Центр чеченских городов и сел уже многие годы отстраивается по образцу Грозного: ансамбль из нескольких небоскребов и обязательно колоссальная мечеть на несколько тысяч прихожан. И если для столицы Чечни такое градостроительное решение еще более-менее органично (хотя даже тут половина небоскребов многие годы так и пустует — чеченцы предпочитают жить в своих домах, а не в душных многоэтажных коробках), то в Аргуне, Курчалое, Шали, которые на 90% состоят из частного сектора, небоскребы посреди села выглядят если не нелепостью, то уж точно не предметом первой необходимости. Необходимостью, причем крайней, в Чечне являются новые здания судов.

В районном центре Курчалой — селе, которое в очередной раз помпезно реконструируется (опять небоскребы, опять огромная мечеть, опять спортивный центр для кулачных боев), нет своего суда. И совершенно неизвестно, планируется ли он. Поэтому всех жителей одного из самых густонаселенных районов Чечни (между прочим, к этом району относится и родовое село Рамзана Кадырова Центорой), обвиняющихся в совершении преступлений, судят в Шали. Третьем по количеству жителей городе республики. Но и у Шалинского городского суда собственного здания нет. Шалинский суд арендует первый этаж в частном доме. На фасаде здания висят портреты «чеченской троицы»: Владимира Путина, Кадырова-старшего и Кадырова-младшего. Над портретами — надпись огромными золотыми буквами: «БИЗНЕС-ЦЕНТР». И два флага по краям — чеченский и российский.

Вот уже вторую неделю Шалинский суд оказывается парализованным на целых два дня от наплыва людей. Каждую среду и четверг тут слушается дело главы чеченского «Мемориала» Оюба Титиева. Почему два дня? Потому что в Шалинском городском суде только один зал заседаний. То есть физически невозможно рассматривать одновременно несколько дел. Поэтому на масштабный процесс Титиева (одних только свидетелей обвинения — 65 человек) выделили два дня в неделю, чтобы не останавливать всю работу суда.

Войти в Шалинский суд — огромная проблема. Дело даже не в том, что судебные приставы считают своим долгом максимально осложнить российским гражданам вход в российский суд. Дело в физически ограниченном пространстве. Суд в Шали — это, по сути, два коридора и предбанник с приставами, которые сидят друг у друга на голове. В одном коридоре располагаются кабинеты судей и канцелярия, в другом — тот самый единственный зал судебных заседаний, совершенно не приспособленный (хотя бы по акустике) к судебном процессу.

И это деталь много говорит о приоритетах чеченской власти, понастроившей в республике на бюджетные деньги громадное количество помпезных, но совершенно второстепенных коммерческих и культовых объектов.

Второе заседание по делу Оюба Титиева, обвиняющегося в хранении 207 граммов марихуаны без цели сбыта и без намерения использовать по назначению (следствие не нашло доказательств того, что Оюб Титиев употребляет наркотики), мало чем отличается от первого: идет конвейерный допрос свидетелей обвинения. 99% из них — сотрудники Курчалоевского ОМВД. Суть показаний, которые они дали на следствии: Оюба Титиева не знают, не видели, не задерживали. Зачем тогда следствие сделало их свидетелями? Логика здесь есть, и она довольно примитивна.

Оюба Титиева задержали 9 января. По официальной версии, его машину остановили для досмотра и обнаружили на коврике переднего пассажирского сиденья пакет с марихуаной. По версии самого Титиева, которую он последовательно и детально описывает во всех своих показаниях, пакет с наркотой ему подбросили при задержании, затем отвезли в ОМВД, склоняли к «признательным показаниям». Титиев категорически отказался оговаривать себя. Более того. Именно он сказал, что изъятая без понятых марихуана с точки зрения закона не является доказательством. И тогда Оюба в сопровождении полицейских снова вывезли из здания ОМВД и… снова задержали. Только на этот раз уже «по закону» — со следователем и с понятыми.

Надо было всего лишь изъять видео с камер наблюдения, установленных на КПП Курчалоевского ОМВД, и посчитать, сколько раз задерживали правозащитника утром 9 января. Оюб Титиев и его адвокаты потребовали изъять видео с камер наблюдения сразу после задержания. А вот следствие этого не потребовало ни разу. И когда под нажимом адвокатов все-таки сделало это (примерно через месяц после задержания Титиева), оказалось, что камеры наружного наблюдения Курчалоевского ОМВД 9 января «сломались».

Более того! «Cломались» в тот день в Курчалое еще 15 систем видеонаблюдения, которые могли запечатлеть истинные обстоятельства задержания Оюба Титиева — в том числе, камеры на административных зданиях и банках. Сам по себе этот абсурдный факт свидетельствует в пользу невиновности правозащитника. Но следствие решило добавить масла в огонь. Вместо того чтобы расследовать официальную версию обвинения, следствие бросилось со всем пылом опровергать версию правозащитника.

Именно поэтому и родилась идея допросить всех сотрудников Курчалоевского ОМВД на предмет «не знали, не видели, не задерживали», чтобы таким образом опровергнуть последовательные и логичные показания Титиева о своем первом задержании, в ходе которого трое сотрудников группы быстрого реагирования Курчалоевского ОМВД подкинули ему наркоту и доставили в отдел полиции с целью принудить к «признательным показаниям». Все показания курчалоевских полицейских свелись к отрицанию существования групп быстрого реагирования в Курчалоевском ОМВД (начиная от формы, в которую были одеты сотрудники в то утро, и заканчивая автотранспортом, на котором они передвигались).

В суде эта абсурдная логика следствия обрела совсем уж гротескные формы.

В ходе первых двух заседаний допрошенные 13 сотрудников Курчалоевского ОМВД, тщательно соблюдая данные им, по всей видимости, строгие указания на все вопросы адвокатов отвечать «не помню» и «не знаю», не смогли ответить на элементарные вопросы о порядке несения службы в органах полиции. А ведь у некоторых из допрашиваемых стаж службы в полиции — 15 лет. Но даже они

• «не помнят» ни правил развода (при заступлении в патрулирование),
• ни установленного порядка сдачи оружия в конце смены после патрулирования,
• ни того, какой автотранспорт есть в наличии у Курчалоевского ОМВД, ни факта наличия «автопатруля» в ОМВД как такового, ни цвета формы, которую они носят.
• Не знают, чем отличается камуфляжная форма от черной, а полевая синяя — от обычной формы установленного всероссийского образца (китель, галстук, штаны с лампасами — ее, кстати, в Чечне носят очень редко и называют «парадной»).
• Не знают курчалоевские полицейские, как приходят на работу и как с нее уходят.
• Не знают позывных своих коллег и как вызвать подмогу, если случится ЧП.
• Не помнят, каким образом оформляются по закону задержанные граждане, не помнят, когда вообще кого-либо задерживали.
• Не помнят, что участвовали в спецоперациях по уничтожению боевиков, хотя имеют за них награды, впрочем, факт наличия наград они тоже отрицают.
• Не знают, каким образом проезжают посторонние машины на территорию КПП, не знают, досматриваются ли они и как именно, не знают, что такое «пропускная система» и как она работает.
• Не помнят, какие показания давали следователю по делу Титиева,
• не могут объяснить, почему их показания текстуально, слово в слово совпадают, хотя все свидетели допрашивались в разное время и разными следователями.

В зале заседаний Шалинского городского суда свидетели дают показания, стоя спиной к залу, полному зрителей. Переполненному зрителями. Не знаю, как лица, но спины свидетелей обвинения крайне выразительны. При уточняющих вопросах адвокатов Титиева, которые можно было бы даже счесть оскорбительными из-за их примитивности, если бы не абсурдность показаний самих свидетелей, курчалоевские полицейские дергаются всем телом, делая над собой огромное усилие.

Особенно, когда поворачиваясь к Оюбу Титиеву, исключительно достойно переживающему весь этот бред, они отвечают на его уточняющие вопросы. И вдруг склоняют голову и совершенно очевидно дают понять: им очень стыдно перед этим человеком, которого они все прекрасно знают.