Первый канал представил новый проект Петра Толстого «Толстой. Воскресенье». Уже само название развеяло остатки сомнений: нет в природе такого оттенка пошлости, мимо которого прошло бы российское ТВ.

Воскресенье Петра Олеговича случилось 7 октября — в день рождения Путина. Жест вполне осмысленный: рейтинг президента падает, о чем свидетельствуют даже прикормленные социологи. На предотвращение падения брошены лучшие люди ТВ, выжившие в результате естественного кремлевского отбора. Канал «Россия 1» привычно прикрылся Соловьевым с его осенней премьерой «Москва. Кремль. Путин»; Первый — вновь мобилизованным и призванным вице-спикером Госдумы Толстым. Носители славных фамилий демонстрируют разный жанровый подход к делу. Соловьева рабочий график президента возбуждает до поэмы экстаза. Толстой слагает поэму ненависти ко всему окружающему миру.

Так было не всегда. Петр Олегович начинал в 90-х, был относительно мягок, склонялся к либерализму. Означенную склонность решительно отменил с приходом нового века и нового начальства. Резво ринулся в гору, пока не оставил ТВ и не дошел до высокого поста зампреда Госдумы. Тогда-то в нем и забулькало неприятие всего чужеродного. Спектр гнева безбрежен: от потомков тех, кто «выскочил из черты оседлости с наганом в 17-м году», до тех, кто жаждет импортных лекарств, игнорируя чудодейственный отечественный боярышник.

В свое первое воскресенье Толстого особенно расстроила Украина. Впрочем, он настаивает: нет такого государства, его наспех слепили советские вожди. И Голодомора не было, это миф. И с украинским языком проблемы, полагает праправнук великого писателя: у него даже литературной нормы нет, есть только искусственный суржик. Мысль гостя программы, корифея всех наук Жириновского, о том, что Украина — это недогосударство, согрела опаленную душу Толстого. Ведь прозвучала его любимая словесная конструкция. Он еще на праймериз классифицировал Россию как отдельную цивилизацию, а «не недоразвитый придаток Запада».

И так почти два часа. На арене все те же, от Кургиняна до Шахназарова, говорят все о том же: Украина, танцующая Тереза Мэй, развал дела Скрипалей, беспочвенные атаки Запада и для финала — впавший в патриотизм банкир Костин с дедолларизацией. Анонсы обещали невиданный симбиоз информационно-аналитической программы и общественно-политического шоу. Как всегда, обманули. Форма есть, содержания нет. Обогащенный думским опытом Толстой утратил способность к диалогу со своими даже тщательно отобранными оппонентами. Вот он решительно глаголет о закрытии русских школ на Украине. Журналистка Соколовская робко пытается возражать, мол, это неправда, мои дети учатся в русской школе, но Толстой не слышит аргументов, противоречащих его стройной теории.

Петр Олегович в некоторой степени человек уникальный. Он — заслуженный ветеран двух информационных войн. Первая была междоусобной. Экран полыхал кислотными красками. Даже невозмутимый в ту пору Толстой отметился передачей «Скандалы недели». Ельцинская эпоха ковалась в атмосфере идеологического вакуума. И эта пустота оказалась плодотворной для развития телеаналитики. Разнообразные итоговые передачи грешили публицистичностью, нарциссизмом ведущих, этической ущербностью «программ влияния». Но в лучших из них была энергия мысли, столкновение позиций, индивидуальность стиля.

С зачисткой вертикали междоусобные войны прекратились, на ТВ воцарилось единомыслие. Публичная политика переместилась в тишь комфортных кабинетов, где рождались элитные образцы пропаганды. Казалось, так будет всегда, однако грянул Майдан, а вслед за ним — информационная война с внешним миром. Тут уж наш герой развернулся на передовой во всю свою мощь.

Когда-то Эрнст справедливо утверждал: на ТВ аналитика невозможна, это всего лишь игра. Какую игру он затеял с воскресением Толстого? Первый канал, прежде тяготеющий к аполитичности, теперь догнал своего заклятого друга — канал «Россия 1». Шейнин с Кузичевым просто живут в кадре. Недавно стартовала ежевечерняя политическая программа «Большая игра» с Никоновым и Саймсом. Хранители «Времени» тоже не дремлют: спокойную Андрееву снова сменил пассионарный Клейменов. Зачем понадобился еще и Толстой с его жвачкой мысли и сюжетами, обглоданными в течение недели вышеупомянутыми коллегами? Отличие только одно — в градусе ненависти. На фоне раздувающегося от гнева Толстого даже Шейнин выглядит едва ли не умиротворенным.

Говорят, у нас нет идеологии. А как называется то, чем денно и нощно живет политическое вещание? Тут любая программа построена по одному принципу: уничтожение тех (пока, к счастью, только вербальное), кто не согласен с ведущим. И ведь ясно, что эта призрачная охранительная мера не дает результатов. Почему же тогда множатся ряды искателей ненависти в телевизоре? Ответа нет. Выход пока один: все искатели, начиная с Толстого, должны перед эфиром пить боярышник и закусывать корой дуба. Просветление гарантировано.