Бортник не хотел за спиной у товарища «репетировать».

Он был чрезвычайно взыскателен. Когда не нравилась пьеса, текст — отказывался от роли даже у Эфроса. Как его ни уговаривали.

В кино очень редко, но доставались главные роли. Одна из них горный инженер Немчинов в «Зеркале для героя» Хотиненко, упрямец, пытающийся разорвать петлю времени ценой собственной жизни. Встретивший своих родителей. Еще живых, молодых. Попавший прямо с концерта Наутилуса в 1949 год. Выдающаяся работа.

Впрочем, зрители помнят и любят его прежде всего за незабываемые миниатюры, эпизоды-шедевры, в которых, как в капле, отразилось время.

Главное качество дарования Бортника — эксцентриада и подлинность. Житейская правда. И головокружительная легкость игры, что особенно ценил Любимов, доверивший актеру сыграть гения Моцарта в «Пире во время чумы».

В «Месте встрече…» он должен был играть Шарапова, но возникли проблемы. И тогда Говорухин попросил его о коротком «выходе» в образе урки Промокашки. В сценарии – крошечная роль без слов. Бортник придумал текст, с упоением импровизировал на ходу. Во время съемки ареста банды к нему подошел режиссер: «Ваня, выручай. Они все выходят, «Руки вверх!», пистолет в снег — и снова «руки вверх!» – все одно и то же! Придумай что-нибудь!»

Участвующие в массовке милиционеры настолько поверили игре актера, что в какой-то момент сорвались с места, схватили его. Бортник кричал от боли. Зрители, собравшиеся за ограждением съемочной площадки, аплодировали.<

Несколько минут на экране – и его Промокашка – один из самых запоминающихся персонажей сериала. После показа актеру писала судья из районного суда:

Знала бы она, что Иван Бортник из интеллигентной семьи, мама — доктор филологических наук, специализировалась на XIX веке — Лесков, Щедрин; папа — заместитель главного редактора Издательства художественной литературы. В детстве Ваня на виолончели играл.

Среди лучших ролей актера и Вовчик в трагикомедии «Родне» Михалкова, бывший муж Марии (Нонна Мордюкова). Стареющий Вовчик с баяном, с его пьяным выкриком «Погоди, Марусь, я щас микстуры выпью и приду!» — голос отчаяния, опустошенности, надрыва и безнадеги. Такого героя, по мнению председателя Госкино Ермаша, в СССР не могло быть: «У нас не расстаются с жёнами, не пьют!» Роль сократили, вырезав эпизод, который Бортник считал своей удачей.

Но мы его запомнили. Как и крестного в драме «Мусульманин», Гитлера в комедии «Мама, не горюй!», доктора Кожина в «Затворнике», инвалида войны Ивана Никанорыча в «Старшине». Как всех его колхозников, солдат, пьяниц, бригадиров. Словно выхваченных из толпы наших соотечественников. Перенесенных на экран без потерь и фальши. Нежно.