Генсек НАТО Йенс Столтенберг заявил, во-первых, что стоящая в очереди с 2009 года Македония после своего переименования (и, соответственно, снятия вето Греции) может быть принята в Альянс уже в начале будущего года. Во-вторых, заметил, что за два года после вступления в НАТО Черногории прямые западные инвестиции в ее экономику удвоились. Наконец, впервые дал понять, что проблема Абхазии и Южной Осетии принципиально не помешает приему Грузии в западный блок: «Грузии совершенно необязательно выбирать между территориальной целостностью и членством в НАТО; она станет членом Альянса как только выполнит его стандарты».

В Москве снова заговорили об истории. О том, что Запад вероломно нарушил обещание, данное президенту СССР Михаилу Горбачеву, не расширять НАТО на восток. Выразили «фе» в связи с тем, что Черногория и Македония выбрали НАТО, а заодно лишний раз пнули Горбачева с его перестройкой и новым мышлением. Главный документ, который цитируют как свидетельство, — это рассекреченная запись беседы Горбачева с госсекретарем США Джеймсом Бейкером 9 февраля 1990 года. Причем не только убежденные ура-патриоты, но и такие комментаторы, как уважаемый мной Владимир Познер.

«Господин Столтенберг лжет, — уверенно пишет он на своем сайте. — Бейкер совершенно четко обещал Горбачеву, что если Германии будет позволено объединиться, то НАТО не двинется за пределы Германии».

Горбачев закончил свое президентство в 1991 году. В начале 1990-го, когда в Москве состоялась беседа с Бейкером, о реальном расширении НАТО на Восточную Европу вряд могла идти речь. Нынешние споры о том, обещал Запад советскому президенту не принимать в альянс новых членов или нет, ярко окрашены сегодняшним сознанием и пропущенным через его призму восприятием более ранних событий.

В то время в Европе происходили тектонические перемены. Но никто ни в Вашингтоне, ни в Москве даже не думал о расширении НАТО, и этот вопрос не поднимался странами Центральной и Восточной Европы. Он мог тогда обсуждаться лишь в контексте горячей темы объединения Германии. Какой она должна стать, если в данный момент разделена между блоками? Незадолго до встречи Бейкера с Горбачевым появилась формула Геншера (тогда главы МИД ФРГ): не размещать натовские военные структуры и войска на территории Восточной Германии, даже если объединенная Германия целиком будет членом НАТО.

И Запад, и Москва признавали неоспоримое: процесс внутренней интеграции Германии приобрел силу, и его невозможно остановить. Было важно, чтобы воссоединение произошло не просто в результате волеизъявления немцев, а с благословения и под контролем держав-победительниц во Второй мировой. Заботой великих держав было не допустить возрождения германского национализма и милитаризма, сдержать превращение Германии в мощную военную силу в центре Европы. Обязывала память о двух мировых войнах.

Утром 9 февраля, перед тем как зайти вместе в кабинет Горбачева, Бейкер сказал министру иностранных дел СССР Эдуарду Шеварднаднадзе: «Нейтральная Германия, несомненно, приобретет собственный независимый ядерный потенциал. В то время как Германии, прочно связанной в реформированном НАТО — организации значительно менее военной, а гораздо более политической, — не нужен будет свой ядерный потенциал. Разумеется, должны быть железные гарантии того, что юрисдикция и вооруженные силы НАТО не продвинутся на восток. И нужно сделать таким образом, чтобы остались довольны соседи Германии на востоке».

Из контекста следует, что имеется в виду нежелательность продвижения натовских структур к восточной границе Германии, которое обеспокоило бы ее восточных соседей, в первую очередь Польшу.

Горбачев рассказал Бейкеру о своем утреннем разговоре с президентом Польши Ярузельским. Тот выразил мнение, что присутствие американских и советских войск в Европе было бы стабилизирующим фактором. Горбачев сказал, что Советский Союз не хочет повторения сценария Версаля, который позволил Германии вооружиться.

«Если Германия будет нейтральной, — рассуждал Бейкер, — это не исключит ее милитаризации. Наоборот, она может создать собственные ядерные силы, вместо того чтобы полагаться на американские силы сдерживания. Все наши западные союзники и многие восточноевропейские страны дали нам знать, что в их интересах сохранение военного присутствия Соединенных Штатов в Европе».

Когда Шеварднадзе допустил, что руководство объединенной Германии может захотеть, чтобы американцы ушли, Бейкер твердо сказал: «Если это случится, то наши войска вернутся домой; мы не оставим их в странах, которые не хотят нашего присутствия».

Бейкер подытожил разговор на эту тему вопросом Горбачеву: что Москве предпочтительнее — «единая Германия вне НАТО, полностью независимая и без американских войск; или единая Германия, сохраняющая членство в НАТО, но при гарантии, что зона юрисдикции и войска НАТО не продвинутся ни на дюйм к востоку от их нынешней границы?»

Горбачев сказал, что расширение зоны НАТО «не было бы допустимым». «Мы согласны», — ответил Бейкер.

Имели ли они в виду одно и то же, остается гадать. Некоторые комментаторы, в том числе американские, сомневаются, что Бейкер имел в виду только Восточную Германию, а не вообще любое расширение НАТО на восток. Для опытного переговорщика и осторожного адвоката кажется очень маловероятным, что он не использовал определенную терминологию, считают они. Но это только интерпретация.

Приводят и запись беседы от 6 февраля 1990 года между министром иностранных дел ФРГ Геншером и его британским коллегой Дугласом Хердом. Германский министр сказал, что у русских должна быть уверенность в том, что если, например, Польша однажды выйдет из Варшавского договора, то наутро она не присоединится к НАТО. Геншер и Херд говорили об этом Шеварднадзе. Но до конкретных договоренностей не дошло. Польша, Чехия и Венгрия вступили в НАТО через 9 лет после роспуска Варшавского договора.

В последующих контактах на высоком уровне между США и Советским Союзом, которых было немало до распада СССР, никогда больше вопрос о расширении НАТО не поднимался и уточняющих слов по договоренностям Бейкера и Горбачева, судя по доступным источникам, не было. Видимо, действительно проблема не была актуальной.

Историк Рон Асмус, который в 1997–2000 годах служил заместителем помощника государственного секретаря США и был фактически основным «шерпой» процесса расширения НАТО, рассказывал мне, что движение к приему в Альянс новых членов из Центральной и Восточной Европы началось только при администрации Клинтона. При Буше-старшем в американском истеблишменте на фоне общего безразличия к внешней политике после окончания холодной войны к этой идее отнеслись бы более чем прохладно. Даже когда Клинтон весной 1993 года лично задал ей положительный тон и, откликнувшись на просьбу Вацлава Гавела, Леха Валенсы и Арпада Гёнца, пригласил их для беседы на эту тему, в Вашингтоне было немало скептиков. Но сами эти страны — Чехословакия, Польша и Венгрия — уже настойчиво стучались в дверь западного Альянса.

Если говорить о правовой стороне, то в 1990 году США и СССР обсуждали будущее Германии с позиции держав — победительниц во Второй мировой войне. Они осуществляли законные права и обязанности в определении ориентации новой Германии в области безопасности. Но у них не было таких прав в отношении суверенных государств Центральной и Восточной Европы.

В том же 1990 году, приняв наряду с 32 европейскими государствами, США и Канадой Парижскую хартию, Советский Союз признал право всех стран Европы участвовать в оборонных альянсах. Их расширение, в том числе в НАТО, — это не захват территорий, а добровольное вступление государств в организацию. Россия могла бы предложить Черногории и Македонии вступить в ОДКБ или, скажем, в ШОС. Но они выбрали НАТО.