Я — внештатник молодежной газеты, нашел в кармане двадцать копеек и пошел пить пиво по оперной стороне проспекта Руставели. Вдруг передо мной возникла Ляля А., которая от кого-то только что случайно узнала, что сегодня до пяти нужно подать заявку на двухгодичные режиссерские и сценарные курсы в Москве. Она развернула меня в сторону подъезда Минкультуры и втиснула в кабинет к начальнику, во взгляде которого и в красных пятнах на щеках чувствовался недавний нагоняй. Оказывается, он уже месяц назад должен был отправить человека на Высшие курсы сценаристов и режиссеров в Москву! Вот так я случайно оказался перед комиссией, состоящей из классиков, плюс еще не классика Тарковского, которые сидели за длинным столом. И был принят. А затем встретился с талантливым режиссером Эльдаром Шенгелая.

Съемки фильма «Необыкновенная выставка» происходили на киностудии «Грузия-фильм» в Тбилиси. И снова я нашел в кармане двадцатикопеечную тепленькую монету и пошел изучать двор киностудии. В дальнем конце стояла пивная стыдливая будочка.

Сидя за единственным столиком, ждал, когда пена успокоится.

Вдруг на тропинке показались двое. Эльдар Шенгелая и еще один человек. Эльдар показал спутнику на меня и поспешил в павильон на съемку. Спутника Эльдара я узнал по газетам. Это был Георгий Николаевич Данелия! Молодой, энергичный красавец, как говорят, валет из императорской колоды, с ироничной, но доброй улыбкой.

Мы на такси поехали в серьезную жизнь, в гостиницу «Сакартвело». Он уже был автором прекрасных фильмов «Я шагаю по Москве», «Сережа», «Путь к причалу». Все это пелось, цитировалось и волнами пролетало над страной!

Легко представить мое волнение, но Георгий Николаевич как человек в кино уже опытный потратил время на мою акклиматизацию в кинематографе. Она происходила в тбилисских малоизвестных суровых злачных местах, где через две недели нас обнаружила мать Георгия Николаевича Мери Ильинична — с двумя авиабилетами на Москву.

Мы полетели в Москву и принялись за работу над сценарием к фильму «Не горюй!».

Это был первый фильм Георгия Николаевича на грузинскую тему и первая серьезная работа по XIX веку для меня. Мы переселились в прошлое, оказались в другой Грузии и растворились в ней.

Я поселился в маленькой грузинской гостинице у Никитских Ворот. Гостиница так часто «улучшалась», что номеров становилось все больше, отчего она дошла до такого состояния, что гости из Грузии заходили с двумя чемоданами боком в узкие пенальчики, как на фресках в египетских храмах. Туда приезжал Георгий Николаевич, и я его встречал тоже боком. Так в профиль мы начинали работу над «Не горюй!». То, что нам нравилось вчера — ужасало нас утром, тут мы были братьями.

В гостинице мы написали первый вариант, а второй вариант, Данелия решил, будем писать у него в квартире на Чистых прудах, дом 23, 5-й этаж, где можно было войти по-человечески и сесть за стол в полном объеме, без древнеегипетской фресковой гордыни. Тут я одновременно увидел двумя глазами оба его глаза — доверчивые и смеющиеся.

Раз уж речь зашла о Чистых прудах, вспомню маму Данелии — Мери Ильиничну и отца Николая Дмитриевича — серьезнейшего человека, одного из тех, кто строил в Москве метро и был уважаемой личностью среди метростроевцев. Таких людей в жизни я встречал мало. И жену вспомню, Любу Соколову, — талантливую, умную, верующую, замечательного человека, и их сына Колю — поэта, которого ждало великое будущее…

Сейчас как-то совестно называть наши занятия работой. Это было с раннего утра до поздней ночи путешествие в ситуациях, композициях. Никогда мне так весело не было, как с Георгием Николаевичем. Работать с ним было и легко, и очень трудно. (В девятнадцатом веке он, конечно, был бы известным театральным драматургом. За мою киножизнь я редко встречал такого драматурга.) Создание сценария было похоже на строительство. По профессии он архитектор, то есть умеет и любит строить. Мне приходилось вместе с ним быть на выборе натуры. Он всегда знает, что ему надо в кадре, поэтому натура в его кадре и актеры так органичны.

И была молодость, и были длинные коридоры «Мосфильма», лифты с жаркими спорами о дедраматизации, павильоны с гигантскими панорамами поля боя, актеры, композиторы, операторы и конвейер, плывущий огромной подковой в обширной столовой с супами, пирожками, пухлыми котлетами, которые двигались, как поезда дальнего следования, некоторые чуть-чуть подергиваясь! И вокруг много натурального и ненатурального смеха. И вокруг столько народных артистов СССР, известных писателей, поэтов, художников, засекреченных ученых (консультантов по фильмам), бывших красавиц и действующих красавиц, загримированных и в костюмах XVIII века, и стограммовых мерзавчиков, которые прятались в ботфортах великого корсиканца или актера в царской одежде.

Да, есть что вспомнить!

А потом премьера «Не горюй!», и песня Гии Канчели «Тая-Тая».

В творчестве Георгия Николаевича четко обрисовалась ушедшая жизнь. Это в первую очередь «Не горюй!», «Осенний марафон», «Сережа», «Путь к причалу», «Мимино». И завершавшая конец империи картина о будущем — «Кин-дза-дза!».

Москва тогда была совсем другая. Я вставал рано и из своего пенальчика шел в придуманные вчера ситуации, к придуманным героям.

От Никитских Ворот до Чистых прудов.

Нет ничего красивее, чем зимой идти по Бульварному кольцу и смотреть на балконы старинных особняков. Как-то я остановился, достал из кармана бутылочку цивилизованных размеров (пятьдесят граммов) и смотрел, как снег рождал новый рисунок балконов.

Вот так я доходил до Чистых прудов.

Пятый этаж. Большая комната. Собака Булька. Георгий Николаевич. И мы уходим куда-то в другие миры. Похожие и не похожие на нашу жизнь. Работа задержала меня на семь месяцев в Москве, и они незабываемы.

Георгий Николаевич — это мир выдающихся людей, создавших атмосферу, без которой невозможно представить фильмы того времени: Геннадий Шпаликов, Виктор Конецкий, Андрей Петров, Сергей Бондарчук, Никита Михалков, Инна Чурикова, Вадим Юсов, Валентин Ежов, Евгений Леонов, Сергей Вронский, Леонид Куравлев, Евгения Симонова, Юрий Яковлев, Буба Кикабидзе, Борис Андреев, Борислав Брондуков, Олег Басилашвили, Наталья Гундарева, Марина Неёлова, Павел Лебешев, Николай Гаро…

Фильмы Данелии обречены на популярность и любовь. Он настоящий большой художник.

Нашей дружбе почти полвека. Я был свидетелем и трагедии в его жизни, и серьезных испытаний, радостей… и он всегда оставался добрым, мудрым и благородным человеком. Работы с Георгием Николаевичем я ощущаю как один большой праздник.

Из смешных воспоминаний: бывало, мы писали в Болшеве. Не в сезон, зимой. Когда у нас не получалось, мы выходили гулять вдоль речки, и с нами был Булька — великая кинособака, наш друг. Наблюдая за ним, Георгий Николаевич заметил, что на стадии создания сценария лучшего советчика и редактора, чем этот пес, у нас не будет. Если Булька бросал нас и уходил, то эпизод скучный и даже, может быть, ненужный, а если он поднимал ногу, чтобы облегчиться, — значит, эпизод нужно выкинуть. Без сожаления. Ох! Сколько эпизодов мы выбросили в речку, до сих пор жалко.

Сейчас, вспоминая нашу жизнь, я ухожу от многих красивых, поэтических эпизодов. Но уйти от Гали Данелия невозможно, она появилась в жизни Георгия Николаевича в очень тяжелый период, это был подарок судьбы. Она внесла оптимизм, улыбку, связь со временем и жизнью.

Мне хотелось рассказать о благородном мастере, Георгии Николаевиче Данелии, который живет красивой достойной жизнью, о художнике, который отвечает за огромное время от 60-х, полных надежд, и до конца империи.

Резо Габриадзе, режиссер, — специально для «Новой»