• Рубрика: Кожа времени. Читать все материалы

I.

Когда стоимость интернетского торгового гиганта «Амазон» превысила триллион долларов, забеспокоились даже те, кто не знает, сколько нолей надо ставить после единицы. Его основатель и владелец Джефф Безос — самый богатый человек в мире. Заработав 153 миллиарда, он обошел двух других призеров — Билла Гейтса и Уоррена Баффета. Теперь во всей обозримой истории (то есть не считая Креза) богаче Безоса был только Джон Рокфеллер, состояние которого равнялось двум процентам всей американской экономики.

Безумный успех «Амазона» нуждается не только в объяснении, но и в оправдании, ибо он изменил чуть ли не самый древний фундамент человеческого сообщества: торговлю.

Обмен товарами — язык понятный всем даже тогда, когда другого не было вовсе. Скажем, с дикарями велась немая торговля. Причалившие к берегу купцы выкладывали ножи, бисер и ткани, взамен которых им оставляли снедь и другие припасы.

С тех пор очевидным оставался принцип: товар лицом. Интернет вмешался в институт торговли, сделав его виртуальным. Мы тут ничего не можем потрогать, примерить и перелистать, прежде чем купить. Место осязания заняло зрение. Переворот, достойный гения поп-арта Энди Уорхола, который писал не суп «Кэмпбелл», а банку с супом «Кэмпбелл». Вот и мы, собравшись за покупками, прицениваемся не к вещи, а к ее изображению: покупаем кота в мешке, на котором нарисован кот.

Неполноценность такого обмена компенсируют народные массы, которые уже обзавелись, разочаровались или восхитились тем, что нам предстоит купить. Другими словами, мы покупаем, подчиняясь чужому и коллективному мнению. И это значит, что демократия вмешалась в торговлю, обставив каждую покупку собственным ритуалом.

Когда мне понадобилась настоящая, а не электрическая мясорубка взамен той неподъемной, харьковского завода, что я во хмелю подарил друзьям, категорически отказавшимся отдать подарок, я, естественно, обратился к «Амазону». Отвергнув новинки кухонной техники, способные измельчить все в труху и выжать из фарша последние соки, угробив в результате котлеты, я набрел на старинные, почти антикварные ручные мясорубки и познакомился с теми, кто ими пользуется. Это были дикие луддиты, умеющие начинять сосиски и готовить паштет из трижды прокрученной печенки с коньяком и сливками. Короче говоря, мой народ. Посоветовавшись и подружившись, я выбрал агрегат, который почтальон внес, согнувшись, и наконец приготовил точно такие макароны по-флотски, какие подавали в пионерском лагере.

Но эта история — со счастливым концом. Чаще все кончается хламом. Интернетовская торговля подкупает удобством и быстротой — купить проще, чем думать, прицениваться, торговаться. Бац — и вещь твоя. Чересчур доступная и от того малоценная, она обошлась без посредника, соскочив — материализовавшись — с экрана компьютера.

Меня, что естественно, мучают книги. Раньше каждая была штучным товаром, теперь я их покупаю чуть ли не на вес. Кстати, именно с книжной торговли и началась империя «Амазона». Превратив интеллектуальный товар в копеечный, она уничтожила конкурентов. Книжных магазинов почти не осталось. А ведь лет десять назад на моем берегу Гудзона — от статуи Свободы до моста Джорджа Вашингтона — их было целых три. И в каждом у меня был любимый продавец. Не студент, томящийся от скуки в летние каникулы, а немолодой бородач в очках, знающий, где стоит каждая книга, зачем она нужна и какой мне не хватает.

Я встречал таких профессиональных книжников по обе стороны океана и до сих пор люблю слегка высокомерную интонацию людей, путающих библиотеку с личной жизнью. Таких почти не осталось. «Амазон» загнал их в книжное подполье — на уличные развалы и в лавочки букинистов, притулившихся к университетским кампусам.

Это, однако, не значит, что книг стало меньше. Прямо наоборот. Пользуясь безумной дешевизной (если брать подержанные издания, то платить часто приходится лишь за пересылку), я покупаю в среднем книгу в день, хотя и понимаю, что не успею с ними справиться. А все потому, что купить проще, чем рассмотреть, одолжить или поставить обратно на магазинную полку. Неудивительно, что в нашем доме прогибается пол и скрипят балки.

Под влиянием изобилия, обидного для каждого автора, книжный рай, о котором я даже не смел мечтать в молодости, стал чистилищем, где книги годами надеются, что их вызволят. Боюсь, что зря ждут.

Вмешательство интернета принесло столько удобств, что мы не судим о жертвах. Между тем, упразднив обычную торговлю, компьютерная революция сократила коммуникацию обмена, придававшего первоначальный смысл центру нашей цивилизации — городу, возникшему между храмом и базаром. В лучшем случае — между Парфеноном и Агорой, в обычном — между универмагом и рынком.

II.

Наблюдая за наступлением будущего, чем, собственно, и занимается рубрика «Кожа времени», я не устаю удивляться той роли, которую во всех переменах играет прошлое. Прогресс тащит его за собой, оживляя архаику и делая ее модной. Мой любимый пример — американский базар, особенно в разгар осени, в праздник урожая.

Исчезнувший в эпоху супермаркетов, аграрный рынок на моих глазах возродился и расцвел на многих углах, площадях и в переулках. А ведь страшно вспомнить, каким я застал Нью-Йорк сорок лет назад. Хлеб в нем был квадратным, мороженое — в ведре, селедка — на Брайтоне, и только вымирающие евреи Ист-Сайда знали, что такое соленые огурцы, торгуя ими из пахучих бочек. В городе не было ни одного рынка, кроме финансового.

К счастью, теперь все изменилось. Стирается — о чем мечтал Ленин — граница между городом и деревней. Последняя все чаще навещает первый — а иногда и остается в нем. Сегодняшний Нью-Йорк помешан на своей еде и, стремясь добраться до свежего продукта, разводит его по месту проживания, предлагая яйца из бруклинских курятников и мед из ульев, расположившихся на крышах Квинса.

Всем этим занимается богема. Преодолев нездоровое увлечение искусством, нынешние хипстеры осели на земле и превратили окрестное сельское хозяйство в передвижную выставку даров принаряженной ими же природы. Лучше всего за ней — и за ними — наблюдать на главном базаре города, захватившем Юнион-сквер. Когда-то здесь были театры, потом — отели, наконец — бесцветный парк. Сейчас здесь раскинулась буйная, почти средневековая ярмарка. Как ей и положено, она привлекает бродячих музыкантов, танцоров, жонглеров, ремесленников, художников и одного самурая, который по воскресеньям демонстрирует зевакам, как разрубить человека пополам одним ударом катаны.

Превратившись в одно из самых веселых мест в городе, базар Юнион-сквер торгует всем тем, чем пренебрегают магазины. Возьмем, скажем, картошку, которую я люблю больше омаров. Если раньше американцы знали один ее вид — чипсы, то на Юнион-сквер можно купить четырнадцать сортов, как то: «фиолетовая величественная», «пурпурная от викингов», «Николя», «горная роза» и «русская банановая», как бы дико это ни звучало.

Булочными изделиями торгуют мои знакомые пекари-буддисты из магазина «Хлебом единым». Он и правда годится на все случаи жизни: двадцать пять видов, и ни один не имеет ничего общего с прежним, квадратным.

Лоток с лесными грибами еще удивительнее — ведь я всегда думал, что в Америке их собираем только мы с женой. С яйцами не проще: тридцать долларов за штуку, зато — страусиные. Даже мыло тут ручной выделки, кривое, но с ароматными травками. Мне больше всего понравилось розмариновое — им можно, если не дай бог придется, мыть баранину. Еще повсюду сыры богатой палитры: от козьего в яблочной шубке до коровьего из непастеризованного молока. И это, напомню, в стране, чей народ, по ядовитому замечанию де Голля, умел не только отправить человека на Луну, но и приготовить сразу два сыра — белый и желтый.

Покупатели на базаре тоже особенные: ухоженные старушки без косметики, деловитые повара из дорогих ресторанов, девушки вегетарианской конституции. И все с собаками, и никто не курит, и ни один не уходит без цветов. Пожалуй, нигде в Америке мне не удается встретить разом столько союзников в борьбе за вкусную еду и медленный образ жизни.

Такой базар — прямой антипод «Амазона». Вывернувшись из выгодных объятий интернета, он возвращает торговле древний — непосредственный — характер общения. В процессе покупки вы вступаете в контакт не с посредником, а с производителем, торгующим своим и родным. Поэтому здесь никто не торопится, подолгу обсуждая с продавцами достоинства экзотических кур, уникального гибрида земляники с клубникой, которая, наконец, научилась пахнуть как на Рижском взморье, и рецепты яблочного пирога из новейшего сорта «медвяные хрустящие».

Нью-Йорк