Остров Канта, или Кнайпхоф, — центр Калининграда. Просторный парк посреди реки Прегель. Трудно поверить, что когда-то здесь был город. Почти три десятка улиц, по которым ходили трамваи. Ратуша, собор. Во время августовских бомбежек британскими летчиками в 1944-м город превратился в прах. Грандиозный собор чудовищно пострадал. Отстраивали его всем миром. Раритеты из гробниц пропали, да и сами усыпальницы рассыпались. Хранитель и художник собора Владимир Чиликин показывает мне счастливую находку «губы коровы» — утерянную деталь с одной из эпитафий. Он ищет и находит барельефы, скульптуры из собора в Польше, Литве, Германии.
В соборе, который, кажется, растет из земли, время теряет привязку к реальности, буквально «отвязывается», улетает куда-то под своды, обретая трансцендентальную идеальность, когда-то вымечтанную Кантом. Мастера старинной немецкой компании Alexander Schuke сконструировали и отладили самый большой в России уникальный органный комплекс. Два органа, соединенные оптико-волоконной связью, создают фантастическое звуковое поле.
С приглашением нового директора Кафедрального собора Веры Таривердиевой жизнь на острове оживилась. Здесь проводятся интересные фестивали, например, декабристские вечера, один из престижнейших в мире Международный органный конкурс «Орган+», концерты, выставки. Даже «Музыкальный трамвай» выехал из калининградского депо. Приезжают Саксонская государственная капелла и хор Дрезденского оперного театра, именитые музыканты. Многие по дружбе: собор нищий, на все получает от государства меньше 2 млн в год. Но миссионерские идеи обладают особой энергией. Они притягивают талантливых людей, пробуждают творческое вожделение.
Сквозным лейтмотивом программы стала тема Liebestod (любовь/смерть) — соприкосновение и взаимопроникновение жизни, любви и смерти.
День философии открылся в камерном зале, бывшей княжеской усыпальнице Альбрехта Альтенбургского. Доктор искусствоведения, композитор Михаил Аркадьев «показывал» на рояле рифмы и связи в текстах и музыке тем из глюковского «Орфея и Эвридики», «Тристана и Изольды» Вагнера, «Ромео и Джульетты» Чайковского. Говорил об Иисусе Христе, ставшем символом абсолютной любви, пройдя через Голгофу. Вспоминал вавилонскую историю Пирама и Фисбы, которой вдохновился Шекспир. В экстатическом финале вагнеровской оперы в теме любовного томления выявлял природу человека. «Экстаз, — напоминал он, — в древнегреческом значении — выход за пределы себя, переход. В транспонировании аккордов, неожиданных диссонансах передается фатальное родство Эроса и Танатоса». Потом музыкальный философ увлекся своей любимой темой — исследованием «Пиковой дамы», предложив довольно рискованную интерпретацию оперы, обнаружив в ней вагнеровскую тему Liebestod. Впрочем, Михаил Александрович процитировал Нильса Бора: «Считайте все мои утверждения вопросами».
Я еще не успела пережить это парадоксальное погружение в разнообразные «поэмы экстаза», как эстафету приняли профессор Владимир Гильманов и его молодой коллега. Они устроили дуэт-поединок «Любовь как точка бифуркации Жизни и Смерти». Зал со склепом князя-реформатора наполнился до отказа. Молодежь вместе с ораторами нащупывала точку бифуркации. Философы отправили нас в полет сквозь цивилизации, пытаясь приблизиться к разгадке неразгаданной загадки — к тайне любви. Тайна эта, по их мнению, самым непосредственным образом связана с тайной музыки, мироздания, искусства. Гильманов вспоминал «Божественную комедию» — чувственное возвращение света через любовь, которая «движет солнце и светила». «Ромео и Джульетту» — сущность любви постигается в момент смерти. Поэзию Тютчева, тексты Бердяева и фильмы Тарковского. Он напомнил, что романтики воспринимают сердце как нечто отдельное от сущности человека, как место сборки бытия: Гете в «Страданиях юного Вертера» о сердце говорит в третьем лице. На композиции Rammstein — народ оживился. Смерти необходима энергия жизни, хрипло возглашали певцы, и потому детские души должны быть украдены. А еще слушали Стинга, его обработку произведений барочного музыканта-мыслителя ХVI века Джона Доуленда. Завершился диспут балладой Высоцкого о любви. И кажется, молодой аудитории это не слишком глубоководное погружение в неизъяснимое, в философию любви и смерти было необходимо, потому что дарило надежду. А еще веру в то, что любовь — упразднение эгоизма и мужество «решать все уравнения». Она способна вывести, как утверждал Соловьев, из черной дыры ложного самоутверждения. Сегодня подобный опыт — вещь редкая.
Вечером в большом зале собора состоялся главный концерт, в котором прочувствовать метаморфозы Liebestod пыталась сама музыка. «Ремесло экстаза» прибыли демонстрировать лауреаты конкурсов Анна Кошкина (виолончель), Михаил Аркадьев (фортепиано), Айлен Притчин (скрипка), Дмитрий Булгаков (гобой), Ксения Авраменко (флейта). В концерте приняли участие титулярные органисты Кафедрального собора Евгений Авраменко и Мансур Юсупов и Камерный оркестр Калининградской областной филармонии под управлением Александра Андреева.
Из номера в номер звучала музыка, доказывающая неразрывность связи света и тьмы, любви и смерти. Гендель, Моцарт, Вивальди, Бах, Вагнер, Шнитке… И это тоже был взволнованный, захватывающий диспут. Болью, сдержанной страстностью проникнуто исполнение Анной Кошкиной «Кол Нидрей», молитвы Макса Бруха. Виолончель молила о пощаде, оплакивала, взывала к высшим силам. Анна всегда играет на своей потертой виолончели. Покупает ей билет на самолет. Сидит с ней рядом. Вместе — одно целое.
В финале состоялась мировая премьера произведения Михаила Аркадьева «Сарабанда», посвященного танцу, совмещающему в себе страсть, строгость, неукротимость движения вперед и… погребальное звучание. А ночью был Бах. Фуги и прелюдии кружили под сводами собора, ощупывая цветные стеклышки витражей, пытаясь прорваться к звездному небу, о котором размышлял Кант. В музыке Баха мотив смерти и воскрешения обрел свой первоначальный смысл. Известно, что в 1720-м композитор, вернувшись домой из путешествия, узнал о смерти жены и детей. Тогда он написал свою знаменитую партиту ре минор для скрипки. Вернул к жизни исчезнувший голос, в котором невыносимая боль, томление и тоска.
Сегодня власти города вроде бы поддерживают реформы музыкальной жизни на острове. Планируют, к примеру, строить консерваторию. Правда, пока и учащиеся музыкального колледжа не очень-то активно посещают музыкальные вечера и фестивали, вдохновленные деятельной энергией команды Веры Таривердиевой. А ведь благодаря ее усилиям здесь выступают музыканты с мировыми именами — Борис Березовский, Алексей Гориболь, Батист-Флориан Марль-Уврар. Но даже на Березовском зал неполон. Спрашиваю у соседки по самолету, модной молодой женщины, работающей на городской табачной фабрике, бывает ли она в соборе. «В детстве, — говорит, — была». Почему? «Ну как-то не принято. Да мы лучше в Польшу или в Германию съездим орган послушать». «Жаль, — говорю, — вы очень похожи на Кармен. Вам, наверное, нравится музыка Бизе». «Кармен, это что?» Впрочем, обещала мне непременно «заглянуть» в собор.
В 2024-м — в трехсотлетний юбилей Канта — остров станет местом паломничества. И об этом стоит задуматься, ведь атмосфера места воссоздается общими усилиями. Необходимо изменить вектор движения, не только ширпотребом жив человек. Это забота и руководства области, по существу, трансъевропейской территории, и местных СМИ. На пресс-конференции «музыкально-философского марафона» их практически не было. И значит, люди не будут знать, что рядом с захоронением выдающегося мыслителя бьется пульс музыкальной, поэтической, философской жизни. А ведь обладая таким сокровищем — Кафедральным собором дивной красоты, с замечательной акустикой, — город мог бы стать объединяющим музыкальным центром. Не все же Москве и Петербургу отбирать классику себе. «Человек может стать человеком только путем воспитания. Он — то, что делает из него воспитание». Кто это сказал? Правильно, Иммануил Кант.
