50 лет назад, 22 июля 1968 года, «Нью-Йорк Таймс» опубликовала эссе А.Д. Сахарова «Размышления о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе», прочитанное высшим руководством СССР еще в рукописи и изданное затем на Западе общим тиражом около 20 миллионов экземпляров. В статье «Размышлениям Андрея Сахарова о прогрессе, мире и свободе — 50 лет» («Троицкий вариант», 17.07.2018г.) ее автор историк науки Геннадий Горелик пишет о мотивах, побудивших Андрея Дмитриевича к написанию этого исторического эссе. И я должен признаться, что для меня многое тут оказалось новым и интересным, хотя я знал Сахарова более 20 лет (1968 – 1989) и сам немало написал о нем после его кончины 14 декабря 1989 года.
Я не знал, что написанию Сахаровым этого эссе и его запуску в Самиздат с последующей неизбежной публикацией на Западе предшествовали безуспешные попытки Сахарова, а также Ю. Харитона и Е. Забабахина, убедить советское руководство согласиться с предложением президента США Л. Джонсона от 10 января 1967 г. о взаимном моратории на развертывание противоракетной обороны (ПРО). Ведущие советские ядерщики, так же как и их американские коллеги, считали, что в процессе создания ПРО в СССР и в США может быть опасно нарушено то самое «равновесие страха» (угроза «взаимного гарантированного уничтожения»), которое много лет удерживало, и ведь удержало (!), человечество от самоликвидации в третьей уже ядерной мировой войны.
После того, как посетивший США в июне 1967 года Председатель правительства СССР Н. Косыгин отверг предложение США о моратории ПРО, Сахаров 21 июля 1967 года направил в Политбюро совершенно секретную служебную записку с обоснованием ошибочности такого отказа. Записка эта была проигнорирована, однако позиция руководства СССР в этом вопросе изменилась, после того, как КГБ в мае 1968 года представило членам Политбюро появившийся в самиздате первый вариант «Размышлений» Сахарова. И уже 1 июля президент США объявил о соглашении с СССР начать переговоры об ограничении ПРО.
Эти важнейшие исторические события сегодня необходимо вспомнить еще и в связи с развернувшейся в последнее время дискуссией о «людоедской» идее Сахарова разработки ядерной торпеды (мины), способной накрыть США смертоносным цунами, и многократно повторяемым вопросом: как мог стать лауреатом Нобелевской премии мира разработчик страшного оружия войны? Ниже я постараюсь ответить апологетам этого мнимого «парадокса» Сахарова. Но вначале кратко — некоторые личные воспоминания 68-го года в связи с «Размышлениями…».
«Размышления…» я прочитал еще в мае. Дело в том, что Майя Яновна Берзина, мать моего друга со времен учебы на физфаке МГУ Павла Василевского, была, кажется, первой, кто распечатывал «Размышления» для самиздата. А ей их принес для распечатки «король самиздата» Юлиус Телесин. Не всё мне в «Размышлениях» понравилось. А случай предоставил возможность немного обсудить это с Андреем Дмитриевичем.
Моего отца Сахаров хорошо знал по их совместной работе на ядерном объекте в г. Сарове. А я с Сахаровым познакомился в 1968 году, когда он согласился стать оппонентом моей кандидатской диссертации по общей теории относительности. В начале августа мы с ним оказались в одном самолете, направляясь на II Международную гравитационную конференцию в Тбилиси. Из-за грозы над Главным кавказским хребтом самолет приземлился на ночь в Минеральных Водах, и в тот самый момент, когда мы с А.Д., стоя в проходе между креслами, о чем-то говорили, к нему подошла стюардесса и предложила переночевать в гостинице аэропорта. На вопрос Сахарова, где будет ночевать молодой коллега, она пояснила, что, к сожалению, гостиница очень маленькая, и ночевать в ней смогут только академики и иностранные ученые. Тогда Андрей Дмитриевич, поблагодарив стюардессу, от гостиницы отказался, и мы провели с ним ночь на стульях в аэропорту.
Вот тут и предоставилась возможность немного поговорить о «Размышлениях», конечно, выбирая выражения, понимая, что кругом «уши». К тому времени, в свои 29 лет, я был уже настроен достаточно антисоветски. Весной того же 1968 года мы с Павлом Василевским закончили и запустили в самиздат под псевдонимами С. Зорин и А. Алексеев большую резко критическую и одновременно программную статью «Время не ждет», которая появилась в самиздате в начале 1969 года отдельной книгой под названием «Ленинградская программа» и в 1970-м была издана в Париже в издательстве «Посев». Говорили о ней и «вражеские голоса».
На мои замечания об излишней, как я полагал, «советскости» и антиамериканской направленности «Размышлений» А.Д. реагировал очень лаконично и в целом пояснил, что отрицание или даже просто критическое обсуждение некоторых идеологических стереотипов означало бы полное отторжение от потенциального читателя; что в работе и без того достаточно способных отпугнуть непривычных идей, а он надеется, что «Размышления» будут прочитаны и услышаны советской интеллектуальной, научной элитой.
О секретной тематике ПРО и о том, что первые предполгаемые читатели «Размышлений» могут находиться в Кремле, Сахаров, конечно, не распространялся.
Замечу при этом, что в «Размышлениях» Сахаров, как всегда, абсолютно искренен, в 1968 году он был еще во многом советским человеком, верящим в идеалы Революции и социализма и в историческую обреченность капитализма. А высказанная им в «Размышлениях» идея о конвергенции двух систем как единственной возможности избежать ядерного самоуничтожения человечества была для него самого достаточно новой. Вообще я никогда не встречал человека, подобного Сахарову по способности к диалектическому творческому саморазвитию.
И несколько слов о взгляде на «Размышления» совсем с другой стороны: «Эта статья Сахарова была для нас откровением», – сказал мне на «Сахаровском конкрессе» 1991 года американский ученый – активный участник движения против войны во Вьетнаме (1964 – 1975). Он пояснил, что поступавшая на Запад во все большем объеме информация о чудовищных преступлениях сталинского режима, силовое подавление венгерского восстания (1956) и «пражской весны» (1968) объективно побуждали их — американских борцов за справедливость –солидаризироваться с антисоветской позицией ненавидимой ими американской правящей элиты. В результате полная растерянность, а «Размышления…» Сахарова дали ответ, идейную точку опоры: сближение двух противостоящих систем при сохранении того лучшего, что есть в каждой из них. И это правда — статья Сахарова действительно стала откровением для миллионов людей на Западе.
Теперь — о ядерной торпеде и о «парадоксе» Сахарова. Создание в США и независимо в 1955 году в СССР водородной бомбы потенциально неограниченной мощности и испытание такой советской — «сахаровской» сверхбомбы (искусственно ограниченной мощности 50 мегатонн) на Новой Земле в 1961 году поставили перед разработчиками ядерного оружия обеих стран вопрос о способе применения такого сверхоружия против потенциального противника. Идея ядерной торпеды разрабатывалась и в США, и в СССР.
Среди участников II Международной сахаровской конференции по физике 2002 года в ФИАНе было несколько американских физиков-ядерщиков. И один из них рассказал мне в частной беседе, что когда он в молодости работал в Лос-Аламосе,
ему поручили рассчитать параметры водородной бомбы, подрыв которой в глубине океана создаст волну, способную уничтожить СССР.
Он честно провел расчеты и пришел к выводу, что создать цунами высотой один километр в Северном Ледовитом Океане вполне возможно, но с учетом географических размеров Советского Союза бесполезно; до Москвы и сибирских ядерных шахт волна не дойдет.
В СССР по поручению Н.С. Хрущева были проведены аналогичные расчеты и даже испытания по воздействию «цунами» на модели тихоокеанского и атлантического побережий США. Вывод был тот же — ничего не получится: Атлантика слишком мелководна, а цунами в Тихом Океане приведет только к уничтожению Калифорнии (дальше волну не пропустят Кордильеры), что с военной точки зрения бесполезно. Одним из руководителей этих испытаний был тот самый адмирал Ф.Фомин, о котором Сахаров пишет в своих «Воспоминаниях» в связи с идеей ядерной торпеды.
Сахаров об этих сверхсекретных исследованиях ничего не знал, а в главе 15 (1959-1961 гг.) «Воспоминаний» описал свои «фантазии» по созданию торпеды, способной уничтожить порты противника. Этой идеей он поделился с рядом коллег и с адмиралом Ф.Фоминым, назвавшим идею «людоедской», поскольку она сопряжена с гиганскими человеческими жертвами. Далее Сахаров пишет: «Я устыдился и больше никогда ни с кем не обсуждал своего проекта».
На неоднократно повторенный вопрос, чувствует ли он угрызения совести в связи с участием в разработке чудовищного оружия, Сахаров отвечал, что
нет, не чувствует, поскольку именно это оружие удержало от развязывания третьей мировой войны.
Но при этом он всегда говорил об опасной неустойчивости «равновесия страха» – того самого равновесия, которое могло быть легко нарушено созданием систем ПРО. В Главе 6 Части I «Воспоминаний» Сахаров пишет: «Сегодня термоядерное оружие ни разу не применялось против людей на войне. Моя самая страстная мечта (глубже чего-либо еще) – чтобы это никогда не произошло, чтобы термоядерное оружие сдерживало войну, но никогда не применялось».
Да, Сахаров — создатель страшного оружия, но он так много сделал для того, чтобы оно никогда не применялось! И его Нобелевская премия мира — вполне заслуженная. Тут нет никакого «парадокса».
Тем не менее, недоумения такого рода возникают все время, иногда и у весьма уважаемых людей. Вот и Виктор Астафьев в статье в «Известиях» 30 апреля 1994 года обвинил Сахарова в том, что он, создав страшное оружие, так и не покаялся: «Такая маленькая хитрость – умереть героем, совершив преступление». Мы — члены «Сахаровской комиссии» ответили ему. Привожу этот ответ полностью:
«САХАРОВУ КАЯТЬСЯ НЕ В ЧЕМ
С пониманием и благодарностью читаем и слушаем статьи и выступления Виктора Петровича Астафьева. С благодарностью, потому что они о самом важном – о первичных ценностях, о надежде на нравственное выздоровление. Тем больнее было прочитать в «Известиях» 30 апреля слова писателя о Королеве, Ландау и особенно Сахарове («Создав оружие, которое сожжет планету, так и не покаялся. Такая маленькая хитрость – умереть героем, совершив преступление»). Считаем необходимым ответить по существу.
Первое. Л. Ландау старался избегать участия в атомном проекте. Недавно опубликованные документы – материалы гэбэшной слежки – говорят о том, что делал он это в соответствии со своими убеждениями. А. Сахаров, так же как С. Королев, И. Курчатов и многие другие, в отличие от рано прозревшего Ландау, были людьми, верившими в советский строй. И они действительно были убеждены, что страна, испепелившая Хиросиму и Нагасаки, может повторить то же самое с Москвой и Ленинградом, и делали всё, чтобы отвести эту угрозу, считали это своим высшим нравственным долгом. Можно ли в этих условиях употреблять слово «преступление»? В своих «Воспоминаниях» Андрей Дмитриевич пишет, что, работая на «объекте», он ощущал себя на войне: «Это был мой фронт». А что такое война, автор «Проклятых и убитых» знает не понаслышке.
Второе. Об ответственности за содеянное и покаянии. Сознание своей личной ответственности как создателя страшного оружия пронизывает всю общественную деятельность Сахарова. Когда он понял, для кого работает, какого монстра вооружает, то сразу же вступил в противоборство с системой. Сахаров всегда действовал в строгом соответствии со своими убеждениями, слово «хитрость» невозможно рядом с его именем. В отличие от многих и многих для него не существовал разъедающий душу разрыв между мыслью и словом, словом и делом. Духовная трагедия нашей страны в том, что эпоха страшных преступлений породила множество людей, так или иначе к этим преступлениям причастных и до сих пор избегающих очистительного покаяния. Сахаров не из их числа.
Эти строки мы обращаем к Виктору Петровичу с уважением и надеждой на понимание.
С. КОВАЛЕВ, Б. БОЛОТОВСКИЙ, Б. АЛЬТШУЛЕР, Ю. САМОДУРОВ – члены общественной Комиссии по увековечению памяти А.Д. Сахарова и его наследию.» («Известия», 6 мая 1994 г., стр. 4.)
Друзья из круга Астафьева говорили мне потом, что Виктора Петровича наш ответ удовлетворил, он его принял.
Борис Альтшулер, член Московской Хельсинкской группы, старший научный сотрудник Отделения теоретической физики Физического института им. П.Н. Лебедева РАН
