«Кинотавр» открыл лето «Летом» Кирилла Серебренникова. Многие были разочарованы тем, что на Открытии в Зимнем театре имен режиссеров Серебренникова и голодающего Сенцова практически не называли. О «цене свободы и цене поступка» говорил председатель жюри конкурса дебютов Андрей Плахов. Глава жюри основного конкурса Алексей Попогребский сосредоточил свое внимание на свободе внутренней, без которой невозможно ни снимать кино, ни «судить» его.

Лишь на следующий день Алексей Федорченко, представляя свой фильм «Война Анны», заметил без обиняков и иносказаний, что не надел футболку с надписью «Свободу Серебренникову и Сенцову» лишь потому, что ему прислали слишком маленький размер. «У нас есть эти футболки, — сказал Алексей, — мы за то, чтобы их отпустили».

Алексей Федорченко действительно крупногабаритный человек и режиссер. Это подтвердила картина «Война Анны» — одна из главных претенденток на главный приз. История маленькой еврейской девочки, выползшей после массового расстрела буквально из-под земли, из-под мертвых тел, словно из самого ада. Из-под белеющих в черноте грязи рук и ног. Отмытой и сданной сердобольными украинскими крестьянами (они девочку одели, обувь ей смастерили) в комендатуру – бывшую земскую школу. Сбежавшей от полицая. Прятавшейся почти два года (!) в школьном камине.

О фильме пишут, что это история выживания. Анна находит для сохранения жизни самые невероятные способы. Но для меня, это история мощной, ожесточенной до отчаяния битвы. Войны, которую шестилетний ребенок объявил войне. Смерти. И победил. Потому что маленькая Анна с огромными глазами-впадинами на худом лице — взрослая (у войны – не детское лицо). А так называемые взрослые в фильме — люди с неразвитым сознанием. В большинстве своём даже — не люди.

Кино «Война Анны» — черное с просветом белого, почти без слов, но с точно прописанной звуковой партитурой — обязательно надо смотреть на большом экране. Оно хоть и мрачное, но захватывающее, временами жуткое: ты сам оказываешься в этой норе — камине среди выброшенных книг отмененных нацистами классиков, рискуя сгореть заживо, умереть от голода, жажды, холода. В школе с ее партами и просторными коридорами — враждебной днем и свободной от смерти ночью. Среди крыс, которые становятся кормом для голубей, которые становятся кормом для Анны. Среди учебных пособий, бюстов, заспиртованных земноводных в колбах.

Потрясающе чувственная камера Алишера Хамидходжаева находит в черном сотни оттенков серого, высвечивая белым цветом восковое лицо девочки, превращая ее в почти бесплотное существо — ангела жизни, на лице которого играет солнечный зайчик. Постепенно Анна превращается то ли в привидение, то ли в домового, то ли в летучую мышь (особенно когда она зависает в своей норе вниз головой). Федорченко незаметно сгущает реализм до сюра, макабра. И в то же время ведет нас к мифологическому прочтению этой происшедшей в реальности истории, когда-то обнаруженной им в ЖЖ, на основе которой они вместе с Натальей Мещаниновой написали сценарий.

Платоновская подземная пещера вспоминаются сразу, как только Анна процарапывает в изнаночной стороне каминного зеркала просветы. И обитатели комендатуры превращаются в тени людей. И голоса их слышны приглушенно. И об отношениях их только догадываемся. Сама реальность становится тенью реальности.

Невидимая смерть приближается, манит к себе Анну то банкой с ядом, то злой овчаркой, то бомбой с заводом, то рождественским пиром во время чумы и печеньем в форме фашистских знаков. Но Анна упирается. Выедает засушенные ягоды из пыльных гербариев, выпивает воду из-под цветов, вылизывает клей с книжных корешков. Делится последними крошками с кошкой – последним на земле «человеческим существом».

А когда вокруг танцуют пьяные маскарадные фашисты, Анна, не успевшая спрятаться, просто замрет в своей волчьей шкуре возле елки в центре комнаты. Эта малышка в волчьей шкуре, которую она содрала с чучела волка отчетливо напомнит «принцессу Мононоке», героиню знаменитого одноименного фильма Миядзаки, выращенную волками и защищающую свой лес от нехороших людей. Практически невидимая.

Впрочем, у каждого зрителя этого тактильного кино возникнут свои аллюзии и отсылки. Мне Анна в какой-то момент напомнила Офелию из «Лабиринта Фавна» Дель Торо. Офелию, проникающую в подземелье сквозь трещину в стволе дерева. В подземелье было много яств и фруктов. Но к ним нельзя было прикасаться.

Катарсисом этой трагической истории становится старинная еврейская колыбельная, исполненная на идише. И свет во тьме светит.

Может быть, и не правильно присуждать маленькой девочке награду за «лучшую женскую роль», но не отметить самоотверженной, фантастически достоверной работы Марты Козловой невозможно.

У фильма нет государственного финансирования, поэтому и процесс его создания затянулся. Государство предпочитает давать деньги на кино про танки, их у нас снимается немеряно. Деньги на скромный фильм Федорченко собирали всем миром с помощью краудфандинговой платформы.

Но средств на выпуск нет. Надо сделать все возможное, чтобы этот фильм вышел на экраны. Фестивальная награда могла бы привлечь к фильму внимание прокатчиков.