Одноэтажный с мезонином дом на Стесселевской улице (ныне ул. Красной Звезды, 21) строился для жены титулярного советника Григорьевой. В начале ХХ века по заказу последней владелицы, супруги штаб-ротмистра гусарского полка Фридерици, дом обзавелся вторым этажом и пристройкой со стороны двора.

В советскую пору анфиладная планировка была заменена на коридорную, с десятком квартир.

Но, по мнению специалистов, здание не утратило своей роли в застройке Софии (исторический район южной части города) — в 2001 г. дом Фридерици (Григорьевой) был включен в «список выявленных объектов культурного наследия, представляющих историческую, научную, художественную или иную культурную ценность».

В составленной тогда Борисом Кириковым учетной карточке КГИОП указывалось, что дом построен «по проекту 1838 г. арх. А. А. Тона», ценен тем, что «входит в историческую фоновую застройку б. Стесселевской улицы» и представляет «образец деревянного жилого дома в стиле позднего классицизма, пример творчества архитектора А. А. Тона». К особенностям, составляющим предмет охраны, были отнесены «объемно-планировочное решение, композиция и архитектурный декор фасадов». Техническое состояние оценивалось как среднее (в 1960 г. проводился капремонт).

Историко-культурная экспертиза (ИКЭ), поступившая недавно на рассмотрение в КГИОП, пытается опровергнуть каждое из этих утверждений. Выполнена она, как значится в документе, «пенсионером» Борисом Матвеевым. На заслуженный отдых Борис Михайлович, отработавший не один десяток лет в КГИОП, вышел год назад. К апрелю выправил аттестацию Минкульта на проведение ИКЭ: на пенсию не проживешь.

Заказы не заставили долго ждать — одним из первых стало ООО «СуперТехАвто».

Но, похоже, новый владелец предпочел взяться за дело кардинально: устранить само историческое здание. А для начала снять с охраны. В чем, как можно теперь видеть, и взялся ему помочь вчерашний главный специалист КГИОП.

Выложенная на сайте ведомства ИКЭ изобилует небрежностями. Датой приобретения значится 18.12.2018; в преамбуле Матвеев отчитывается о выполненной детальной фотофиксации, но она отсутствует, а раздел «современные фотографии» представлен снимками 6—8-летней давности, позаимствованными с интернет-ресурсов. Технические заключения 2008 и 2018 гг. показаны обрывочно — несколько страниц, не содержащих никаких данных по конкретным замерам. При этом выводы второго заключения почти слово в слово повторяют выводы первого. Трактует их Матвеев весьма вольно, утверждая: «Все обследования, начиная с 1984 г., констатируют аварийное состояние конструкций здания».

Между тем заключение 1984 г. оценивает состояние фундаментов как «ограниченно работоспособное», только в отношении 60% стен признается «неудовлетворительное» и «местами аварийное» состояние. Аналогично — в заключениях 2008 и 2018 гг. И все три делают вывод о целесообразности разборки здания не по причине необратимой аварийности, а потому что так проще и дешевле:

При этом все три заключения не исключают возможности реконструкции. И предписывают выполнить первоочередные мероприятия по укреплению перекрытий, замене полов, устранению протечек и проч.

Матвеев берется опровергнуть содержащиеся в учетной карточке утверждения авторитетного исследователя Бориса Кирикова — как в части авторства Тона, так и относительно градостроительной, и архитектурной ценности здания. В своей попытке уточнить датировку господин Матвеев довольствуется двумя документами: о «Высочайшем утверждении» проекта с оборванной последней цифрой в написании года («9 февраля 183(?)») и бумагой об освидетельствовании печей дома в январе 1840 г. Из чего делает вывод, что «дом был построен к 1839 году».

Но почему-то не приводит и не анализирует подробный план Царского Села 1838 г. — к которому апеллирует в экспертизе, выполненной в то же время по другому царскосельскому зданию.

Зато эксперт напоминает, что в 1835 г. Николай I велел архитекторам придерживаться «рисунков, данных из Берлинских фасадов». И в пригородную резиденцию были препровождены «для руководства при составлении фасадов на построение в Царском Селе обывательских домов и других зданий тринадцать тетрадей, издаваемых в Берлине г. Менцелем фасадов разных строений» — с указанием: «что из фасадов сих наиболее нравится государю императору, отмечены Е. В. карандашом крестиком».

Сведений о том, сколько зданий и какие именно были выстроены по «отмеченным крестиком» образцам, не приводится. И дом Григорьевой не сопоставляется с каким-либо из них.

На проектном чертеже дома есть две надписи — «Чертил Иван Резанцов» и «Смотрено. Архитектор А. А. Тон». Из чего Матвеев делает вывод: «при проектировании архитектор Рязанцев пользовался образцовым проектом, который взял за основу». А Тон лишь «руководил проектированием» и «согласовывал».

Утверждение Кирикова о том, что дом является образцом творчества Тона, объявляется Матвеевым некорректным.

А архитектурный облик, мол, так сильно изменен перестройками, что теперь скорее соответствует духу «советского казенного классицизма» и «дает искаженное представление об исторической фоновой застройке Царского Села».

Хотя выше эксперт признавал, что при перестройке 1909 г. архитектор В. Соколов «использовал не только композицию фасада, заданную образцом классицизма, но и наиболее интересные элементы декора предшествующей постройки». Не приводя никаких данных о характере повреждений времен Великой Отечественной и воспоследовавшего ремонта, Матвеев утверждает: «лицевой дом во время войны сильно пострадал», а послевоенное воссоздание добавило фасадам чужеродного декора. В результате, по его мнению, «здание полностью утратило облик предшествующих исторических построек». Приговор: ничего особо ценного в доме Фридерици (Григорьевой) нет, в охранном статусе — отказать.

Беды в этом эксперт не видит — дом дореволюционный, выходит на красную линию, а потому закон гарантирует его сохранность, ну или воссоздание исторического облика (если будет демонтирован по причине аварийности конструкций).

Чем оборачиваются такие «воссоздания», можно увидеть, пройдясь по адресам из черного списка градозащитников. Схема одна и та же: продажа на торгах за символическую цену, снятие с охраны, снос, воссоздание в кирпиче и бетоне с нахлобучиванием куда более диких элементов, чем оскорбившие вкус Бориса Матвеева детали «советского классицизма» на доме Фридерици.

«Борис Матвеев отказывает дому Фридерици в архитектурной значимости, ссылаясь в том числе на его возведение по «образцовым проектам» первой половины ХIХ века. Но ведь и они ценны, таких образцов рядовой застройки Софии почти не осталось! — возмущается председатель пушкинского отделения петербургского ВООПИиК Галина Груздева. — Их ликвидация приведет к тому, что мы уже никогда не сможем увидеть, как выглядел город сто лет назад, его образ останется только на открытках. В экспертизе также делается упор на негативные последствия послевоенных изменений по фасаду, при этом признается их фрагментарность. Но ведь они вполне обратимы, однако речь о возможных корректировках вообще не идет. Только за последние 13 лет мы в Пушкине потеряли 16 деревянных домов-памятников. Не говоря о тех их собратьях, что не дождались охранного статуса. Работа над городской программой спасения деревянного зодчества, о которой говорится много лет, начата лишь недавно (мастерской «Студия 44», выигравшей конкурс КГИОП.— Прим. ред.).Необходимо до ее запуска заморозить все решения, связанные с такими домами, ограничившись противоаварийными мерами и консервацией. Иначе новые потери неизбежны».

ВСЕ МАТЕРИАЛЫ ПЕТЕРБУРГСКОЙ РЕДАКЦИИ | АРХИВ ПУБЛИКАЦИЙ | PDF