В четверг, наконец, состоялось мое боевое крещение — мой текст впервые стал предметом судебного рассмотрения. Для журналиста в России это вовсе не зазорно. В некотором смысле это даже честь. Я часто слышала от коллег про их тяжбы и немножко завидовала — на мои тексты до сих пор никто не обращал внимания.

Но в конце прошлого года это случилось. В редакцию пришел иск от предпринимателя Василия Вадимовича Бойко-Великого — о защите чести, достоинства и деловой репутации. Василий Вадимович требовал публикацию опровержения и 5 миллионов рублей в качестве компенсации морального вреда.

Суть дела такова: в октябре 2017 года я написала заметку, которая называлась «Это большевизм, разбой и грабеж!».

Это история о борьбе за телятник. 51-летний москвич Александр Нориевский, выпускник Бауманки, решил заняться сельским хозяйством и поехал для этого в Подмосковье. Нориевскому было 24 года, он был идеалистом и верил, что стране не нужны ракетостроители (а он именно им и был после выпуска), а люди, работающие руками. В одном из совхозов председатель выделил парню заброшенный телятник — с условием, что он сам его восстановит. Нориевский сумел наладить молочное производство. Но юридических документов на право собственности у него долгое время не было. В 2002 году в Рузский район приехал будущий Василий Бойко-Великий — на тот момент был просто Бойко — и хотел скупить землю под проект экологического поселка «Рузская Швейцария». Телятник, за которым ухаживал Нориевский, Бойко тоже трактовал как свою собственность. А Нориевский был уверен, что телятник — это его, кровью и потом заслуженное помещение.

Когда на территорию рядом с телятником начали съезжаться трактора с наклейками «За святую Русь» и намерением взять телятник силой, жена Нориевского написала в редакцию письмо.

Мне его переслал Дмитрий Андреевич Муратов, ему эта история показалось занятной — такой опыт частного сопротивления. И я поехала на электричке в Рузу. А после написала этот текст.

Сначала Василий Вадимович подал иск только к редакции «Новой газеты». Но после предварительного слушания, уже на первом заседании, представитель истца попросил привлечь меня, автора, как соответчика.

Судья меня привлекла. Так получилось, что я впервые стала участником судебного процесса, о которых раньше только писала.

Ко мне и к газете у истца было семь претензий. Семь претензий — семь цитат из моего текста, которые, по мнению Василия Вадимовича, оскорбляют его честь, достоинство и деловую репутацию. Но были нюансы. Допустим, два предложения, которые задели Василия Вадимовича, в иске вообще были неверно процитированы — я такого никогда не писала.

Помимо этого, в иске было указано: «Истец считает, что негативная информация следует уже из заголовка самой статьи, который подготавливает общественное мнение и читателей к тому, что речь идет о противоправных действиях, изначально выставляя истцу негативную оценку».

Увы, истец не учел, что в заголовок вынесена цитата его дочери, по совместительству пресс-секретаря, которая «выставляет негативную оценку» вовсе не отцу (абсурдом было бы это предположить), а другому герою текста.

К слову, после выхода текста, я получила от Пресновой-Бойко мейл, в котором она поздравляла меня с тем, что «на небосклоне заказных журналистов загорелась новая звездочка». Было приятно получить от нее весточку, но я не очень поняла, почему именно такую.

Сторона истца предоставила суду экспертную оценку моего текста (проделанную кандидатом филологических наук). Та сделала вывод, что большая часть негативных оценок Бойко-Великого высказывается «имплицитивно».

Когда я поняла, что истец и его юристы, подали на нас в суд на автомате, даже не попытавшись вникнуть в смысл слов, стало обидно.

Дело шло нерезво.

На второе судебное заседание юрист Бойко-Великого пришел с просроченной доверенностью. Судья Графова с расстройством бросила:

— Я же выделила на вас два часа, а вы!

На третье заседание юрист Бойко-Великого просто не пришел (секретарь суда забыла отправить повестку). И вот наконец в четверг все совершилось.

Мы встретились в зале суда!

К примеру, сторона истца пыталась опротестовать фразу: «Мы поняли, что это спланированный силовой захват», которую мне сказала жена Нориевского Елена.

Она говорила про ситуацию, когда к телятнику Нориевского неожиданно приехали люди с нашивками «Рузское молоко» на одежде, перегородили подъезды к зданию тракторами с наклейками «За святую Русь». Один из них тогда ударил Елену по руке, выбил камеру. Рядом с телятником люди из «Рузского молока» поставили бытовку и посадили своих охранников.

Судья Галина Графова спросила представителя истца:

— Это мнение людей. Вот они оценили, что это был силовой захват. У нас что, запрещено высказывать свое мнение?

Графова, кажется, искренне пыталась понять, что же оскорбительного в моем тексте. Например, во фразе: «Рузский район сотрясся от прихода инвестора Василия Бойко». Она трижды спросила об этом юриста. А он ответил: «Не могу пояснить, можно я перейду к следующей фразе?»

Наше заседание длилось чуть больше часа. В итоге судья Графова отказала в удовлетворении иска.

Сам Василий Вадимович ни на одно заседание не пришел. Говорят, он часто подает в суд на тексты про себя и никогда не приходит. Жалко. Наверное, нет времени.

Но жителей Рузского района, даже признанных потерпевшими по этому делу, теперь волнуют более актуальные новости — глава Рузского района собирается использовать землю в их районе для размещения временного мусорного полигона.