Я им прямо любуюсь на форуме, где он питерским небом храним и глумится над теми, которыми, что обычно глумились над ним. Нашей банде Европа — помеха ли? Как один обломались, козлы. Обвиняли во всем — а приехали, возмущались — а вот приползли! Никогда мы не будем изгоями.

Вся Европа нагнулась и хавает. Не тиран, а хозяин скорей, — он блаженствует прямо, он плавает в ощущеньи победы своей. Словно Рембрандт в присутствии Саскии, он лучится довольством, теплом, снисхожденьем… Какие тут санкции? С изоляцией вышел облом. Все спешат с навостренными лыжами, как гаремные жены — в кровать… Нефть упала — однако мы выжили; Мэй орала — тем паче плевать! Никакие скандальные Скрипали не влияют уже на умы; нам неведомо, что они выпили. Если выжили — это не мы. Мы царуем, подобно Тарквинию. Русский мир — это наши дела. Не ходите за красную линию — и Лукреция будет цела.

Он и сам тяготился бы ссорами. Заходите, мадам и мусьё! Он действительно счастлив на форуме, ради форума, собственно, все: не для вас же, товарищи-граждане, креатив и трудящийся класс? Вы же сами, по-моему, жаждали, чтобы вытерли ноги об вас? Вы же видите в этом величие, генералы, министры и знать; вы не знали другого обычая — и откуда вам, собственно, знать? Не для вас, горемычных, изваяна декорация эта, увы; вы и так никуда от хозяина, только этим и держитесь вы. Не для вас он цветет и лидирует: так дракон равнодушен к хвосту. Не для вас он с ухмылкой позирует в грузовозе на Крымском мосту. Это все не России, а Западу, хоть уютным, но скучным местам, потому что он понял по запаху, как ужасно обделались там. Им-то жаль и себя, и имущества, и накопленных бабок, и сил, — нам же нравится гибнуть и мучиться (и вдобавок никто не спросил). Нам равно — погибати и выжити. Наш народ — холостяк, нелюдим… Если ж вы нам немного полижете, мы вам нефти и газа дадим.

И не надо тут быть острословами, упреждаем родную печать, и Немцовыми или Сенцовыми чистый праздник его омрачать, вылезать с подозреньями, с «Буками», с обвиненьями наших вояк… Это как с неприличными звуками вылезать на гламурный сходняк. Что вы носитесь с проклятым именем, приравняв террориста к Христу? Ведь у нашего радостей минимум: мундиаль да проезд по мосту.

В том и суть его комплекса главного: показать петербургской братве, что его принимают как равного — и везде, а не только в Москве. Приглашать иностранного лидера на показ, на потеху, на глум, чтоб Европа смотрела и видела: он нагнул эту мелочь. Нагнул. Всем лицом восклицает: могу же я! — с интонацией гордой — круты: потому что и газ, и оружие — под восторги родной гопоты. Мы прикрыты и Бродским, и Пушкиным, ибо правила нашей игры неизменны: блатные к … снисходительны. Даже добры. (Тут какое-то слово пропущено — в тексте вымарка, вроде дыры.)

Все, как хочется гордому воину, покорителю прочих Валгалл. Так что Питер потерпит. Чего ему? Он еще не такое видал. И убийство российского гения, и восстания, и мундиаль, и волнения, и наводнения, и октябрь, и январь, и февраль.