«Юродивый»

Николай Егоров был третий сын потомственного крестьянина Николая Егорова-старшего, руководителя успешного колхоза, а в 90-х — полномочного представителя президента Ельцина во Владимирской области. Старшие братья, Михаил и Сергей, выросли в сотрудников силовых ведомств. А младший, будто следуя канону волшебной сказки, стал зоотехником.

«Очень хороший человек, очень внимательный, вежливый, желал всем, чтобы все было хорошо. Очень ответственный товарищ», — говорит о Егорове его односельчанка и председательница участковой избирательной комиссии Елена Антипова.

Исполнительный директор главного в райцентре предприятия «Киржачская типография» Вячеслав Закусин, который знал Егорова со средней школы, считает, что в Николае было «что-то от юродивого».

«Он приходил к нам с какими-нибудь просьбами и всегда как-то издалека начинал: «Даже не знаю, как к вам обратиться, вы такие важные люди…» Я говорю: «Коль, чё надо?» Он опять: «Не снизойдете ли вы до нас, сермяжного народа…» Раза с третьего начинал нормально говорить».

После работы по специальности Николай руководил молокозаводом, затем поступил на службу в администрацию Киржачского района. Занимался экономикой и сельхозкой.

«У меня в Ельцах земля. Я мог ее продать. Но я пришел к Коле и спросил: «Коля, там такие земли скудные, скажи, как твой папа мог там что-то делать?» Он ответил: «А ты не бери больших обязательств. Наша земля, при всей скудности, может родить три продукта: рожь, лен и яблоко». Я понимаю, что я не рожевед и не льнофил, и говорю: «Яблоко?» Он говорит: «Сажай смело», — вспоминает владелец «Киржачской типографии», меценат Евгений Федоров. — Благодаря Коле я сейчас имею 20 гектаров профессиональных яблоневых садов и алкогольный бренд. Я туда вложил уже более 20 миллионов рублей. Там такая культура, вы таких садов не видели никогда в жизни. Ко мне приезжали французы, сказали: perfect. Не знаю, как по-французски. А все потому, что Коля посоветовал».

Бизнесмен Федоров, просто одетый, с длинными распадающимися волосами, острый на язык — эдакий местный Кустурица, — сошел бы за своего на каком-нибудь слете миллионеров в Москве (где учился и проводит много времени). В Киржаче Федоров, из которого время от времени вылетают выражения вроде «лонгитюдный проект» или «Ельцы — это piece of my heart» («часть моего сердца», англ.), выглядит пришельцем. Но утверждает, что ни один горожанин не скажет про него плохого слова. «Я самый крутой чувак в городе, самый рейтинговый. Так я самый порядочный потому что». Он проложил в Киржаче пешеходную зону, соорудил смотровую площадку, построил самый длинный в России пешеходный мост, открыл музей меди и латуни, в планах — музей ледниковых камней. Пишет сказки. Трудно сказать, насколько все это востребовано у жителей 27-тысячного городка на отшибе Владимирской области, но Федоров непреклонен в своем желании сделать из райцентра «новый Суздаль». «Я занимаюсь социально-психологическим экспериментом над городом», — говорит он.

На Егорова у предпринимателя тоже были планы.

«Я ему говорил: «Коля, потерпи, у меня сейчас сад подрастет, я поднимусь, куплю еще несколько историй в этих же Ельцах, выну тебя из этой говнотерки, и ты нормально будешь личностно и профессионально реализовываться». Я хотел сделать гусиную ферму. Ну там, фуа-гра, колбаса. Колька — он же зоотехник. Но Коля ухмылялся: «Да ладно, Евгений Сергеевич…» Не дождался. Пошел в эту [ерунду] под названием избирательная комиссия».

Между земляками и прокуратурой

В работе избиркома Николай Егоров участвовал и во время предыдущих кампаний. Получал награды за их успешное проведение. Председателем комиссии его назначили в августе 2017 года.

«Он жил этой работой. Он когда стал председателем, мы все поняли — это вот его», — говорит коллега Егорова, глава участковой комиссии Евгения Степанова.

К концу года, по общему мнению, Егоров стал меняться.

«Раньше он ко мне в офис приходил, мы чай пили. А тут стал реже звонить. Это началось в декабре, насколько я почувствовал», — говорит Евгений Федоров.

К этому времени в Киржачском районе уже вовсю полыхал скандал вокруг проекта строительства мусороперерабатывающего завода в поселении Филипповское.

Эта фирма, которой поначалу в равных долях владели две структуры, подконтрольные миллиардеру Искандеру Махмудову, представила проект завода мощностью 150 тысяч тонн мусора в год и получила одобрение у областной комиссии во главе с замгубернатора. И хотя по процедуре проект еще должен был пройти экологическую экспертизу, районные власти уже принялись менять под него нормативные акты, словно стройка вот-вот начнется.

Что напрягло филипповских: кроме переработки мусора в проекте предусмотрено захоронение «хвостов» — то есть отходов, которые попросту закапывают. А междуречье Шерны и Мележи, где находится Филипповское (26 деревень и 76 садовых товариществ), — это исключительно пески. Глубина их, согласно исследованиям гидрогеологов, достигает 70 метров. При этом в поселении нет центрального водоснабжения, у всех — личные скважины: 5, 10, ну 15 метров. Больше того: предполагаемое место строительства завода находится в зоне водосбора Клязьминско-Шернинского месторождения подземных вод — резервного для Восточной системы водоснабжения, которой пользуются города Восточного Подмосковья.

Местные жители взбунтовались, уволили через суд главу администрации поселения, убедили выйти из проекта влиятельных инвесторов (по крайней мере, сейчас среди владельцев ООО «Экотехстрой Владимир» уже нет компаний Махмудова, а есть лишь некий «Фонд содействия развитию промышленности») и — решили созвать референдум.

29 декабря инициативная группа подала в киржачскую ТИК ходатайство о проведении референдума. После новогодних праздников комиссия во главе с Егоровым постановила, что ходатайство соответствует закону, и направила документы в сельсовет. Депутаты заявление поддержали и отправили документы обратно в ТИК — для регистрации инициативной группы. Тут как тут была прокуратура. Она опротестовала действия сельсовета, а избирательной комиссии порекомендовала не принимать никакого решения.

Заседание ТИК состоялось 31 января. На нем была участница инициативной группы Татьяна Бокашова. По ее словам, до обеда «все члены комиссии были готовы к регистрации, понимали, что нет оснований для отказа».

«Потом Николай Николаевич взял перерыв, — рассказывает Татьяна. — Сказал подъехать к шести часам вечера, якобы документы уже будут готовы, мы сможем их забрать. А после перерыва все круто изменилось. В кабинет нас уже не пустили, сказали ждать за дверью. Мы ждали до девяти. Обсуждение было очень активное, все было слышно. Николай Николаевич пытался всех убедить, что ни в коем случае нельзя регистрировать, потому что это будут затраты на проведение референдума, это нужно будет избирательную комиссию создавать, бюллетени печатать. Уж не знаю, кто с ним побеседовал. В общем, он уговаривал всех не принимать решение, как и просила прокуратура. Видимо, это было нужно, чтобы затянуть нас в череду судебных разбирательств, которая длится до сих пор. Большинство членов комиссии, наоборот, говорили, что оснований бездействовать нет, что они в этом случае идут на заведомое нарушение закона».

После этого заседания инициативная группа подала в суд на ТИК (за бездействие), а прокуратура — на сельсовет и на ТИК (за то, что члены комиссии решили поинтересоваться мнением сельских депутатов о референдуме). Егорову пришлось участвовать в двух тяжбах сразу. Он пришел только на третье заседание суда по иску инициативной группы и, как говорят, без особого желания согласился с представлением прокуратуры. Но позже, уже за несколько дней до самоубийства, на заседании по иску прокуратуры к сельсовету и ТИК Николай Егоров будто опомнился. Он заявил: и решение комиссии направить ходатайство о референдуме в Совет народных депутатов Филипповского, и решение сельсовета поддержать плебисцит были верны. В итоге один судья согласился с активистами и обязал избирком зарегистрировать инициативную группу, а второй судья принял сторону прокуратуры и счел действия сельсовета и ТИК незаконными. Оба определения сейчас обжалованы проигравшими сторонами.

«Про свалку он мне сильно не рассказывал. Он, конечно, нервничал: надо было к выборам готовиться, а его таскали в суды (начиная с января Егоров из-за подготовки к выборам уходил с работы в девять-десять часов вечера. — Н.Г.). Но вроде он говорил, что это так, ерунда, — вспоминает бухгалтерка избиркома Елена Лепардина. — Вообще он был общительный, отзывчивый. Потом общение у него стало уже совсем не такое. Когда? Перед выборами немножко, а больше всего после выборов, когда мы начали ездить отчеты сдавать».

«Такого унижения нигде не встречал»

И Егоров, и Лепардина сдавали отчет по выборам во Владимирскую областную избирательную комиссию впервые.

«Много всякой документации, на каждый избирательный участок. Мы делали все по ихним письмам, старались, чтобы было хорошо, а они то у меня в бухгалтерии найдут, что поправить, то у Николая Николаевича в постановлениях, — рассказывает Лепардина. — Если бы они сразу всё внимательно проглядели… А то ведь первый раз глянули, что-то нашли, мы поехали переделали, возвращаемся, а они нам уже другое, и еще больше и больше».

Николай и Елена ездили во Владимир четыре раза. Сначала им давали машину. Потом Егоров уже сам был за рулем. «Последние разы мы ездили, он уже как-то очень потихоньку, совсем чуть-чуть разговаривал».

Трудней всего Егорову, по-видимому, давалось общение с главбухом областной комиссии Надеждой Кочмаревой. И не только ему: об унижениях, которые она якобы допускала в разговорах с коллегами, сообщают и сотрудники других территориальных избиркомов.

Елена Лепардина, рассказывая о Кочмаревой, подбирает слова осторожно: «Разговаривала она не очень, конечно. Не ругань, нет, но на повышенных тонах. Николай Николаевич был человек тихий, а она эмоциональная. Нас обвиняли: «Что вы, не можете сделать как следует?» Мне было неприятно, как там разговаривают, не хотелось даже туда ехать».

Последний раз Елена и Николай отправились во Владимир 16 апреля. В отчете снова нашлись ошибки. Пока Лепардина была в бухгалтерии, Егорова вызывал председатель ОИК Вадим Минаев. О чем был разговор, она не знает.

«Когда я вышла, он сидел в коридоре, — вспоминает Елена. — Там был человек еще с одной ТИК, они тоже отчет сдавали. Николай Николаевич спросил у него: «Ну что, тоже ругали?» Тот как-то махнул рукой, мол, да».

Утром следующего дня Елена перед своей основной работой зашла в ТИК и предложила Егорову позвонить ей, если потребуется помощь в исправлении ошибок. «Я говорю: «Ну, надо исправить. Исправим?» А он как-то уже… Такое отношение… Ну, я так поняла по выражению его лица и по взгляду, что ему уже ничего не хотелось. Уже все. Я ушла, и он за целый день так и не позвонил».

18 апреля Егоров не пришел на работу.

Вадим Минаев и Надежда Кочмарева отказались говорить с корреспондентом «Новой газеты». «Я не хочу обсуждать эту тему. Человека уже не вернешь», — сказал председатель облизбиркома. Корреспондент «Новой» предупредил Вадима Минаева, что без его комментария у читателей может сложиться впечатление, будто их разговор с Егоровым повлиял на решение Николая совершить суицид. Минаев на это заявил, что он человек верующий и что каждый ответит за свои поступки. «Я все, что мог, сказал «Томиксу», — заключил председатель ОИК.

Выступление председателя Владимирской областной избирательной комиссии Вадима Минаева

Корреспонденту владимирского портала «Томикс» Ивану Старикову Минаев сообщил, что обсуждал тогда с Егоровым текущие вопросы. «Любая избирательная кампания — это не пешеходная прогулка по зеленому лугу. А президентская всем тяжело далась. Да, Николай Егоров был усталый. Но у нас все усталые», — добавил он.

Надежда Кочмарева была еще менее разговорчива. «В мои служебные обязанности ответы на ваши вопросы не входят, а личное время я на вас тратить не хочу», — сказала главбух и повесила трубку.

Сам Егоров отзывался о манерах начальства однозначно.

Степанова была одной из последних, кто видел Николая Егорова живым. 17 апреля он привез ей молока (Егоров держал коров). «Мрачный был. Спрашиваю: «Опять проблемы?» Рукой машет, мол, потом расскажу. Я не на 100, я на 200 процентов уверена, что он не сам».

Проверку по факту смерти проводил региональный Следственный комитет. Следователь опросил ближний круг Егорова, сотрудников ОИК и через месяц после гибели Николая, 18 мая, вынес постановление об отказе в возбуждении уголовного дела.

«Родные Егорова ознакомились с материалами доследственной проверки, согласились с выводами следователя, — рассказала «Новой газете» старшая помощница главы регионального СК Ирина Минина. — Более того, они написали заявление, что понимают, что это стечение обстоятельств, вызванное именно трепетным личным отношением Егорова к происходящему, что это его добровольное решение, [принятое] без всякого давления со стороны кого-либо. Личность его была сформирована таким образом, нервная система не выдержала».

Вдова Николая Егорова, школьная учительница Станислава Юрьевна, не стала говорить с корреспондентом «Новой газеты» о самоубийстве мужа в подробностях, но дала понять, что согласилась с выводами следствия по другой причине.

«Доведение до самоубийства — это только угрозы и физическое насилие. Доказать унижения невозможно. Какой смысл доводить дело до суда? Чтобы суд «официально» заявил, что ничего не было?» — сказала женщина. («Новой газете» известно, что Сергей Егоров, старший брат Николая, такого же мнения.)

По мнению Егоровой, смерть ее мужа не связана с мусорным проектом и референдумом, но, «может быть, связана с работой в избиркоме». Станислава обсуждала с Николаем проблемы на работе, но отказалась передать содержание этих бесед. «У меня дети, я здесь живу», — объяснила она. Егорова усомнилась, что кто-либо готов по-настоящему «копать» и выяснять причины смерти Николая, и ушла с интервью.

Россия — для толстокожих

Бизнесмен Федоров считает, что обвинять в трагедии Минаева и Кочмареву, даже если они отчитали Егорова, — это «крамола».

«Он (Минаев. — Н.Г.) приехал на похороны, мы с ним шли за гробом вместе. Я не видел в нем какого-то испуга. Не потому, что он чмо и кремень, — говорит Федоров. — Послушай, я руководитель крупного предприятия. Жесткий руководитель. Последний раз я ругал своего подчиненного 15 минут назад. Накосячил — ответь! Правильно? А если он из-за того, что у него какая-то внутриличностная беда, обвинит меня, что я его наругал, — ну извините, это значит, всему бизнесу нужно посыпать голову пеплом и повеситься».

Размышляя о тяготах, которые мог переживать председатель ТИК, Федоров говорит и о семье (остальные собеседники «Новой газеты» утверждают, что о домашних проблемах Егоров не рассказывал; впрочем, как и о любых других).

«Я однажды приехал, а он крышу перекрывает сам. Он мзды никогда не взял. А как жить на 17 тысяч рублей? — спрашивает Федоров. — Каждый день возвращаться в этот дом, к скотине, к фанатично верующей жене, к двум девкам, у которых приданого нет и не будет, а еще обязательств куча, а еще и нахлобучил какой-то там шеф. Я сейчас пытаюсь идентифицироваться с тем его состоянием, взвешиваю на весах его семейное и его профессиональное. И у меня вопрос — что было хуже: работа или вот это все».

«Если уж и говорить об этой трагедии, то к этому вопросу надо подходить системно. Это болезнь системы», — продолжает Федоров.

«Он очень лично принял это цунами говна и негатива. Я думаю, это было его сэппуку, — Федоров вдруг встает из-за стола, сцепляет перед собой руки, словно хватает невидимый меч, вознает этот меч в живот и вспарывает его от левого бока к правому. Когда-то японские самураи таким образом показывали чистоту своих помыслов перед богом и людьми. — Он покончил с собой, чтобы остаться порядочным».

Николая Егорова похоронили на кладбище в Ельцах. По просьбе бизнесмена один батюшка согласился отмолить самоубийцу. «А как же?..» — Федоров, пересказывая разговор со священником, поднимает глаза к потолку. Батюшка ответил, что там разберутся. «Так что Коля ушел в землю как положено, — говорит его приятель. — Хоть и с нарушением божьего избирательного законодательства».