Если бы герой Экзюпери вырос и жил сейчас, то он бы делал это так.

Он бы просыпался на мягкой белой перине и лежал бы с открытыми глазами, слушая птиц. Потом он прямо в тапочках и халате шел бы в гараж, чтобы проверить показатели электросчетчика, и радовался бы как ребенок, обнаружив, что за истекшие сутки произвел энергии больше, чем потратил. И, довольный, возвращался бы на кухню варить кофе.

Он бы открывал шкафчик и брал бы с полки кружку, и на этой полке ровными рядами стояли бы только кружки этого цвета и этого размера, а на другой полке — одинаковые кружки другого цвета и размера. Все было бы идеально в его мире. Все было бы в порядке.

Он бы попивал утренний кофе, заедал бы его бутербродом и тихонечко улыбался, глядя в окно на свой сад. Там бы, конечно, росли цветы и еще клубника. И он бы предвкушал, как совсем скоро она поспеет, он соберет ее, сварит варенье, разольет его по заранее приготовленным одинаковым баночкам, приклеит на них этикетки и напишет: «Это клубничное варенье сделал Йенс в 2018 году».

Подкрепившись, он бы наводил в своем жилище порядок. Вытирал бы пыль с многочисленных полок с книжками, которые все-все прочел, даже шеститомник воспоминаний Черчилля — весь. Подстригал бы живую ограду своего сада. Наконец, навещал бы в гараже свою коллекцию из шести мотоциклов, задерживаясь у последнего приобретения — красавца MV Agusta F4 2000 года выпуска.

А потом он бы садился в свой крошечный двухместный автомобильчик и ехал куда-то по делам, вдаль от своего домика с клубничным садом, ехал бы, а справа и слева от него тянулись бы поля крошечных, по колено ростом, рождественских ёлочек.

Так бы он и поживал, наш Йенс Альструп, большой маленький принц датский. И было бы все прекрасно в Датском королевстве. А каково на Планете? Узнать это ему б помог велосипед.

Это было бы, в общем, немного по-детски, хотя он такой великан: он бы захотел поставить рекорд, выбрал бы на Планете самую длинную страну, покинул бы свое уютное маленькое королевство и прилетел бы со своим велосипедом в Магадан. Вот так: первый раз в Россию — и сразу на Колыму. Смотрел бы он на нее в иллюминатор и не увидел бы вообще никаких дорог, никаких деревень — только черные горы до горизонта. И даже усомнился бы, что это та же Планета. Но что делать — сел бы и начал крутить педали.

И тут же въехал бы в колючую проволоку. И узнал бы, что такое — эта Колыма. И ужаснулся бы: как же так получилось, что в его родном королевстве историю ГУЛАГа почти не знают.

С большими приключениями, проколов 17 камер, поменяв 12 шин и три колеса, он все же проехал бы вдоль эту самую крупную страну на нашей Планете и попал бы в Книгу рекордов Гиннесса. И вступил бы в Датский клуб путешественников. И всю оставшуюся жизнь мог бы рассказывать про это байки. Но на то он и герой Экзюпери — он бы вернулся на Колыму.

Он стал бы записывать свидетельства еще живых бывших заключенных, прошедших через лагеря. И бывших охранников — чего до него никто бы еще не делал. Он работал бы в местных архивах (это было бы, конечно, в 90-е, не позже). Он фотографировал бы еще сохранившиеся лагерные постройки. Он ездил бы на Колыму зимой — чтобы понять, каково им там было.

«Сидел бы в своем идеальном мире, варил бы варенье… Зачем тебе это?» — спрашивали бы его направо и налево. И он бы терпеливо объяснял людям, что идеальный мир не сохранить, если не заниматься ГУЛАГом, если не знать о нем ничего, уверял бы, что все связано, что он должен рассказать, что видел и слышал, тем, кто хочет слышать и видеть. И он хранил бы в своем прекрасном датском домике кусок колючей колымской проволоки и женский ботинок из страшного лагеря Бутугычаг.

После этого он бы заболел. Потому что даже герои Экзюпери на нашей Планете болеют.

Он бы долго болел. Он бы делал это спокойно и тихо. Мы бы даже не узнали, что он болеет. Просто подумали бы, что он улетел на какую-нибудь другую планету на целых десять лет. Это было бы так в его духе!

Выздоровев, он бы опять вернулся на нашу Планету. И обнаружил бы здесь новую войну. Тогда он бы сделал две вещи. Первое — он бы исполнил свою детскую мечту.

Для этого он бы поехал в Германию и купил билет на воссозданный десять лет назад настоящий цеппелин. И хотя сам полет длился бы всего полчаса, но наш принц был бы абсолютно счастлив. А при фразе «Уважаемые пассажиры, будьте осторожны: открывая окна, не потеряйте шляпы» он бы по-детски захохотал — так непривычно было бы здесь все по сравнению с полетами на самолете. И он, конечно же, высунулся бы в окно и, балдея от мягких и плавных движений дирижабля и представляя себя лежащим на гигантской подушке, глядел бы вниз на Альпы и Боденское озеро.

А потом он бы сделал второе — купил бы каску, защищающую от осколков, купил бы бронежилет, сел бы на свой самый внедорожный мотоцикл и мимо бесконечных рядов подрастающих к грядущему Рождеству зеленых ёлочек отправился бы в путь. В Украину. На линию фронта. «Зачем?» — спросили бы его опять. «Чтобы своими глазами увидеть все и потом рассказать. Чтобы те, кто хочет знать правду, смогли узнать ее», — ответил бы он.

Он даже организовал бы в Копенгагене парламентские слушания по Украине и был бы там главным спикером. Он рассказал бы им о войне. Показал бы свои фотографии: разрушенные дома, обстрелянные машины, срезанные осколками деревья. Но вот фотографию, на которой один боец прямо посреди войны делает предложение его переводчице, и она соглашается, он бы им не показал — из деликатности, наверное.

Конечно, он был бы одинок, наш принц.

Нет, у него, безусловно, были бы чудесные друзья, все такие же, как он, высокие и добродушные. Один бы обменивался с ним коллекционными моделями ретроавтомобилей (это вовсе не игрушки, хотя со стороны так выглядят, нет, это очень серьезные вещи). Другой поил бы его чаем из старинного фамильного фарфора и беседовал бы с ним об истории, политике и литературе.

У него была бы родня, славные улыбчивые люди. Они бы изредка приезжали к нему из соседнего, тоже небольшого, королевства на воскресный обед. И тогда бы он стелил нарядную малиновую скатерть и жарил бы селедку (так уж у них тут принято). А на десерт угощал бы их клубничным мороженым, которое сделал сам — у него для этого имелся бы специальный агрегат.

Но он все равно был бы одинок. А иначе смог бы он стать героем Экзюпери? Это одиночество не тяготило бы его. Ведь он любил бы нашу Планету так, как у нас любить просто не хватает сил. Но в одном старом альбоме он бы хранил фотографию красивой девушки, которая тридцать лет назад вышла за другого. И знал бы об этой фотографии лишь он один.

И он бы дружил с «Новой газетой». Потому что наша газета, хоть и окружена друзьями и родственниками, тоже одинока, и он это понимал бы лучше всех.

Спасибо тебе, милый принц, за то, что несешь свое дежурство по нашей Планете.