Случилось это пять лет назад. У официантки в кафе, где мы вечно тусовались, был день рождения, выпили много, и она начала меня подначивать: «Маш, а Маш, а можешь достать мартини? И чтобы литр за 500 рублей?» В то время я могла многое, что запрещено Уголовным кодексом, поэтому, недолго думая, понеслась в ближайший магазин. Взяла в наглую три литровые бутылки и уверенно пошла на улицу через дверь, где написано «Вход». Никто и не заметил. Мне бы на этом остановиться, но в кафе мне все зааплодировали, и я отправилась в магазин второй раз, теперь уже шикарно — на такси. В этот раз еще и шоколадок набрала. Ну меня и замели — пьяную, со всей этой красотой.

Был суд. Адвокат мне советовал сказать, что все наворованное я продала и потратила деньги на корм бездомным котам. Но это было глупо, и врать я не стала. Короче, дали мне восемь месяцев исправительных работ — дворником, в троллейбусном управлении нашего городка.

Смешно, что я в этом парке раньше работала ревизором, но меня погнали – за несвежий вид. А там у всех работников был бесплатный проезд на троллейбусе. И я снова и снова наведывалась в отдел кадров — вдруг возьмут. Начальница, женщина в мохеровом берете, которая жила с мамой и котом, уже видеть меня не могла. И тут я во ФСИНе попросила направить меня дворником именно в троллейбусное управление. Прихожу к начальнице, бац, бумажку на стол — дескать, не отвертитесь. Как она меня возненавидела! Если честно, меня было тогда за что не любить. Ну она и добилась, что меня уволили по статье, и, не доработав три месяца до окончания срока, я по решению суда отправилась в колонию-поселение у нас в области.

По дороге я накупила консервов, чая, сахара, сигарет. Мне было совсем не страшно — как будто в командировку еду. А чего бояться? Все уже случилось, и ничего не изменить.

Меня провожала бабушка. Вот она переживала очень. Даже со мной хотела ехать и снимать там жилье, чтобы ходить на свидания. Но я ее заверила, что все будет хорошо и я скоро вернусь. Пока ехала в автобусе, все четыре часа думала, что это временно, не навсегда.

…Жили мы в кирпичной пятиэтажке. У мужского отряда во дворе был турник, но спортом там мало кто занимался, в основном все сидели на лавках, курили и глядели на металлический забор с колючей проволокой.

В камере я заняла верхнюю шконку. Хорошо, что никто не лез с расспросами: кто писал «касатку» (кассационную жалобу), кто — письмо домой, кто читал. В тюрьме тебе выдают заламинированый листок, на котором твое имя, статья и срок. Его надо пришить на робу. Поскольку с шитьем у меня никак, я быстро нашла того, кто сделал мне это за сигареты.

Но потом мне там перестало нравиться. Подъем в шесть утра, зарядка на улице, четыре раза в день построение на перекличку, очередь за баландой, таскание тяжеленных баков с этой баландой, уборка помещения. Посмотрела я на эту тоску и решила уйти в ШИЗО. Да, сама. Да, в штрафной изолятор.

Это помещение подвального типа, четыре на шесть метров, унитаз за шторкой, раковина, стол и лавка привинчены к полу. В девять вечера выдают матрас, подушку и одеяло. В пять утра забирают. Нар или кроватей нет, спишь на дощатом полу. Два раза в сутки проверка. Ничего, кроме мыла и зубной щетки с пастой, с собой брать нельзя. Исключение – книги из библиотеки.

Никто по доброй воле в ШИЗО не шел. Но я на отряде пробыла меньше суток, и мне хватило. Пошла к дубачке (так в тюрьме называют охранниц) и честно сказала, что хочу в ШИЗО. Ее аж переклинило, она решила, что я так глупо шучу. Пришлось повторить просьбу. Она и говорит: я тебя туда засажу до конца срока. Я радостно киваю — мне это и надо.

От моего поступка обалдела вся тюрьма. Они реально первый раз видели человека, который добровольно ушел в изолятор. Меня даже начальница колонии к себе вызывала: «У тебя с кем-то конфликт?» Она не могла допустить мысли, что я сама. Я ей честно сказала, что мне в лом вставать на зарядку зимой на улицу и таскать баки. По закону нельзя просто так отправить человека в ШИЗО, и мне оформили отказ от работы.

Как это ни странно звучит, в изоляторе было лучше. Жили мы то вдвоем, то по восемь человек. Туда нельзя проносить посторонние предметы, но я протащила тайком часы и весь срок прятала их под полом — ни одна проверка не нашла. Меня в камере так и назвали — смотрящей за часами. А еще называли смотрящей за хлебом. Дело в том, что каждый день на человека выдавали половину белого и половину черного. Девчонки от скуки до обеда весь хлеб съедали, а вечером — голяк. И я сказала: тормозим с хлебом. С тех пор хлеб стал растягиваться на весь день.

Утро начиналось в пять утра, когда забирали матрас. Другие продолжали спать на голом полу, а я, чтобы не студить почки, садилась на лавку и читала. В библиотеку нас водили раз в неделю. Я люблю историю и брала не любовные романы, а историческое. Проверяющие даже удивлялись — кто это у вас читает биографии Гитлера и Сталина?

В семь утра приносили завтрак. Каша, хлеб, чай. Мы ели, потом девчонки до обеда опять спали, а я читала. После обеда я начинала всех подначивать: давайте поиграем (в города или крокодила). Ржали мы на все помещение. Иногда приходили охранники узнать, что у нас творится.

А однажды утром нам не дали хлеб. Дубачка наврала, что в машине места не хватило. А тут начальница с проверкой по камерам шла. Она всегда спрашивала: есть вопросы? И смотрела на меня, потому что у меня вопросы были всегда. Типа когда «белугу» поменяют (белое нательное белье должны менять раз в неделю) или почему нас выгуливают не каждый день. Девчонкам было труднее спросить — у них срока были по году-два, их могли отправить на другой режим. А мне пофиг, срок у меня был мизер и с каждым днем меньше и меньше. Вот я и спрашиваю: а хлеб сегодня будет? Начальница так удивленно: а что с хлебом? Я киваю на барышню, которая сказала, что места в машине не хватило. Мы потом слышали, как дубачка ревела в коридоре. Но хлеб дали.

Девчонки мне сказали, что я теперь для нее враг номер один. На следующей смене она мне швырнула лишние полбатона и полбуханки и сказала сожрать за два часа. Но какое же это наказание? Мы с сокамерницами весело сгрызли неожиданный довесок.

Отношения с теми, кто со мной сидел, у меня были ровные. Я не лезла в их замуты, а они не лезли ко мне. Просто надо правильно себя поставить, не врать и не бояться. А про меня все знали — это та Маша, которой всё пофиг.

За два дня до освобождения меня поставили на растяжку: сдала одеяло не в пять, а в семь утра. Я постояла на растяжке минуты две, поняла, что мне это надоело, и говорю дубачке: хотите я вам скажу, почему я сама в изолятор ушла? А им ведь всем интересно. Я, говорю, статью в газету хочу написать про внутреннюю жизнь ШИЗО. И про тебя напишу. Она как-то быстро сдалась, только и сказала: «Маш, иди в камеру».

После окончания срока мне в канцелярии выдали 850 рублей подъемных и деньги на билет до дома. Это все, что я забрала из тюрьмы. Многие тащат за собой на свободу и ту манеру общения, и те привычки. Я не взяла оттуда ничего. Вышла за ворота и поставила на этом точку. И нынешним знакомым только недавно смогла об этом рассказать. Многие были поражены: ты сидела? Мне кажется, это не важно — была в твоей жизни тюрьма или нет, главное оставаться самим собой.

Мария ВЛАСОВА