— Иван Юрьевич, наш президент все время говорит о рывке, в частности — в сфере военных разработок. Но это же надо как-то охранять от врагов, которые охотятся на наши секреты? Это может обернуться увеличением числа «шпионских» уголовных дел?
— Любая милитаристская риторика создает в обществе такие настроения, которые приводят к вспышке дел, связанных со шпионажем и государственной тайной. Почему так происходит? Мы живем, как нам говорят с экранов телевизоров, чуть ли не в военное время. Россия должна вооружаться. Вокруг враги. И так далее. Вообще, война — это о врагах. Если есть враги внешние — так нам ясно, кто это. Но война — это враги и внутренние.
— А с ними не все ясно, их надо выявить.
— Внутренние враги как раз и определяются статьями Уголовного кодекса. Это государственная измена и шпионаж.
Спецслужбы выявляют врагов, показывая тем самым результаты своей деятельности.
— А если с изменниками и шпионами туго? Может же быть так, что никто не шпионит и не изменяет?
— Если не могут найти врагов, значит, их надо придумать. А чтобы придумать — при нашем действующем законодательстве даже большого ума не надо. Любая деятельность, если она связана с взаимодействием с иностранцами, с иностранными организациями, может быть интерпретирована или как государственная измена, или как шпионаж.
— Новые разработки оружия — тут наука задействована. Как в наше время заниматься наукой, не взаимодействуя с коллегами в других странах?
— Сейчас не только наука интегрирована в международное пространство. Любая интеллектуальная деятельность так или иначе связана с выходом за пределы границ государства.
Невозможно в нашем информационном мире полностью быть изолированным. Невозможно не быть в контакте с каким-нибудь иностранным «элементом».
А это как раз и есть почва для того, чтобы в таком контакте поискать состав преступления, предусмотренный 275-й статьей Уголовного кодекса — о государственной измене.
— В вашей практике, я знаю, есть дела, когда просто письмо в зарубежный институт привело к уголовному преследованию. Например — «дело Кудрявцева».
— Да, Виктор Кудрявцев, 75-летний ученый, находится сейчас в «Лефортово». Он был координатором международного проекта, в котором участвовал в 2012 году его институт ЦНИИМаш. Проекта, добавлю, который был официально одобрен правительственными органами. Кудрявцев отправил два отчета по этому проекту другому участнику — Кармановскому институту. Такие отчеты были проектом предусмотрены. Он получил все необходимые разрешения режимных комиссий своего института на отправку этих отчетов. Но теперь находится под обвинением в государственной измене.
Другой пример — Геннадий Кравцов. Он отправил резюме в Швецию, чтобы устроиться на работу. И за это был осужден на 14 лет лишения свободы. Потом Верховный суд изменил срок наказания на 6 лет. Это — за отправку резюме.
— Какие такие секреты выдали врагу эти и другие люди — ваши доверители?
— Вы понимаете, сама система защиты государственной тайны очень непрозрачна. В каждом ведомстве, в каждом министерстве есть свой перечень сведений, подлежащих засекречиванию. У Министерства обороны — свой, у Министерства энергетики — свой, у МИДа — свой и так далее. Эти перечни нигде открыто не опубликованы, они сами по себе тоже секретные.
— Ученых, которые, как Кудрявцев, занимаются важными разработками, должны ведь знакомить с такими перечнями, чтобы они знали, о чем помалкивать?
— Не только ученые этого не знают. Даже те люди, которые вроде бы должны разбираться в секретах, знают только перечень своего ведомства. А что относится к государственной тайне в другом ведомстве — этого они не знают. И были случаи, когда одни и те же сведения эксперты одного министерства признавали государственной тайной, а эксперты другого ведомства не признавали.
Поэтому государственная тайна у нас, на самом деле, не государственная, а ведомственная.
— А когда к 14 годам приговаривают, то какие перечни учитывают? Все — или только те, где секретно?
— Выбирают экспертов, которые согласятся с тем, что нарушена государственная тайна.
— За последние годы, как я понимаю, в колониях у нас оказалось некоторое количество ученых-шпионов. В известные времена таких людей как-то использовали, были шарашки, все такое. Сейчас эти люди чем занимаются?
— Они умирают в заключении. Помните, в Петербурге за госизмену был осужден профессор Военмеха Евгений Афанасьев?
— Конечно, помню. Их с коллегой признали китайскими шпионами.
— Афанасьев умер в колонии. Ну, наверное, еще ученые могут шить рукавицы. Или работать на лесоповале.
— Получается, их просто выбивают из обоймы?
— Просто вынимают их из науки. И тем самым обескровливают российскую академическую сферу.
— Если у нас наращивается число секретных разработок, то и число «предателей», видимо, начнет расти. Кто будет новое оружие делать, когда ученые кончатся?
— Спецслужбам это не важно.
Стратегически никто не мыслит. В наше время для спецслужб важнее создать атмосферу страха. Хоть бы и в ущерб развитию науки, в ущерб новым разработкам.
— Вы сказали, что военная риторика приводит к вспышкам такого рода дел. Вы можете назвать периоды таких вспышек в последние годы?
— Вспышка уголовных дел, связанных с государственной изменой, продолжается с 2014 года. Есть статистика: если раньше по таким делам выносилось до трех приговоров в год, то в 2015-м их было уже пятнадцать. То есть число приговоров по делам о государственной измене сразу выросло в пять раз. В этом году мы тоже видим вспышку, думаю, что приговоров будет даже больше, чем пятнадцать.
— Кто чаще попадает под такие дела? Ученые, написавшие не то письмо, или обычные люди, брякнувшие что-то в СМС?
— Сейчас в шпионаже, например, обвиняется топ-менеджер крупнейшей энергетической компании.
— Карина Цуркан шпионила в пользу Румынии, я правильно помню?
— В пользу Молдовы! Обвинение против Карины Цуркан абсурднейшее. Но такое же абсурдное обвинение и у Кудрявцева. И у других людей. В государственной измене, например, обвиняется сотрудница НКО Антонина Зимина. Так что в зоне риска практически все.
