Статья священника Алексея Чаплина (однофамильца Всеволода) «О потерянном рабстве и рыночной свободе» оказалась почти незамеченной. СМИ в это время были по горло заняты мундиалем и повышением пенсионного возраста, а блогеры сделали пару перепостов и забыли.

Краткое содержание текста Чаплина: выражение «раб Божий» следует понимать буквально, а бог и государственная власть — это тождественные понятия, смысл существования государства — в том, чтобы генерировать величие, а не в том, чтобы обеспечивать своим гражданам приличный уровень жизни. «Раб Божий не ищет наград земных, он ищет благ небесных. Путь земной для христианина-раба — это путь Креста и скорбей». И, кстати, мерседесами митрополитов следует не возмущаться, а восторгаться, — ибо «для раба престиж Господина — это его личный престиж. Для христианина должно быть унизительным, что у архиерея машина хуже, чем у светских правителей».

Если начать разбираться с общественным значением протоиерейской статьи, она, конечно, выглядит артефактом из другой эпохи. Да, вопрос «извечного русского рабства» уже лет 70 как не актуален, кто бы и что не писал по этому поводу. Процесс урбанизации всегда шел рука об руку с эгалитаризмом, сокрушая на своем пути социальные барьеры. Иными словами: чем выше уровень развития общества, тем более актуальным для него становится запрос на равенство. Из крестьянских сыновей в генеральные секретари, из дочери лавочника в премьер-министры, из потомков чернокожих рабов в президенты сверхдержавы — подобные «истории успеха» давно уже воспринимаются, как нечто само собой разумеющееся. Идущая в США сегодня кампания борьбы за социальную справедливость, составными частями которой являются и хэштег#MeToo, и дело Харви Вайнштейна, и Black Lives Matter и низвержение памятников «героям Юга» — это еще одна, сверхновая стадия все того же процесса, через которую в той или иной форме придется пройти всем. Но почему мы сами себе кажемся отставшими от этого поезда?

Покорность и массовый конформизм по отношению к политическим режимам «сильной руки», которые у нас многими принимаются за проявления «рабства», на самом деле есть не что иное, как выражение обостренного стремления обывателя к нормализации бытия, к стремлению «пожить обычной жизнью». Из того же корня растет и фашизм, но это тема для отдельного разговора. Пока скажем, что в поисках недодавленного из себя раба, мы проглядели явление куда более страшное — в освободившуюся пустоту влез и с уютом разместился в ней рабовладелец. И это гораздо хуже.

То, что в полиции у нас пытают, а во власти воруют, известно даже маленьким детям. Но в каких вузах на следующий год будет самый большой конкурс? Совершенно верно, именно в тех, где готовят чиновников и силовиков. То есть, немалое число молодых людей вполне сознательно готово воспользоваться привилегиями и властью, которые им предоставляет квазифеодальное государство, зная о том, что возвышение в его иерархии — это путь наверх по цепочке из преступлений. Персонажи расследований ФБК многими воспринимаются не с гневом, а с завистью, потому что ловко сумели пройти наверх по головам обворованных ими «лохов».

Почему многие сторонники прокремлевской политики ненавидят даже самые мягкие и «розовые» варианты левой идеологии? По той же причине, по которой они категорически отвергают идеи феминизма или равноправия ЛГБТ — важно чтобы рядом всегда были те, по сравнению с которыми можно ощутить собственную «полноценность», особенно если ты сам не успел обзавестись ни уютным кабинетом, ни даже самыми завалящими погонами.

В Африке есть государство Либерия, созданное на куске земли, купленном благотворительной организацией квакеров-аболиционистов American Colonization Society (ACS), для того чтобы поселить там освобожденных рабов. Надо ли говорить, что все государственные институты Либерии были в точности скопированы у США? Конституция точно так же предварялась Декларацией независимости, а флаг отличался от американского только в двух местах: звезда только одна по причине отсутствия штатов и красных полос не тринадцать, а всего одиннадцать.

На практике «республика освобожденных» обернулась сущим кошмаром. Высадившиеся с колонизационных кораблей «американо-либерийцы» силой оружия подчинили местные племена и в точности воспроизвели общество рабовладельческого Юга, заняв в нем место белых. Вплоть до 1904 года местное население не имело гражданства, а право голосовать на выборах оно получило только в 1947 году. В 1929 году вопрос о принудительном рабском труде в Либерии был вынесен на заседание Лиги Наций, обсуждалась даже возможность «гуманитарной интервенции» с последующим установлением опеки над страной, но местный президент Чарльз Кинг «своевременно» ушел в отставку и вопрос замяли.

В 1989 году Егор Летов спел «Навеки все мы все паломники в Корею», а сегодня мы — паломники в Либерию. И давайте уже отдавать себе отчет в том, что наша «вертикаль» до сих пор крепка вовсе не потому, что тем, кто внизу, хорошо и комфортно, а потому что каждый мечтает встать ногами на голову хотя бы какому-нибудь неудачнику.

Алексей Байков, историк