«Места для такого рода «подлостей» в республике не было с 2009 года» 

— Между первой и второй чеченскими войнами — с 1996 по 1999 год — в Ингушетии похищали людей, но это было связано с соседней Чечней, где кража людей была распространенным бизнесом. На границе с Ингушетией в Сунженском районе со стороны чеченских спецслужб было много бдительности, переходящей в шпиономанию. В 1996 году моих коллег вывозили в лесополосу, учинили имитацию расстрела. Люди, относившиеся к госдепартаменту Ичкерии, устраивали проверки, выносили предупреждения.

Они были немилостивы и к журналистам. В 1995 году в Чечне из-за «шпиономании» были похищены и убиты корреспонденты газеты «Невское время» Максим Шабалин и Феликс Титов. Там же погибли американский журналист из фонда Сороса Фред Кьюни и его переводчик Галина Олейник. В 1996 году погибла журналистка «Общей газеты» Надежда Чайкова, которая ушла в Чечню со стороны Ингушетии в ходе боев за Серноводск. Все это происходило в рамках военного противостояния и связано было с сотрудниками департамента госбезопасности Ичкерии. В самой Ингушетии при Руслане Аушеве (президент республики с 1993 по 2002 год) похищение людей было невозможно, он всячески этому противостоял.

В 2007 году при Мурате Зязикове (президент республики с 2002 по 2008 год. — «Новая») произошло похищение сотрудника правозащитного центра «Мемориал» Олега Орлова и трех журналистов РЕН, которые приехали освещать митинг против действовавших тогда ингушских властей. Их вывезли из гостиницы в лес с надетыми на голову мешками, бросили босых на снег и избили. Преступление расследовано не было, это подтвердил ЕСПЧ. Случившееся связывают с федеральными государственными силовыми структурами. В 2007—2008 годах были убиты десятки человек, однако это происходило из-за террора неингушского населения. Боевики убивали местных русских, цыган и армян.

Примерно с 2009 по 2018 год Ингушетия считалась относительно безопасной для приезжих журналистов и правозащитников. В республике не было места для такого рода «подлостей» как похищение. Бывали исключения, но Юнус-Бек Евкуров подчеркнуто корректно общался с общественниками. Неизвестно, связано ли это с искренним отношением Евкурова к правам человека или с известным правилом «Держи друзей близко, а врагов еще ближе», но такого рода глупостей, как с Козловским, не допускали.

Это не просто преступление. Если был отдан приказ о похищении, то для разведчика, коим является Евкуров, это ошибка. Если это самосильное решение каких-то исполнителей — значит, за ними утрачен контроль. Вся политика, которая выстраивалась на протяжении многих лет, пошла насмарку.

То, что произошло с Козловским, — существенная новость для работающих в регионе. Такого с момента похищения Орлова никогда не было. В обоих случаях есть параллели: массовые протесты, участники — журналисты и правозащитники. Кроме того, похищенные пытались встретиться с лидерами протеста (в 2007 году организатором митинга выступил Макшарип Аушев, которого впоследствии убили). Разница в деталях есть, но совпадений, к сожалению, много.

«Возможно, им хотелось дескридитировать организаторов мирного митинга» 

— Похищение Козловского выглядит как попытка запугать людей не из республики. Здесь не нужны международные правозащитники, иностранные журналисты, которые стараются приезжать в республику и лично следить за тем, что тут происходит. Можно допустить, что похищением Козловского кто-то хочет дискредитировать организаторов многодневного митинга — митинга, замечу, сугубо мирного, не нацеленного на эскалацию насилия.

Сама ситуация беспрецедентная. Последний такой случай был с Олегом Орловым в 2007-м году. Я допускаю, что те, кто представился сотрудниками центра «Э», не понимали, что Козловский — не просто блогер и активист, а работает на Amnesty International. Они сочли его своеобразной «легкой мишенью», чтобы предупредить других, создать вокруг республики информационный вакуум.

Козловского вывезли в Северную Осетию, а между Ингушетией и Осетией стоит Черменский пост. И то, что пост с силовиками был пройден беспрепятственно, машину никто не задержал в темное время суток и ее не досматривали, говорит о том, что у этих вооруженных людей были документы, позволяющие беспрепятственно проезжать посты.

«Это могла быть провокация против Евкурова» 

— Это нетипичная ситуация для Ингушетии. Я бы даже сказала, что она беспрецедентная, потому что многие годы Ингушетия считалась достаточно безопасной республикой для работы приезжих правозащитников и журналистов. Последние годы это был один из самых либеральных режимов на Северном Кавказе, здесь можно было спокойно передвигаться, общаться с людьми, там действовала и оппозиция, и различные общественные движения. Не без определенного давления, но все же. Когда в 2016 году неизвестные напали на автобус журналистов, инцидент больше связывали с Чечней, чем с Ингушетией. А до этого была ситуация с Олегом Орловым в ноябре 2007 года — уже больше 10 лет назад, то есть, не то что бы такое часто происходит. Напротив, приезжие всегда спокойно останавливались в гостиницах Назрани и Магаса, и никто не считал, что Ингушетия — это место, где нужны особые меры безопасности.

На мой взгляд, за этой крайне неприятной историей могут стоять сотрудники силовых структур, которые решили, что нападение на приезжего активиста поможет снизить внимание СМИ и правозащитников, наблюдающих за митингом. Ведь понятно, что после такого нападения желание ночевать в Магасе у гостей пропадает. Одновременно целью могла быть попытка дискредитировать митинг и его руководство, поскольку все отзываются об организации мероприятия организации почти восхищенно.

Сейчас, по моим наблюдениям, активизировались его потенциальные политические соперники. Видимо, они сочли, что массовые протесты ослабляют главу Ингушетии. Возможно, это попытка продемонстрировать, что Евкуров не контролирует ситуацию в республике, и у него под носом на хорошо охраняемой трассе можно выманить и избить представителя уважаемой международной организации.

Что касается центра «Э», то после судебного процесса над сотрудниками, причастными к пыткам, правоохранительные органы в республике стали работать аккуратнее. Безусловно, пример публичного процесса, когда начальство оказалось за решеткой и получило реальные сроки тюремного заключения, заставляет задуматься каждого, кто захочет использовать незаконные методы. Это положительно повлияло на работу этой структуры. Однако но по информации, которую я получаю от правозащитников в Ингушетии, уже после громкого процесса факты применения пыток к задержанным там снова фиксировались.