Хотя подтвержденной информации о сделке нет — в Сбербанке опровергли ведение переговоров, а ЦБ пообещал провести расследование инцидента на предмет манипулирования фондовыми котировками — это тот случай, когда реакция рынков примечательна сама по себе.

Вместо синергического эффекта от потенциального слияния «отечественного Google» (точнее, всей Кремниевой долины в миниатюре) и самого прогрессивного госбанка, инвесторы «Яндекса» увидели угрозу для своих вложений.

После небольшой коррекции падение продолжилось и на следующий день. На низшей точке акции «Яндекса» на бирже Nasdaq в Нью-Йорке и на Московской фондовой бирже подешевели на 20–30%.

По данным источников The Bell, интерес Сбербанка к приобретению доли в IT-компании обусловлен благородными побуждениями. Герман Греф, который входит в совет директоров «Яндекса», якобы видит себя в роли «белого рыцаря», спасающего айтишников от полного поглощения государством по сценарию соцсети «ВКонтакте», из которой в 2014 году был изгнан ее основатель Павел Дуров.

Предсказуемо, что щупальца спецслужб однажды должны были дотянутся и до «Яндекса», который является крупным игроком на медиарынке, активно обрабатывает данные российских граждан и имеет тесные связи с иностранными партнерами. В то же время IT-компания всегда вела себя достаточно покладисто и удовлетворяла основные требования властей. Год назад штаб-квартиру «Яндекса» посетил президент Владимир Путин, а несколько дней назад на ее фирменном беспилотнике прокатился премьер Дмитрий Медведев.

И все же стремление к полному государственному контролю могло перевесить симпатии руководства страны к различным чудо-технологиям. Если так, то Сбербанк — это вполне подходящий кандидат на роль надежного опекуна. Еще в 2009 году крупнейший госбанк получил «золотую акцию» «Яндекса» — она не дает права на управление компанией, но позволяет блокировать продажи крупных пакетов акций и ограничивать тем самым аппетиты иностранных инвесторов. С тех пор Сбербанк и «Яндекс» активно сотрудничают, особенно по линии «Яндекс.Деньги» (75% акций платежной системы принадлежит госбанку), а в последнее время их интеграция заметно усилилась. Самым крупным шагом стало создание совместного предприятия в сфере онлайн-ритейла, который аналитики окрестили российским аналогом Amazon.

На форуме «Открытые инновации» Греф заявил, что является приверженцем концепции «радикальной правды» и призывает всех своих сотрудников открыто делиться плохими новостями. Скорее всего, на пресс-службу банка эти принципы не распространяются. Источник Forbes, например, утверждает, что стороны уже полгода обсуждают потенциальную сделку. Продолжительное падение капитализации компании (с $11,7 до $9 млрд в течение двух дней) тоже говорит о том, что инвесторы считают этот сценарий вполне вероятным.

Не исключено, что акционеры имеют для своих опасений более конкретные основания, неизвестные широкой публике, полагает аналитик «Открытие Брокер» Тимур Нигматуллин:

До сегодняшнего дня «Яндекс» был одной из самых высоко оцениваемых биржевых компаний в России: соотношение капитализации и чистой прибыли (один из основных показателей, по которым определяется инвестиционная привлекательность компании) на порядок превышало средние значения по российскому рынку. «Яндекс» также не испытывает необходимости в дополнительном финансировании — темпы роста выручки компании в последнее время составляли около 25%. «Были ожидания, что «Яндекс» будет расти по экспоненте. Все необходимые технологии уже есть, остается только масштабировать продукты и выходить на другие рынки», — говорит Нигматуллин.

Теперь оптимизма поубавилось. Распродавать акции «Яндекса» начали западные фонды, которые стараются избегать малейшей аффилиации с российскими госбанками. Сбербанк уже сейчас находится под секторальными санкциями, а в ноябре они могут быть расширены до любых долларовых расчетов. Если продажа состоится, то дисконт к стоимости бумаг «Яндекса» может быть сопоставим с премией к риску по акциям российских госкомпаний.

Помимо санкций есть фундаментальные причины, которые делают эту сделку нежелательной с экономической точки зрения. Негативное влияние государства на акционерную стоимость поглощаемых частных компаний можно увидеть на недавнем примере — покупке госбанком ВТБ доли в продуктовой сети «Магнит». Ритейлер уже на момент заключения сделки испытывал определенные трудности с бизнес-моделью, но при новом собственнике ситуация только ухудшилась.

Дело не только в отсутствии убедительной стратегии, но и в непрозрачных действиях менеджмента и совета директоров «Магнита», которые пытаются купить у одного из акционеров ритейлера фармацевтическую компанию, обремененную огромными долгами.

Всем известна печальная судьба «Газпрома», который 10 лет назад был одной из самых перспективных компаний в мире, а сегодня лишается покупателей и вынужден реализовывать нерентабельные политизированные проекты. Сейчас российское государство напрямую контролирует банковскую сферу и добычу полезных ископаемых. Но времена меняются — самая большая добавленная стоимость теперь производится в других отраслях экономики, да и внешнеполитические столкновения все чаще разворачиваются в информационном пространстве.

А тут еще и руководство страны, «заболевшее цифровой экономикой».

Для «Яндекса», будь он частью гигантской финансово-технологической госкомпании на базе Сбербанка, в планах правительства нашлось бы множество инфраструктурных проектов национального масштаба. Одним из центров цифровизации уже выступает бизнесмен Алишер Усманов, под контролем которого находится вторая крупнейшая технологическая компания в России Mail.ru Group.

Под лозунгами внедрения инноваций в России развивается тренд на огосударствление экономики, который радикализовался после кризиса 2008 года. Не зря Владимир Путин сравнивает национальную программу «Цифровая экономика» с большевистским планом по электрификации страны в 1920-е годы (ГОЭЛРО). Венчурный капитализм по-русски и правда отдает советской плановой моделью: компании из «списка Белоусова» под угрозой фискальных изъятий финансируют технологические стартапы, отобранные специальным государственным фондом, пока спецслужбы наращивают контроль над коммуникациями граждан и осваивают бюджеты на импортозамещение «критической информационной инфраструктуры».

При директивном подходе из виду полностью упускается специфика IT-бизнеса, который вдвойне страдает от изъянов российского инвестиционного климата. Высокотехнологичную компанию, вся рыночная стоимость которой сконцентрирована в команде разработчиков и строках исходного кода, невозможно «отжать» как нефтяную вышку и заставить играть по коррупционно-бюрократическим правилам. Сбербанк, несмотря на старания Грефа по превращению некогда отсталой госструктуры в передовую цифровую платформу, воспринимается рынком прежде всего как проводник интересов государственных чиновников.