Осенью 1918 года, когда Россию уже раздирала Гражданская война, председатель ВЧК Феликс Дзержинский отправился в Швейцарию — ​навестить жену и сына, обосновавшихся в Берне. Забирать семью домой, в революционную Москву, он не стал. Повез отдохнуть в чудесное курортное местечко Лугано.

Назад, в Россию, руководитель советской госбезопасности возвращался через Берлин, откуда 28 октября отправил жене письмо:

«Вчера здесь состоялся ряд собраний, на которых выступал Карл Либкнехт, а потом — ​демонстрация. Демонстрантов разгоняли шашками, имеются тяжелораненые. Часть демонстрантов прорвалась через полицейские оцепления и остановилась перед советским посольством, приветствуя его, размахивая шапками и платками. Это лишь начало движения. Массы ждут переворота. Недостает лишь группы пионеров с достаточной волей и авторитетом».

Осенью 1918 года революция вспыхнула и в Германии. Еще одна империя не выдержала четырехлетней бойни.

Поражение

Первую мировую кайзеровской армии пришлось вести на два фронта — ​на западе и на востоке. Революция в России пробудила в немцах надежду на победу. Большевики в марте 1918 года подписали сепаратный мир в Брест-Литовске. Германия могла сконцентрировать все силы на западном фронте. Вот почему Англия и Франция так обиделись на большевиков, заключивших мир с немцами.

Немецкие солдаты, переброшенные с восточного фронта на западный, участвовали в новом наступлении, которое началось 21 марта 1918 года под лозунгом: «Добиться окончательной победы!» Союзники откатились назад. Германские войска маршировали по территории Франции, как в 1914-м. Немцы уже обстреливали Париж из крупнокалиберной крупповской пушки. Но в июле 1918 года миллион американских солдат высадился в Европе. Прибыли свежие канадские и австралийские части. Союзники произвели четыре тысячи танков, а немецкой индустрии это было не под силу.

Германские войска продвигались вперед, но это не было победой. Немецкая армия находилась на грани истощения. Весеннее наступление поражало воображение, но немцы несли огромные потери, восполнить которые не могли. 8 августа союзники развернули контрнаступление на широком фронте, которое оказалось последним в этой войне. Оно продолжалось сто дней — ​с 8 августа по 11 ноября.

Германское верховное командование осознало, что война проиграна. Генералы не стали ждать, пока вражеские армии войдут в Берлин, и запросили перемирия.

Война была выиграна прежде, чем армия союзников достигла территории Германии. Войска Антанты заняли лишь Рейнскую область и остановились. Французский маршал Фердинанд Фош, принявший на себя обязанности главнокомандующего союзными силами, сказал, что не желает больше терять ни одного солдата. Только командующий американскими экспедиционными силами генерал Джон Першинг предлагал продолжить наступление. Но в Вашингтоне несказанно обрадовались окончанию войны. Американские войска получили приказ спешно возвращаться на родину. Антанта совершила ошибку. Немцы не ощутили, что потерпели поражение. Не увидели, как вражеские войска оккупируют всю страну, как они маршируют по Берлину.

Немецкие солдаты вернулись домой. Президент страны Фридрих Эберт, первый в истории Германии демократически избранный глава государства, восторженно приветствовал их в столице: «Вы вернулись непобежденными!»

Большинство немцев так и не поверили, что союзники победили. Всю войну благодаря усилиям пропаганды они пребывали в уверенности, что кайзеровская армия выигрывает все битвы. Союзники начали брать верх лишь во второй половине июля 1918 года, но немецкие военные коммюнике утаивали правду до октября. Когда вдруг выяснилось, что кайзеровская армия потерпела поражение и война проиграна, немцы пришли к выводу, что это предательство, козни внутренних врагов.

Германия презирала политиков, заключивших перемирие. Так родилась легенда о победоносной, но преданной либеральными политиками армии, и она существовала долгие годы. Никакая правда не может конкурировать с вымыслом, который всех устраивает.

Красное знамя над Берлином

Германия была разгромлена. Как и в России, здесь вспыхнула революция. Движущей силой стали разочарованные люди в военной форме. Кайзер Вильгельм II бежал. Пример России восхищал маршировавших под красным знаменем радикально настроенных немецких социалистов во главе с Карлом Либкнехтом и Розой Люксембург. 9 ноября революция достигла Берлина, где началась всеобщая стачка.

«День, которого Маркс и его друг Энгельс страстно ждали всю свою жизнь, — ​писал современник, — ​наступил. В столицу империи боевым строем вступает революция. Твердой, ритмической поступью рабочие батальоны из Шпандау и пролетарских окраин на севере и востоке Берлина движутся к центру города, твердыне императорской власти. За ними десятки тысяч. Они идут и идут».

Никто не сопротивлялся. Революция победила в Берлине без единого выстрела. Рабочие пришли к Рейхстагу с требованием немедленного мира. С балкона к ним обратились лидеры социал-демократов Филипп Шейдеман и Фридрих Эберт, которые провозгласили Германию республикой. Социал-демократы отменили цензуру, разрешили свободу собраний и союзов, объявили амнистию по политическим делам, пообещали восьмичасовой рабочий день, избирательное право для женщин, отделение церкви от государства.

В Берлине выступал и лидер левых социал-демократов Карл Либкнехт:

— День революции наступил! Мы добились мира. Мы должны напрячь все силы, чтобы образовать правительство рабочих и солдат и создать новый государственный строй пролетариата, строй мира, счастья и свободы.

В Москве торжествовали. Вожди большевиков мечтали о соединении русской и немецкой революций. Две крупнейшие континентальные державы смогли бы совместно решать судьбы остальных европейских стран, в первую очередь Франции, где левые тоже бунтовали.

Но революцию в Германии быстро подавили. Почему немецким марксистам не удалось то, что совершили Ленин и Троцкий?

«Первая мировая война начиналась в прекрасные солнечные дни, а революция — ​в дождливые ноябрьские холода. Уже одно это было не в пользу революции, — ​предложил свою версию известный немецкий публицист Себастиан Хафнер. — ​Хоть это и примитивно звучит, но это правда.

Начало войны, несмотря на все несчастья, которые за ним последовали, осталось в памяти хотя бы немногими днями незабываемого подъема и ощущения полноты жизни. А революция, принесшая в конечном итоге мир и покой, оставила практически у всех немцев лишь самые печальные воспоминания.

В ноябре 1918 года война уже закончилась, и женщины вновь обрели своих мужей, которые внезапно получили в подарок еще целую жизнь. Однако ни у тех, ни у других не было ощущения радости; они видели горе, разруху, страх и слышали лишь стрельбу по ночам, чьи-то вопли да ноябрьский дождь за окном».

«При попытке к бегству»

Новое немецкое правительство боялось левых радикалов. Из демобилизованных солдат и офицеров-добровольцев, согласных наводить порядок и стрелять в толпу, формировали «Фрайкорс», добровольческие корпуса. В марте 1919 года прусский министр народного просвещения обратился к учащейся молодежи:

— Добровольцы, вперед! Спаси свое отечество, немецкая молодежь! Вы должны помочь правительству поддержать порядок. Вступайте в добровольческие отряды! Защищайте культурное наследие своих предков, спасайте свое будущее! Помоги, немецкая молодежь!

Для подавления революции вербовали солдат, которые не хотели возвращаться к мирной жизни и не спешили разоружаться, оставшихся без дела и озлобленных офицеров, и вчерашних студентов крайне правых убеждений. Со временем «добровольцы» начнут вступать в штурмовые отряды Гитлера. Они принесут с собой боевой опыт подавления революции, разгона демонстраций, пыток арестованных и расстрелов без суда и следствия.

По призыву коммунистической партии сотни тысяч берлинских рабочих в знак протеста 5 января 1919 года вышли на улицы. Они объявили правительство низложенным. Красную армию должен был возглавить Карл Либкнехт. Тогда войска пустили в ход артиллерию и овладели Берлином. Самых популярных вождей коммунистов Розу Люксембург и Карла Либкнехта убили.

Поражение в войне и революция были восприняты как позор, который можно смыть только кровью. Вину возложили на либералов, коммунистов как агентов России и евреев как агентов Запада.

Когда нацисты пришли к власти, рейхс­фюрер СС Генрих Гиммлер выступал перед командным составом вермахта на занятиях по национально-политической подготовке:

— Вспомните типов из солдатских советов 1918 и 1919 годов. Те из вас, кто в то время служил, наверняка лично знали таких людей. Это были люди, выглядевшие как-то нелепо для нашего немецкого глаза, имевшие черты, в которых каким-то образом проглядывала чуждая кровь.

После подавления немецкой революции националистические группы появились по всей стране. Националистическая шизофрения, как яд, разрушала республику. Демократически настроенные силы оказались в меньшинстве.

Республику невзлюбили

Четырнадцать лет Веймарской республики (1919–1933 гг.) не похожи ни на какую другую эпоху в истории немцев. В сфере культуры это было временем фантастического подъема. Это эпоха экспрессионизма и экзистенциализма, время Томаса Манна и Бертольда Брехта, додекафонической музыки, дирижерского искусства Отто Клемперера и театрального — ​Макса Райнхарда. Это время авангарда, который протестовал против существующего порядка, против авторитетов, буржуазной морали и традиций. Авангард свободно экспериментировал, не обращая внимания на то, что до тех пор в искусстве и литературе считалось обязательным с точки зрения формы и содержания.

В Берлине возникла критическая масса таланта, необычная концентрация одаренных индивидуальностей, создававшая редкостную творческую атмосферу. Художники побуждали друг друга к работе, соревновались между собой и влияли один на другого. С высоты прошедших лет модернизм видится одним из самых творческих периодов европейской истории. Мастера модернизма стали классиками, вошли в европейскую традицию, против которой при жизни восставали.

Берлин становится одной из культурных столиц мира, на равных соревнуясь с Парижем. Но берлинцы не понимали, в какое плодотворное время они живут, не ценили республику. Общество раскололось. Одни питали надежды на радикальное переустройство жизни. Другие мрачно за ними наблюдали.

Демократическая республика, Конституция — ​все это кажется чуждым, привезенным из-за границы, навязанным немецкому народу. Чем дальше, тем больше прежняя, утерянная жизнь кажется прекрасной и заманчивой: всего было вдоволь, цены были низкими и был порядок, столько не воровали!

Провинция не желала признавать столицу. Космополитизм столицы, открытость города противопоставлялись хранящей устои провинции, почве, народным традициям и национальному духу. Городская, или как тогда говорили, асфальтовая цивилизация воспринималась как болезнь, разрушающая привычный образ народной жизни. Многие испытывали страх перед новым, перед утратой привычного.

Страх, охвативший Германию, и стал главной причиной прихода Гитлера к власти. Немцы в 1933 году жили не хуже французов или англичан. Немцы не справились со свободой, которую они получили после распада империи! Свобода требовала самостоятельности во взглядах и решениях. Немцы растерялись, всю вину за неумение наладить жизнь они перекладывали на внешних и внутренних врагов. Они жаждали возвращения к привычному порядку, когда все решается наверху и надо всего лишь подчиняться приказам и указаниям.

Обещание Адольфа Гитлера

«У меня все поплыло перед глазами, — ​так Адольф Гитлер описывал тот момент, когда узнал, что началась революция. — ​Со дня смерти матери до сих пор ни разу я не плакал… Когда газом выело мои глаза и можно было подумать, что я ослеп навеки, я на мгновение пал духом. Но тогда я подчинился неизбежному и с тупой покорностью нес свою судьбу. Но теперь я не мог больше. Я заплакал. Личное горе отступило на задний план перед великим горем нашего отечества».

Адольф Гитлер демобилизовался и посвятил себя политической деятельности. Одно из его первых выступлений законспектировал сотрудник баварской полиции:

— Нам нужно вернуть себе чувство национальной гордости. Но что или кто сегодня может быть предметом гордости? Может быть, наше правительство? (смех в зале). Но скажу и другое — ​нам нужна национальная воля. Нельзя по каждому поводу жаловаться: «Мы не можем»… Это неправильно. Мы можем! (аплодисменты). Что нам нужно? Национальное самосознание. Надо слепо верить в наше будущее!

Гитлер обещал избавить немцев от чужаков, которые ведут себя в стране как хозяева. Вот что мучило немцев! Чужие богатеют на их слезах, чужие забирают их работу и женщин. Чужих и потому опасных набралось немало — ​от евреев и славян до либералов и гомосексуалистов, которых тоже стали отправлять в концлагеря.

Жизнь в стране не ладилась. Кто за это ответит? Ответят те, кто выглядел иначе, вел себя не так, как другие, говорил и думал по-своему.

После поражения в Первой мировой, распада империи и трудных послевоенных лет немцы жаждали национального успеха, восстановления роли Германии, соответствующей ее историческому величию и мощи, и ощущения принадлежности к великой державе.

Мобилизующая сила мифа

Через несколько лет после окончания войны началась идеализация коллективного фронтового опыта. Заговорили о том, что именно война сплачивает людей и пробуждает в них лучшие качества. Идеализация войны строилась на наборе мифов. В Германии главным мифом был бой при Лангемарке.

С восторгом рассказывали, как 20 ноября 1914 года плохо обученная, едва попавшая на фронт добровольческая молодежь, состоявшая из старшеклассников и студентов, с пением национального гимна «Германия, Германия превыше всего» устремилась на вражеские линии к западу от Лангемарка в Бельгии и, смяв врага, взяла в плен чуть ли не две тысячи французских солдат.

На самом деле все было наоборот. Молодые немецкие солдаты понесли большие потери… Однако эту неудачную атаку пропаганда превратила в яркое проявление героизма немецкой молодежи. Позднее этот мотив жертвенности стал восприниматься как воплощение высшей духовности немецкой нации, противостоящей другим, прагматически-приземленным нациям.

Немцам внушали: война — ​это увлекательное приключение. «Я всегда думал, — ​отмечал немецкий писатель Эрих Мария Ремарк, переживший Первую мировую, — ​что любой человек против войны, пока не обнаружил, что есть и такие, которые за войну, особенно если им не нужно идти туда самим».

Гитлер восстановил всеобщую воинскую повинность, отмененную после войны, а военный министр генерал-полковник фон Вернер фон Бломберг сформулировал задачи военно-патриотического воспитания молодежи: «Перед армией поставлена задача стать плавильным котлом для воспитания нового немца. В вермахт приходят молодые люди, готовые исполнить любое задание партии и командования, восторженные, политически подкованные. Молодежь полна безграничного доверия к вермахту и рассчитывает пройти в армии последнюю ступень воспитания для службы народу».

Культ войны, фронтовой жизни глубоко внедрился в общественное сознание. «Если они (имелись в виду демократические страны Запада) хотят войны, — ​с угрозой повторяли немцы, — ​что же, они ее получат». Немцы видели в новой войне единственный выход из кризиса и возвращение к былому величию нации. Поэтому развязали Вторую мировую, в результате которой Германия едва не перестала существовать как государство.