Когда Зидан объявлял о своей отставке на пресс-конференции, президент «Реала» Флорентино Перес, сидевший за одним с ним столом, смотрел на него с тревогой, недоумением и тихим ужасом.

Отставка была для него неожиданной. И для всех неожиданной. Но не в неожиданности дело. Миллиардер и крупный воротила Перес смотрел на Зидана как на человека, совершающего непонятный, необъяснимый, странный и даже опасный поступок.

Уйти с вершины. И не просто с вершины, а с самой высокой вершины, вознесенной над равнинами и обычными горами клубного футбола, в котором бьются бесчисленные «Арсеналы», «Аяксы», «Боруссии», «Брюгге» и так далее. А тут — «Реал»! Великий королевский клуб, благородная сливочная белизна на фоне всемирного футбольного разноцветья, грандиозные игроки, трансферы на сотни миллионов и победы, которые золотым пером записываются в историю. Кто оставит по доброй воле эту упоительную жизнь в момент высшей славы, в ситуации открытого горизонта и прекрасного пути? Кто настолько безумен, чтобы оттолкнуть от себя все это?

Зидан. Зидан по прозвищу Зизи, сорок один год, метр восемьдесят семь рост, отец четырех сыновей, и все четверо — футболисты. Помешанный на футболе чуть ли не с младенчества, получивший свою первую профессиональную лицензию в десять лет, игравший во Франции, Италии и Испании, знающий футбол во всех его тончайших проявлениях, понимающий в футболе что-то такое, чего не понимаем в нем все мы, за три года тренерства в «Реале» выигравший призов и титулов больше, чем выиграли шесть тренеров до него (а среди них были Моуриньо и Анчелотти) — этот непостижимый Зидан просто соскочил с золотого трона, спрыгнул с вершины, отряхнул колени своих темно-синих брюк и отправился дальше.

Куда? Куда дальше? В жизнь. Жить.

В алжирской деревне в Атласских горах есть маленький белый домик с синими дверями, покрытый выгоревшей на солнце, из красной ставшей буро-розовой черепицей, откуда его родители когда-то бежали во Францию. Он всегда хотел найти этот домик, постоять у его стен и, может быть, войти в его тихий сумрак, пригибая голову, потому что синие двери, поставленные его отцом, не были рассчитаны на то, что сын вырастет таким высоким парнем, таким громилой.

Таким высоким человеком с гладким лысым черепом, носящим дорогие пиджаки и всегда приспущенный галстук, человеком, лицо и голос которого знает весь мир. А папа его был кладовщиком в марсельском супермаркете. Мама домохозяйка. Сколько лет прошло с тех пор, как он играл в футбол на улице и финтил в упоении, еще не зная, что все эти уходы в стороны, сбросы мяча движением стопы и вертушки в обе стороны пригодятся ему на заполненных и ревущих огромных стадионах.

Зидан, Зизи, здоровенный и крепкий, столкнуться с таким себе дороже, в любой игре был лучше всех, не потому, что физически превосходил всех, а потому, что был техничнее и умнее. В этом-то и было очарование его игры. Громила с филигранной техникой. Лысый дядька, бегающий быстрее всех. Я до сих пор люблю смотреть в старой хронике, как он останавливает мяч, выбитый со всей силы вратарем на шестьдесят метров. Знаете, как такой мяч летит? Он летит, как ядро, и создает ветер в полете. Зидан принимает его на подъем своей большой ноги — не знаю, какой размер, наверное, сорок третий, а может, и сорок четвертый — расслабленным подъемом гасит скорость мяча и мягко опускает его вниз, на землю. Пожалуй, я тоже смогу это сделать на месте, но Зидан делает это в таком движении и на такой скорости, что его майка надувается ветром. Каждым шагом он поглощает три метра. Угловатый, огромный, в синей майке с галльским петушком на груди, он летит вперед и в гуще толпы точно работает ногой, как клюшкой, уводя мяч из под носа защитников.

Зидан, Зизи, сын мигрантов и урожденный француз, ты сочетал в своей игре французское изящество и витальную силу тех, кто приходит из-за моря с юга. Английские и немецкие клубы были ему неинтересны, чужды, не нужны — он всю жизнь провел в мире солнца и пиний, в волшебном раю, где апельсины растут у дороги. Франция, Италия и Испания были ареалом его обитания, его всегда теплым, всегда дружелюбным, всегда открывающим объятия миром. Над стадионами, где он играл, вечерами было густое южное небо. В открытые проемы стадионных выходов он мог видеть море. Средиземное море, благословенное и мягкое, освобождающее тело и душу тепло, древний живой мир, которому пришло время впасть в детство и больше всего полюбить игру в ножной мяч.

Став тренером «Реала», Зидан не изобретал изощренных схем расстановки и новых способов игры. Рецепт успеха других тренеров можно сформулировать немногими словами. Клопп делает бешеный рок-н-ролльный футбол с прессингом и движением. Моуриньо строит игру без дыр и пустых мест. Симеоне создает ездящую на колесах крепость, из которой периодически выбегает в атаку Гризман. А Зидан? В игре его «Реала» не было открытий, и все-таки он трижды подряд побеждал в Лиге чемпионов. Зидан, знающий футбол до последней глубины, знающий его так, как никогда не узнаем мы, даже просмотрев тридцать тысяч матчей, делал какие-то человеческие, простые и сложные, невыразимые словами вещи в этой сборной мира, где в воротах стоит костариканец, в полузащите играет хорват, а в нападении португалец. А валлиец выходит на замену и забивает ударом через себя. Он их всех, этих разноплеменных гениев мяча, как-то связал в живую команду, создал плотность игры, но не забетонировал ее, сделал правильные схемы, но никого не закрепостил.

Когда в финале чемпионата мира 2006 года, в своей последней, прощальной игре Зидан на 110-й минуте ударил головой в грудь итальянца Матерацци, оскорбившего его сестру, многие не поняли этого поступка. Французы к тому моменту полностью контролировали игру. Капитан сборной Франции лишил свою сборную победы и себя триумфа. Он мог уйти из футбола с торжествующе поднятым кубком, а ушел под трибуны с опущенной головой. Но те, кто осуждал его, не понимали того, что для Зидана есть вещи важнее футбола.

Подвиг — это кого-то спасти. Забить гол — не подвиг. Себя он называл человеком, доставляющим удовольствие людям, но никогда героем. Можно играть и тренировать, но это всего лишь игра, а вокруг нее жизнь.