— Едете на фестиваль? Очень-очень интересно, — оторвался от деловых переговоров в ватсап архитектор из Буэнос-Айреса Сезар. Минут десять назад он пересел за наш стол вагона-ресторана поезда Анапа — Санкт-Петербург, почти сразу после мимолетного «Хай». Спустя две недели после начала ЧМ я расслабилась и стала улыбаться всем подряд.

— Да, в память очень известного русского музыканта — Цоя, — уточнила моя коллега из другого издания. Аргентинец извинился за то, что не знает ни одного современного русского музыканта, и смело бросился в бой с шипящими.

— У него какие-то вопросы, переведите, пожалуйста, — прервала языковой беспредел («Ти-сой, Ти-сой») официант­ка в чепчике. В левой руке у нее была тарелка с жареной кругляшами картошкой, обильно посыпанной красным перцем. По правую — мялся субтильный иранец. Оказалось, он заказывал фри. Так думал иранец.

— У нас не бывает фри, только по-деревенски! — волнуясь грудью с бейджиком, передала через меня официантка. У персонала поезда я была довольно популярна. Не успела заселиться в купе с буйными московскими рокершами того возраста, в котором настойчиво советуют иметь детей, а не ездить по фестивалям, как пришлось помогать молоденькой проводнице со смуглой парой из соседнего. Девочка, которая не хотела сразу лезть наверх, просила уточнить, может ли она посидеть немного рядом с очень серьезным русским мужчиной на нижнем.

— Я их сажаю, а у самой руки трясутся, — жаловалась мне проводница — вообще-то студентка регионального журфака, а здесь на летней подработке. — Путаешься в иностранных паспортах. Был же случай — не тех и не на тот поезд посадили, штраф платили потом. Я хоть говорю с трудом, но многое понимаю. А у девочки из соседнего их полвагона, а английского — ноль…

За полчаса до Бологого мне принесли блины.

— Что это? — спросил меня подтянувшийся из «второго класса» друг Сезара риелтор Лука и заказал чипсы.

— Ты просто обязан пойти посмотреть на третий класс, это крейзи, — заявил другу Сезар.

Архитектор, который прожил четыре московских дня в апартаментах на Тверской, ехал в Питер в плацкартном вагоне. Еще у них багаж потеряли — только через четыре дня доехал. Потом сбросилась бронь на билеты игры с хорватами — купили через «перепродажу», за 4000 долларов за семерых. Потом в Нижнем не нашлось ни одного приличного спального места — ездили туда-обратно одними сутками, не спали прошлую ночь.

После Бологого («Можно выйти на платформу? Вы гарантируете, что с нами все будет ок, хах?») Сезар признался, что у него самого двое детей — 20 и 23.

— При входе в вагон они на меня заорали: «Пап, камон, ты что забронировал, денег пожалел?» Но я им сказал, что это все, что я нашел до Питера. Потом они сразу спать завалились. А меня на нижнем сиденье зажали — между молодой и пожилой леди с мясом с картошкой. Молодых леди трое было — из Красноярска, очень френдли. Кровать мне застелили. Потом какая-то девушка стала совать мне кофе. Потом двоих мальчиков родители привели, — Сезар показал видео на телефоне. «Май нейм из Андрей», «Май нейм из Матвей» — декламировали вытянувшиеся в струнку малолетние братья.

Но никакие несчастья не помешали Сезару полюбить Москву. И вид с колокольни Ивана Великого в Кремле, и арт-деко «Метрополя», и каждую станцию метро. И, конечно, девушек. Он было начал приглашать меня сначала в Питер, а потом и в Буэнос-Айрес, но явилась проводница и пригласила нас с коллегой на выход в Окуловке, что под Новгородом, — через 20 минут.

— Ну как тут дела с иностранцами? — спросила я у нее в вагоне.

— Все ок, — бодро ответила она. — Аргентинский чай попробовала из трубочки. Как наш чифир, только зеленый. Меня уже мальчики позвали пиво пить на моих выходных. А я как бы не против — если че, то хук справа, хук слева. Зато английский попрактикую. Я раньше как относилась к английскому — да кому он нужен. А теперь хочу говорить, как они.

— В поезде аргентинские болельщики сказали, что не знают ни одного русского музыканта, вам не обидно? — спросила я следующим вечером Дельфина. Мы стояли за сценой музыкального фестиваля «КИНОпробы». На сцене гремели молодые группы Новгородской области.

— Слушайте, ну я не знаю ни одного аргентинского. Нормально, мы квиты, — рассмеялся он.

— А ребята на Тверской после выхода России из группы кричали, что сейчас прямо год побед, который с выборов начался. А вы что по этому поводу думаете? — спросила я представителя влияющей на умы тусовки под хорошее настроение.

— Наверное, на данный момент это какая-то необходимая данность, — подумав секунд 20, ответил он. — Я за перемены, но не вижу людей, за которыми лично я бы пошел. До меня никто не донес того, что они хотят. Я вижу, что они ходят на митинги, машут руками, их бьет полиция, они сидят 30 суток в КПЗ — и чего? Почему они не баллотируются в Думу? Не действуют законно? Да, у нас демократия условная, но все равно можно действовать, а не на «Ютубе» вещать всякую хрень. Человек баллотируется в президенты, а потом едет в Таиланд и тратит там несколько миллионов долларов на жилье.

Я на политику только на Дельфине сорвалась, по давней любви, до этого держала себя в рамках футбола. Это было не очень сложно — в России сейчас все в этих рамках. На фестивале даже огромный экран установили, чтобы мужчин в палатках не терзала вечерняя ломка. Достаточно и утренней.

Открывающий накануне фест Юрий Шевчук отдал дань истории 22 июня — фрагментом Седьмой блокадной симфонии Шостаковича и «Темной ночью», а потом перешел к своей классике и насущному — новенькой песне о футболе.

— Ну столько всяких чудиков, которые ненавидят все, что находится за границей России, — сказал он со сцены. — И вот это «все» к нам приехало, оказалось, что они попали к веселым, бесшабашным, замечательным, добрым, гуманным людям. И я думаю, что это поможет России стать веселее, не ходить мрачными по улицам.

Большой сольный концерт Шевчука в числе семи тысяч зрителей слушал и Валентин из поселка Кулотино, прижимая к себе восьмилетнюю дочь и совсем маленького сына в курточке с надписью «Россия». Было хорошо за полночь.

— Пора, конечно, спать, но они сами меня вытащили на концерт, — улыбался Валентин. — Дочка нашла в интернете, я ей пообещал. А футбол я люблю, стараюсь все матчи смотреть, — обсуждали мы навеянное песней. — Обычно дома, никак не собраться с мужиками где-то еще, я же многодетный, еще маленький дома. Потом на работе обсуждаем, я машинист на грузовом. Лично я — за Португалию или Хорватию.

Следующим вечером после Дельфина у меня, похоже, началась ломка по иностранцам. Даже в толпе все мерещились китайцы, но нет — оказывались немного усталыми парнями из Воронежа. За сценой были только немцы из группы Tanzwut в стиле Rammstein, которые поведали мне о германском телевидении, по которому то и дело показывали местных фанатов. Фанаты рассказывали о том, как им нравится Россия и неожиданная доброжелательность российских людей.

А потом я увидела человека в сомбреро. Он застыл перед огромным экраном при входе на фестиваль.

— Купил случайно на развале года два назад — просто поносить, — обломал меня водитель Сергей из Питера. — Поэтому теперь без вариантов болею за Мексику.

За Мексику парой часов ранее Сергей болел в пункте приема ставок соседних Боровичей. Он тут экрана не ожидал и вообще думал, что фестиваль в 12 ночи, а не в 12 дня начинается. Пришлось бросить последний взгляд на экран с немцами и поспешить к сцене — хотя бы на Дельфина. Мимо уютно устроившейся перед экраном в раскладных креслах троицы из городка «за лесом», местного мальчика, который как завороженный просидел весь футбол прямо на асфальте, грызущей семечки полиции и еще сотни мужиков.

Категорически асоциальной публики на «КИНОпробах» почти не было. Самые дешевые билеты по 750 руб­лей в день, для жителей Окуловки — 750 за три дня. В билет входили не только концерты, но и детская зона с надувными горками и батутами, мастер-классы по кузнечному делу, рок-лекторий и турниры по волейболу, настольному теннису и, конечно, футболу.

— Все больны футболом, поэтому ждем чуда, — крикнул со сцены в воскресенье солист мегапопулярной нынче группы «25/17». Правда, за сценой заявил, что к футболу безразличен.

— Я ненавижу футбол всеми фибрами души, потому что это клоунада, а не спорт, — поддержал солиста бас-гитарист Богдан. — Хоккей, только хоккей. А валяться с этой коленкой, до которой не дотронулись, — у нас на районе за такое в щи били.

А потом случился главный хайп фестиваля — концерт Леонида Агутина. Я так до конца и не поняла, как он в этом лайнапе оказался, и Леонид, похоже, тоже. Но не смог устоять перед возможностью исполнить одну из песен Цоя — главное условие фестиваля.

«А-ГУ-ТИН, А-ГУ-ТИН» — хором скандировал между каждыми песнями забитый танцпартер. Немного растерянный Агутин пел про босоногих и чернокожих парней, а парни в футболках с надписями «Алиса» и «Король и Шут» устраивали в партере слэм, которому бы позавидовала группа Linkin Park. Они расходились в стороны и бросались в кучу, тащили над головами товарища, танцевали под медляки с девушками и легко пели хором наизусть. Потому что «Алису» они выучили в 13, а Агутина — в три. В последний раз я видела такое безудержное счастье пару дней назад — на Никольской.

— Вы видели армию болельщиков в Москве, теперь познакомились с армией «Алисы» и Ко, кто безумнее? — спросила я после концерта Агутина.

— Безумство начинается тогда, когда люди переживают момент счастья, — поддержал мои мысли Леонид. — Футбол — невероятно интересная и честная вещь, которая объединяет вокруг себя людей. Вокруг музыки объединить людей сложнее — нет интриги, хотя есть другое преимущество — узнаваемость любимых песен. Мы, музыканты, всю нашу жизнь соперничаем с футболом как можем. Иногда даже немного доходим до этого уровня.

— А кто выиграет чемпионат мира? — спросила я.

— Ой, сейчас такое происходит! — оживился Леонид. — Когда хорваты взорвали Аргентину… Ну как? А что творили наши с египтянами! Вот бельгийцев посмотрел и подумал — блин, а они тоже могут выиграть. Я бы хотел, чтобы с какой-то очень сильной командой мы сыграли где-нибудь рядом с финалом. И точно могу сказать — наш чемпионат проходит архиинтересно, я смотрю до слез просто. И радуюсь тому, что это происходит у нас, и весь мир смотрит трансляции из России. Это же счастье.

Где-то между Brainstorm и «Би-2» я, к своему изумлению, наткнулась в зоне стаффа на бывшего вратаря сборной Марокко Дрисса эль-Асмара. Дрисс приехал в Россию поддержать свою сборную и навестить друга из Питера, с которым вместе играли в одном из шведских клубов. Бывший футболист Евгений Халитов нынче развивает местный туризм — на фестиваль Дрисс попал из пансионата на озере Боровно. Вчера танцевал под «Алису» — «просто крейзи», сегодня вернулись снова.

— Хочу послушать «Би-ван», ой, «Би-ту», — поправился марокканец. — Я так понял, это что-то типа ваших звезд.

Дрисс пообещал мне теперь слушать русскую музыку и дома, поставил на какую-то новую команду в финале ЧМ («Почему бы не Россия, ха»), но потом поостыл и аккуратно понадеялся, что чемпионат и построенные к нему стадионы станут началом новой эры в российском футболе. И отправился танцевать под хедлайнеров.

А я наконец добралась до главы Окуловского муниципального района. У меня был к нему вопрос от Луки. Глядя на пролетающие за окном поезда деревянные домики, аргентинец интересовался — чем живут и где работают люди в таких городках.

— Работа-то есть — тот же Комбинат огнеупоров, только надо работать, — заверил меня Сергей Кузьмин. — Может, зарплата на начальной стадии совсем не такая, какую люди для себя видят. Но она будет расти, если учиться, заниматься квалифицированным трудом. Много десятилетий наша земля вымывалась Москвой и Санкт-Петербургом, это и сейчас чувствуется — есть кадровый дефицит. Не хочешь на кого-то — работай на себя. Приходите, делайте что-то при фестивале — никто не против. Сельское хозяйство у нас в районе слабо развито — берите землю. Но очень многие хотят только пользоваться, а не создавать.

— Я тут с местными школьниками пообщалась, они все собираются в большой город. Говорят, здесь делать нечего, — заметила я.

— У людей просто заниженная самооценка, — пожал плечами глава. — А зачем они там? В Питере и Москве тоже нужны профессионалы. Они уедут работать сторожем, охранником или оператором, будут нести затраты на съем жилья, питаться кое-как, подорвут здоровье, потеряют семьи молодые, которые созданы здесь, а на выходе что получат? Зарплату они там потратят, все равно домой больше не принесут. Кстати, мы и этим фестивалем пытаемся поднять самооценку, ведь местные гордятся — у нас в городке всего 11 тысяч человек, а к нам приезжает столько народа.

За три дня фестиваль «КИНОпробы» посетили 34 тысячи человек. Я не удержалась и снова забежала на футбол где-то посреди сета «Би-2». Перед экраном стояло от силы 10 мужчин.

— Я жену привез сюда — она у меня чокнутая по року, да и вообще чокнутая, хоть на футбол ее вези, хоть куда, — любовно бросал взгляды в сторону далекой сцены пританцовывающий Михаил из Питера. — Мне друзья сказали, что будет фестиваль, я говорю — а футбол будут показывать? Если да, то поеду.

А потом со сцены понеслось «Какой русский не пьет виски», Михаил бросил прощальный взгляд на экран и побежал к жене и друзьям. Кажется, этим вечером в Окуловке музыка все-таки победила футбол.