Мой отец родился в семье научных работников, связанных с медициной. Мой дед, Иван Иванович, воевал в Гражданскую войну, затем работал на кафедре физиологии в Первом медицинском институте. В годы террора был расстрелян. Бабушка, Мария Самуиловна Кизильштейн, служила в Институте питания, была арестована и провела 20 лет в лагерях.

Вырос отец благодаря любви и теплу окружающих. Школьные годы провел в детском доме в Пермском крае. Школу окончил с опозданием, но с золотой медалью.

Поступил в Первый медицинский институт. В институте женился на Инне Павловне Коломойцевой, чья судьба была похожа как две капли воды на его собственную. После окончания в 1953 году института отца распределили в Волоколамск, где он одновременно работал терапевтом, акушером, педиатром и… патологоанатомом. Молодой доктор впервые в стране провел обменное переливание крови при гемолитической желтухе новорожденных. С этого начался путь отца как гематолога: его представили Иосифу Абрамовичу Кассирскому. Так он оказался на кафедре Института усовершенствования врачей, возглавляемой этим блестящим клиницистом, поступил в ординатуру. После переезда в Москву, в 1958 году, родился я.

В ходе научных исследований в начале 60-х отец обнаружил появление популяции измененных эритроцитов при различных анемиях, что позднее стало основанием гипотезы о шунтовом кроветворении и разработки оригинальной методики исследования уровня гемоглобина в крови.

В середине 60-х отец прибыл «послом мира» в только-только появившееся тогда независимое государство Кувейт, где несколько месяцев строил медицину молодой страны. Шейхи, бедуины, морские ежи, нефть в пустыне, верблюды — все это было как в сказке.

Вернувшись в Москву, он уходит с кафедры руководить клиникой в Институт биофизики. Отец с коллегами занимались радиационной медициной, диагностикой и лечением острой лучевой болезни. В институте появилось абсолютно новое и оригинальное решение по биологической дозиметрии, позволяющее оценить дозу радиации, воздействующую не только на организм в целом, но даже на отдельные его участки.

На рубеже 70-х годов произошло значимое событие в гематологии страны: коллектив под руководством отца вылечил первого ребенка с острым лейкозом. Возможность излечения была озвучена на международной конференции, в СССР «старые врачи» на этот прорыв отреагировали с угрюмым недоверием: мало ли что там говорят иностранцы… Но попробовали комбинацию нескольких цитостатиков… — и получилось! Что означало излечение не менее половины детей с этой абсолютно смертельной ранее патологией.

В 1971 году, после смерти Учителя — И.А. Кассирского, — отец возглавил кафедру и ее выдающийся коллектив.

Отец был консультантом 4-го Главного управления Минздрава СССР, возглавляемого Евгением Чазовым, но о своих высокопоставленных пациентах никогда не рассказывал, хотя некоторые сведения просочились. Драматичным было лечение в 1978 году президента Алжира Бумедьена. Он заболел во время визита в Москву, но, почувствовав себя лучше, улетел домой в сопровождении бригады лечивших его советских врачей. Бригаду возглавил А.И. Воробьев. В полете состояние президента ухудшилось, он потерял сознание. Советские медики, которых консультировали коллеги со всего мира, месяц боролись за спасение его жизни. Безуспешно.

Через несколько лет случился Чернобыль. Отец возглавил всю медицинскую часть оказания помощи пострадавшим. Организовывал прием и интенсивную терапию облученных пожарных (а им, кроме антибиотиков и стерильных условий, требовалось огромное количество донорских тромбоцитов, которые тогда умел заготавливать только коллектив, которым руководил отец). В 7-й городской больнице Москвы был организован пункт приема беженцев из Припяти, Чернобыля, других районов, оказавшихся в зоне поражения. Тогда в полной мере и пригодилась биологическая дозиметрия.

А вскоре произошло землетрясение в Армении. К этому моменту отец уже был директором Института гематологии (позже — Гематологический научный центр). Из сотрудников института была сформирована бригада специалистов, которая вместе с автопоездом по заготовке донорской крови отправилась в Армению. Там блестяще были реализованы наши наработки по интенсивной терапии при синдроме длительного сдавливания. Сотни пострадавших остались живы благодаря этой методике.

В августе 1991 года отец открыто выступил против путча. Помог случай: мой друг, Сергей Фонтон, работал на радиостанции «Эхо Москвы», и мне удалось передать ему интервью отца, записанное на даче на магнитофон. А вскоре папе предложили возглавить Министерство здравоохранения новой страны. Связаны или нет два эти события — судить трудно, но и исключить нельзя.

Отец руководил министерством недолго — меньше года. Эта глава его жизни мало описана и оценена. Конечно, повестка дня версталась на ходу. Мало того что рухнул Советский Союз, еще и был принят закон РСФСР, радикально меняющий структуру и функции здравоохранения, — закон о медицинском страховании граждан. Его положения противоречили внутренним «социалистическим» установкам министра на бесплатную и общедоступную медицинскую помощь, вводили капиталистические отношения в эту чувствительную сферу. Тем не менее были подготовлены постановление правительства по введению медицинского страхования и соответствующий приказ Минздрава. Этот приказ вводил понятия лицензирования медицинской деятельности и аккредитации медицинских организаций.

Приказы рождались непросто. Как пример — приказ №41 о предоставлении статуса юридического лица аптекам. В проекте этого документа были и медицинские организации, и станции переливания крови. Но на этапе согласования две последние позиции исчезли. До сих пор кризис отечественной медицины связан с этим важнейшим изъятием: фармацевтическая служба развивалась, медицинская — деградировала, оставаясь винтиком в бюрократической системе.

После ухода с поста министра отец вернулся к работе в институте. Продолжилось развитие двух глобальных направлений: лечение опухолей крови и создание современной интенсивной терапии. В первом направлении огромную роль сыграли новые противоопухолевые препараты, которые оказали радикальное влияние на ранее не поддававшиеся терапии заболевания и применение новых схем полихимиотерапии для новых болезней. Впервые в мировой практике удалось добиться излечения 80% некоторых опухолей лимфатической системы — результат, не достигнутый в мире до сих пор.

Интенсивная терапия нанизывалась на учение о ДВС-синдроме (диссеминированное внутрисосудистое свертывание крови). Это магистральное направление позволило снизить в стране материнскую смертность от кровотечений, оказать помощь тяжелейшим пострадавшим в Беслане. Удивительно, что ученики и последователи Воробьева почему-то крайне негативно относились к его идеям и теоретическим обоснованиям в этой сфере, хотя получали поразительные по эффективности результаты.

Еще в бытность министром здравоохранения отец выдвинул идею и довел ее до постановления правительства (принятого, но таинственно пропавшего) о передаче «тюремной» медицины в ведение медицины гражданской. Собственно, на следующий день после этого заседания правительства его и сняли с должности.

Наверное, последним гражданским подвигом академика Воробьева стало дело его ученицы Елены Мисюриной в 2018 году. Ее неправомерно осудили за нанесение повреждений, повлекших смерть больного. Уже тяжелобольной, парализованный, отец все-таки добрался до суда, чтобы выступить на нем свидетелем. Но его доводы — специалиста мирового класса — не просто не были услышаны. Прокурор пытался выяснить у отца номер квартиры, где он был прописан. Но дело в том, что отец более 15 лет в этой квартире не жил, поэтому и ее номера не помнил. И на таком вот основании суд пришел к выводу о недееспособности свидетеля. Этого публичного унижения отец не вынес: у него развились тяжелые нарушения мозговой деятельности, он практически перестал ходить, читать и писать. Тем не менее дело Мисюриной было направлено на новое рассмотрение, а сама она освобождена из-под стражи.

«Врач подобен Богу» — это изречение Гиппократа было для отца жизненным кредо. Увы, общество наше забыло об этой заповеди.

Павел Воробьев — специально для «Новой»