Ежедневно СМИ сообщают о незаконном и несправедливом осуждении людей, либо вообще ни в чем не виновных, либо виновных в том, что не является преступлением. В последнем случае юристы говорят об отсутствии в деянии осужденного состава преступления. «Состав» — это комплекс признаков, наличие которых свидетельствует о том, что деяние — преступно.

Нет хотя бы одного признака — нет и состава. Что такое состав преступления (corpus delicti), знали еще древние римляне. Правило «Nullum poena sine crimen, Nullum crimen sine lege» (нет наказания без преступления, нет преступления без наказания) было известно более двух тысяч лет тому назад.

Но что нам Древний Рим и все Европы! Все чаще приходится встречать обвинительные приговоры, по которым лица осуждены за непреступные действия. Все ярче проявляется тенденция к отказу от признания единственным основанием уголовной ответственности наличия в деянии всех признаков состава преступления. И добиться отмены таких приговоров становится все труднее, и случается это все реже.

Говорят, что у двух юристов три мнения. Часто это действительно так. Но нередко правовые ситуации бывают ясными, как таблица умножения.

Следователь, необоснованно привлекающий человека к уголовной ответственности; прокурор, утвердивший незаконное обвинительное заключение; судья, вынесший несправедливый приговор, — чаще всего законы нарушаются ими не по незнанию и неразумению, а вполне сознательно. На просторах правосудия приходится встречать тех, для кого привлечение к уголовной ответственности первого попавшегося, независимо от того, виноват он или нет, — привычный механический процесс. Неслучайно в кругах служителей Фемиды существует поговорка «не нам сидеть».

И издевательски тут выглядят статьи Конституции РФ о чести и достоинстве человека, да и не только отдельные статьи — вся вторая глава Конституции РФ о правах человека превращается в издевку.

Уже и президента России, что называется, «достали» наши правосудьи: на одном из заседаний Совета по развитию гражданского общества и правам человека В.В. Путин возмущался по поводу некоего судебного акта, в котором какой-то «милейший» судья написал, что преступление заключалось в написании жалобы прокурору области.

Когда я учился на третьем курсе юридического факультета, нашей группе показали в психиатрической клинике одного больного, который подносил ко рту пустую ложку, потом «зачерпывал» ею что-то никому невидимое из пустой тарелки и вновь тянул пустую ложку ко рту. Вот уже полвека прошло с тех пор, а эта ужасная картина до сих пор стоит перед глазами. Да и как забыть, если и сейчас приходится встречать подобную имитацию деятельности, но уже не в психушке, а в судах!

В одном из районных судов Московской области на судебное заседание по уголовному делу не явился прокурор — а по нашему УПК суд рассматривать уголовное дело без прокурора не вправе. Но председательствующий, глядя на пустой стул обвинителя, назвал фамилию прокурора. Тут же спохватившись, сказал секретарю: «Нет, этого не пиши, он в отпуске. Запиши такого-то». И, повернувшись к защите, заявил: «А вопросы вместо прокурора сам буду задавать».

А чего стоит запись в протоколе судебного заседания по избранию меры пресечения о том, что ни прокурор, ни следователь на процесс не явились, а двумя строчками ниже: «Председательствующий опрашивает мнение стороны обвинения о возможности слушания дела в отсутствие прокурора и следователя. Возражений не поступило».

Хуже всего, что неправосудные решения принимаются не по недоразумению правоприменителей (ну что с двоечника взять?), а вполне сознательно: с изуверской жестокостью признаются виновными и подвергаются наказанию люди, в действиях которых не усматривается состава хоть какого-либо преступления, либо за подсудимым не признается никаких прав.

Судья Перовского суда Москвы признал Кирилла В. виновным в том, что тот, засидевшись допоздна в гостях у потерпевшего, беседовал с ним на посторонние темы и ушел. Когда он выходил из квартиры, в нее зашли двое вооруженных парней, которые якобы отобрали у потерпевшего изрядную сумму денег. Кирилла В. при этом в квартире уже не было. Несмотря на то что суд в приговоре после слова «установил» указал, что Кирилл В. «вел беседы на посторонние темы», его действия были квалифицированы как вооруженный разбой, и он был отправлен в исправительную колонию на девять с половиной лет.

Особую пикантность действиям судьи Перовского райсуда придает его отказ исследовать на судебном заседании запись, на которой якобы зафиксировано, как Кирилл В. заходит в подъезд, а потом выходит оттуда. Эту видеозапись судья все равно признал доказательством обвинения, основываясь на показаниях допрошенных в суде полицейских, заверивших суд в том, что диск с такой записью у них есть. В качестве доказательства была принята и «явка с повинной», якобы написанная одним из «подельников» Кирилла В., несмотря на то что тот пытался убедить суд, что «явки» не писал и не подписывал. Подпись под этой «явкой» действительно отличается от его подписи на других процессуальных документах. Однако и суд первой инстанции, и апелляционная коллегия проверять этого не стали.

Так же как и Кирилла В., не слишком задумываясь о составе преступления, осудили председателя правления небольшого коммерческого банка Елену Г.

Согласно приговору суд признал установленным, что Елена Г. использовала полномочия председателя правления N-банка в целях извлечения выгод и преимуществ для себя и других лиц, которые выразились в использовании ею своих полномочий и возможностей банковской системы для создания видимости осуществления банковских операций, а в действительности — с целью выведения из-под государственного контроля и налогообложения денежных средств в сумме 7 402 429 439 рублей, чем нарушила исключительное право Российской Федерации на финансовое регулирование (ст. 71 Конституции РФ), причинив тем самым существенный вред основной функции Центрального банка по защите и обеспечению устойчивости рубля, то есть охраняемым законом интересам общества и государства.

На первый взгляд обвинение кажется очень серьезным, но если вчитаться в него, то оно впечатляет своей абсурдностью. В чем обвиняют Елену Г.? В том, что она вывела из-под налогообложения громадную сумму денег — почти семь с половиной миллиардов рублей. По мнению суда, эти нарушения заключались в проведении фиктивных банковских операций — т.е. по бумагам (чекам, приходным и расходным ордерам) банком деньги получались и выплачивались, а в действительности их никто и никому не платил — ни клиенты банку, ни банк клиентам. Но если это так, то почему у банка не возникла недоимка по уплате налогов? До сих пор выведением денежных средств из-под банковского контроля считалось как раз отсутствие, то есть несоставление соответствующих приходно-расходных документов, невнесение соответствующих записей в бухгалтерский учет и т.п. Здесь же — наоборот: в качестве уклонения от банковского контроля вменяется составление документов и внесение учетных записей при отсутствии денежных сумм. Фактически речь идет о том, что все записи для контроля есть, а денег (движение которых контролируется) нет.

Причинение вреда физическим и юридическим лицам, государству, правам и законным интересам общества — неотъемлемый признак состава злоупотребления. Нет вреда — нет состава преступления. В деле Елены Г. нет гражданских истцов и потерпевших — ни физических, ни юридических лиц. Ей не вменялось ни одной копейки присвоения. Причинение вреда интересам общества и государства основано в приговоре на необоснованном предположении.

Истина всегда конкретна. Не бывает лошади «вообще». Лошадь бывает гнедая, серая в яблоках, вороная. И это не положения формальной логики, а сугубо практические требования к составителям обвинительных заключений и приговоров — к следователям, прокурорам и судьям.

В приговоре утверждается, что Елена Г. злоупотребляла служебными полномочиями. Однако злоупотребление полномочиями по закону (ст. 201 УК РФ) признается преступлением, только если совершается с целью извлечения выгод и преимуществ для себя и иных лиц. Такая фраза в приговоре есть. Но напрасно мы станем искать указания на то, какие конкретно выгоды и преимущества Елена Г. искала для себя или для каких именно иных лиц. Этого не указал ни следователь в обвинительном заключении, ни суд в приговоре.

По нашим законам единственным основанием уголовной ответственности является наличие в деянии ВСЕХ признаков состава преступления. Нет хотя бы одного признака — значит, нет и состава, нет преступления. А на нет и суда нет.

Осудить во что бы то ни стало — иначе трудно объяснить приговор Реутовского гарнизонного военного суда, апелляционное определение Московского окружного военного суда и последующих судов кассационной инстанции (включая судью Верховного Суда РФ) по делу полковника С.

Полковник был обвинен в том, что заключил с неким ООО договор на ремонт хранилищ, в которых находилось военное имущество большой стоимости. Надо отметить, что ремонта не проводилось с 1935 года, крыши на зданиях прохудились, имущество очень существенно подвергалось порче и приходило в негодность. Озаботиться ремонтом должны были другие люди, но другие люди были заняты другими делами. И все бы ничего, если бы через три года после заключения договора крыша на одном из хранилищ не обрушилась — возможно, от чрезмерной снеговой нагрузки.

Эта версия, однако, не устраивала обвинителей. Полковника С. к этому времени повысили в должности и представили к генеральскому званию. Этого, видимо, не могли вынести недоброжелатели — и родилась другая версия: крыша рухнула потому, что ремонт не был качественным. Нет, никаких упреков строителям никто не предъявлял; в договоре, естественно, не было ни одного слова, позволявшего думать о том, что ремонт будет некачественным. Осудили полковника С. за превышение полномочий — по пункту и части статьи 286 УК РФ, по которым уголовное дело не возбуждалось. Казалось бы, если судья (что окружного, что Верховного судов) отказывает в удовлетворении жалобы, он должен был бы указать том и лист дела, где находится постановление о возбуждении уголовного дела. Ан нет! Вместо этого ссылаются на «движение материалов доследственной проверки». Ретивые следователи в обвинительном раже и возникшей неразберихе не заметили, что направили в суд уголовное дело, по которому уголовное преследование не было возбуждено.

Хуже того, превышение полномочий — преступление умышленное. Нельзя превысить полномочия нечаянно. Превышение полномочий влечет уголовную ответственность лишь тогда, когда действия виновного причиняют существенный вред — умышленно, то есть когда виновный предвидел наступление вредных последствий и желал их наступления (прямой умысел — dolus indirectus) или хотя бы сознательно допускал их наступление (косвенный умысел — dolus eventualis). Никто и не думал устанавливать, предвидел ли и вообще мог ли полковник С. предвидеть, что через три года после подписания им договора рухнет крыша на одном из хранилищ, а два других кому-то вздумается признать аварийными и непригодными к использованию по назначению. Вопреки всем материалам дела эти хранилища оставались целы и невредимы, и в них хранилось имущество войсковой части. Судья же в приговоре по этому поводу, что называется, «с потолка» написал, что это якобы было списанное имущество.

Субъективную сторону преступления, в том числе и положения об умысле (ст. 25 УК РФ), студенты юридических факультетов познают во втором семестре второго курса. Неужели же судьи Реутовского гарнизонного, Московского окружного судов, Верховного Суда России «проскочили» второй курс? Очевидно, что в деянии полковника С. состава преступления нет и не было никогда.

Беды полковника С. начались, когда его назначили командиром базы материально-технического снабжения Военно-транспортной авиации ВВС России. На эту должность его поставили специально, чтобы он навел там порядок и обеспечил надлежащую сохранность казенного имущества стоимостью более 13 млрд рублей. Когда же он требуемый порядок обеспечил, пресек расхлябанность и растаскивание имущества, укрепил кадры, то, естественно, нажил себе недоброжелателей. А те, кто должен был этим заниматься до него — особисты, военные следователи и прокуроры, — объявили на него форменную охоту. Для начала возбудили против него уголовное дело о хищении жилплощади: включив якобы незаконно в состав своей семьи свою тещу, он, по мнению преследователей, получил от Министерства обороны казенную квартиру площадью на 9,5 м2 больше, чем следовало. А когда его перевели служить в другой гарнизон, он эту операцию повторил уже с новой квартирой, но уже на 2 м2 больше. И невдомек было, что хищение — это всегда изъятие похищаемого имущества. А переезжая на новое место службы, эти «похищенные метры» полковник С. никоим образом с собой не забирал. Эти метры благополучно оставались в фонде Министерства обороны.

Военных юристов можно пожалеть: это какие же тещи им достались, если для них теща — только героиня анекдотов, и членом семьи быть не может. Но жалость ли они заслуживают, если настолько профессионально невежественны, что не подозревают, что возбужденные ими уголовные дела — покруче любого анекдота.

К слову, уголовное дело Елены Г. о злоупотреблении полномочиями тоже, как и дело полковника С., не было возбуждено. Но если в ответ на мои жалобы по делу полковника С. судьи и прокуроры писали, что я не прав, поскольку «движение материалов проверки свидетельствует о том, что дело возбуждалось», то в ответах на жалобы по делу Елены Г. мне без затей отвечали, что дело было возбуждено по другой статье УК, и повторного возбуждения уголовного дела по норме УК РФ, по которой вынесен обвинительный приговор, не требуется. Но что делать с тем фактом, что уголовное преследование Елены Г. по той другой статье УК РФ, по которой дело было возбуждено, прекращено судом за отсутствием в ее действиях состава преступления? Ведь положения уголовно-процессуального закона не позволяют подменять одно уголовное преследование другим.

И вроде бы невдомек этим правоохранителям и правоприменителям, что давно уже Конституционный Суд РФ указывал, что возбуждение уголовного дела — обязательная и самостоятельная стадия процесса, а УПК не содержит норм, позволяющих привлекать человека к уголовной ответственности по невозбужденному делу, и что никакие другие постановления не могут заменить постановления о возбуждении уголовного дела.

Нужно ли добавлять, что протоколы судебных заседаний по этим делам отличались не точностью и полнотой, а искажениями различного вида, а замечания на протоколы были отклонены. Замечания рассматривал тот самый судья, который подписывает протокол, закрывшись в своем кабинете от всего мира. По делу Кирилла В. я бы, может, и поверил суду апелляционной инстанции, но в силу обстоятельств я в этот день оказался в зале судебного заседания. Я сам видел и слышал, как один из осужденных в режиме видеоконференции настаивал на том, что он «явку с повинной» не писал и не подписывал, и просил, чтобы ему предоставили возможность дать об этом подробные показания. Но ему в этом было отказано, а в протокол заседания судебной коллегии это не попало.

В деле Елены Г. ходатайство об ознакомлении с протоколом судебного заседания вообще не было рассмотрено, так как председательствующая судья была в отпуске, что однако в это же время не помешало отправить дело в Мосгорсуд для рассмотрения во второй инстанции. Не вручив протокол судебного заседания в первой инстанции, суд на голубом глазу ответил, что, поскольку дело уже отправлено в Мосгорсуд, то ознакомиться с ним (с протоколом) и подать замечания можно будет после возвращения из Мосгорсуда после его рассмотрения во второй инстанции. То есть телега оказалась впереди лошади.

Общение с судьями и прокурорами напоминает спор Остапа Бендера с ксендзами: «Бога нет», — сказал Остап. «Бог есть!» — сказали ксендзы.

Описанные ситуации отличаются только в деталях, но одинаковы по сути: пренебрежение к закону, маниакальное стремление к унижению человеческого достоинства, ложь как привычный способ достижения своей цели. Ложь пропитала все звенья и уровни правоохранительной и правоприменительной системы — от рядового полицейского и мирового судьи до Верховного Суда и полицейских генералов.

При вступлении в должность судьи клянутся судить по закону и совести. К сожалению, некоторые из них не знают законов, а у кого-то проблемы с совестью. Вообще вопрос о судейской совести — больной вопрос. Или мы должны признать, что следователи, привлекавшие невиновных к уголовной ответственности, попустительствовавшие им прокуроры и присоединившиеся к ним судьи — не­разумные и невежественные, или…

Не называю здесь фамилий судей, прокуроров и следователей (имеются в распоряжении редакции). Не называю не потому, что опасаюсь предъявления исков о защите чести и достоинства. Просто описанные здесь случаи типичны, как и «герои», сотворившие этот апофеоз беззакония и произвола.