— Мы сначала занимались XI–XII веками Центральной Руси, потому что сами с Одинцова, соответственно — вятичей делаем, — рассказывал мне устроившийся в деревянной избушке на Гоголевском бульваре Макс. Из-под закатанного до локтя рукава льняной рубахи Макса чернела вязь татуировки. — Но рано или поздно соберешь весь комплект: шлем есть, штанов двое-трое сшито. И как-то скучно, потому что одни и те же фестивали, одни и те же рожи. Поэтому часть народа стала заниматься еще и римским легионом, часть перешла на XVII век.

В XVII сегодня жил и Макс — подмастерьем за прилавком с изделиями из кожи. Я решила начать с первой площадки фестиваля «Времена и эпохи», который захватил Москву почти на две недели: 30 площадок — от каменного века до советской оттепели, 300 клубов исторической реконструкции со всего мира.

— Я и кольчугу поплел, но быстро надоело — очень нудный процесс, — продолжал он, кивая на очередную просьбу о селфи с башмаком. — Плюс, надо походить по музеям, проанализировать источники. Поэтому многое покупается у других реконструкторов, а это дорого — зарабатываем на основных работах. Я — в экспедиции на территории Новодевичьего монастыря.

На Никитском неподалеку сегодня строили замок. А я поехала танцевать полонез — на Покровский, в «Великое посольство Петра Первого». Мужчины в треуголке или хотя бы в парике мне не досталось.

— Стоп! Гоу! Стоп! Кружимся! — выкрикивала строгая дама-распорядитель, настойчиво пихая в спину господина в красных бриджах. Хуан из Барселоны послушно семенил ботинками с большими медными пряжками. Качались кринолины и треуголки, разбавленные джинсами и фривольными платьями выше колен.

— Завтра вечером большой бал во дворце, приходи, — снова подарил мне надежду друг Хуана Хавьер после своего первого полонеза в жизни. Когда-то музыкант Хавьер искал в библиотеке старинные ноты — так и свернул на скользкую дорожку реконструкции.

Название дворца Хавьер не выговорил.

— А что это у вас завтра за бал? — спросила я погруженную в смартфон девушку, которая представилась «одним из организаторов».

— Бал, хммм… — начала он подбирать слова. — Короче, у них там король бургундский, они красиво пьют шампанское, входят в зал и начинают танцевать. Много иностранцев — порядка 35 человек. Можете посмотреть с балкона — это единственное мероприятие, которое открыто только для реконструкторов в аутенте. Они пробуют полностью оказаться в атмосфере прошлого.

Назавтра в Царицыно не поехала — не «в аутенте», а с балкона — обидно. Решила — к гусарам.

— Вот что делает шампанское животворящее с утра! — раскатилось метрах в пятидесяти впереди, и я поняла, что почти на месте. Мимо шли по Тверскому бульвару торжественным парадом французы и русские «в аутенте» 1812-го. За французами, гикая, бежали мальчишки. За гусарскими столами сидели женщины в чепчиках, на столах пузырилось в бокалах шампанское.

— Вопросы от публики самые неимоверные: например, что носили под ментиком и штанами, или сколько любовниц было у гусара, елки-палки, — усмехался в седые усы куратор гусарского сообщества, полковник в запасе Федор Григорьевич. — Мы реконструкцией занимаемся въедливо, поэтому можем объяснить все. Вот каблуки у нас не сантиметровые, а вершковые и мундиры сами шьем, стираем и сушим согласно той технологии. Стирка — только в холодной воде, с уксусом и мылом хозяйственным. Потом вот так его вешаешь, вода стекает, надеваешь мокрым и ходишь 8 часов, чтобы мундир принял форму тела. А Леша вообще для мундира похудел… Так, 15-минутная готовность. Сейчас рубанем шампанское, потом романсы и дуэль, — прикрикнул на гусар Федор Григорьевич. Рубанем — это про показательное отсечение горлышка саблей.

На прощание гусарский куратор объяснил мне, что истоки тяги к реконструкции — в тех солдатиках и куклах, в которые мужчины и женщины не наигрались в детстве.

— А еще — желание понять, как все было на самом деле, — добавил Алексей. — Мы не ряженые. Ребята совершают переходы, чтобы ощутить тяжесть ранца, сложность ухода за лошадью. Знания выпускника исторического факультета можно сравнить с кожурой яблока, наши подобны уколу иголкой — не обширные, но глубокие. Об истории можно судить только по достоверным данным, а не фантазировать.

Я понимаю — коммерция, но молодое поколение дороже этих бабок, — вздохнул школьный учитель истории. — Подростка спрашиваешь: ты мог бы заступиться за даму? А он: «А зачем? Сегодня я с ней, а завтра нет». Люди дрались на дуэлях, потому что это было поколение, для которого слово «честь» было не пустым.

И гусары пошли реконструировать дуэль Пушкина с Дантесом — целая толпа собралась. По соседству орали в загоне гуси, синхронно блеяли с козой малолетние москвички, мерили усы в цирюльне французов безусые мужчины, вертела в руках окровавленную пластиковую конечность бабушка у тента полевого госпиталя. А я поехала на Яузский, там вот уже несколько дней красовалась довольно интригующая растяжка: «Конфедеративные штаты Америки».

— Девушка, это курительный табак, но ладно — нюхайте. Сам выращивал! — на секунду отвлекся рыжеусый солдат армии Юга за столиком с предметами армейского быта и снова вернулся ко мне: — Есть отдельные элементы, которые пытаются завязать политический спор, но мы от них сразу дистанцируемся, потому что занимаемся историей…

— А вот такой вопрос — в 61-м почти под Вашингтоном стояли, да? — вылез у меня из-за спины скромный мужчина в очках.

— Вот вы суши ели? На «Мицубиси» катались? — все-таки не выдержал еще один «южанин», в миру рабочий Алексей. Я кивнула. — По логике некоторых, вы спонсируете наших врагов, потому что с 41-го года у нас не подписан мирный договор с Японией. Некоторые говорят — вот санкции, а вы тут их флагами машете. А сами ездят на «Форде», а не на «Ладе Калине». Вчера один американец на велике притормозил — так обрадовался, что мы изучаем историю, несмотря ни на что. Они же тоже Вторую мировую реконструируют — видел по телеку, как у них в Сталинграде бегал негр в бушлате.

— Южанин? Ах, вы, значит, раси-и-исты? — затянула рядом женщина.

— Северяне еще большие расисты! — заволновался рыжий. — Начитались пропаганды и нас обижаете! На севере были белые рабы.

Потом он другому мужчине объяснять начал, что гражданская война — самая масштабная на территории, поэтому и интересна.

— У меня гражданская — факультатив, — рассказывал мне чуть позже за соседним прилавком с консервами «северянин» и врач скорой помощи Кирилл. — Основное — Первая мировая и наполеоника. Ко мне с политикой еще не приставали, наоборот — для людей здесь есть какой-то ореол романтики, «Унесенные ветром» вспоминают. Плюс тут меньше зануд, чем по Первой и Второй мировой: «А я вот видел по телевизору, а вон там у Михалкова…» Тьфу. А лично для меня выход в поля — это психологический эксперимент. Увидеть себя со стороны, понять, насколько мало надо для счастья. Когда у тебя из современного нет ничего, когда ты варишь кофе на костре… Сегодня вот нам товарищ нутрию приготовил, — кивнул он на соседнюю полевую кухню. — Только что доели.

— Ой, нас же мальчики на нутрию приглашали! — вспомнила полчаса спустя одна из кринолиновых девушек в салуне «города» Уилсон, что через пешеходный переход на бульваре. Другая — красавица с васильковыми глазами — уже отплясала с прохожим-бородачом и научила его закидывать воображаемое лассо в толпу московских женщин.

— Съели уже вашу нутрию, — отдышавшись от кантри, сдала я мальчиков. «Лассо» долетело и до меня.

Потом я еще стояла в очереди на юбку и шляпку для фотосессии, слушала про историю консервов и «серьезных женщин легкого поведения», зашла в школу, банк и к индейцам.

— Мальчики воюют, девочки наслаждаются жизнью! — напомнила мне на прощание красавица, поигрывая веревкой с петлей.

У консервов Кирилл объяснял бабушке, что реконструкторы — это такие люди, которые увлекаются историей, а на фестиваль их пригласили организаторы, а тех наняло правительство Москвы. Бабушка была уверена, что солдат сюда пригнали по разнарядке — «как в КПСС». И вообще была не в духе, потому что пришла посмотреть на «настоящих американцев».

— Тут многие задают вопрос — чего вы американцев популяризируете, но это не пропаганда Америки, это пропаганда истории, — напоследок заявил мне организатор площадки Денис Минаков. Он же Доктор Дэн. Он же руководитель объединения клубов реконструкции Гражданской войны в США. Он же летчик на Первой мировой и медик в 41-м. — Нам нравится этот период, его мало кто делает в России, от силы 100 «солдат» и 50 «гражданских» наберется. Реконструкторы и фашистскую форму носят, потому что — с кем тогда воевать русским? С призрачными войсками? Можно историю как-то переигрывать, но факт в том, что история — была.

История будет в Москве до 22 августа.