• Наталья ГуменюкиАлександр Назаров, «Громадское»

Мама Олега Сенцова Людмила Георгиевна видела сына в последний раз три года назад — летом 201-го на суде в Ростове-на-Дону, через стекло. А до этого — 12 мая 2014 года, когда Олега вывели из дома в наручниках.

Бывшая воспитательница все эти годы вместе с дочерью — старшей сестрой Сенцова — воспитывает двоих детей Олега. Это 15-летняя Алина и 12-летний Влад, у которого диагностирован аутизм. Больше всего переживает, что дети растут без отца, который был для них самым большим другом.

Сенцов из дальнего заключения все же пытается давать наставления детям. Людмила Георгиевна показывает книги, которые тот советует читать дочери: «Над пропастью во ржи» Сэлинджера, «Вино из одуванчиков» Брэдбери, «Голову профессора Доуэля» Беляева и «Три товарища» Ремарка.

Рассказывает о непоколебимом характере Олега, который унаследовали дети. Именно поэтому и частично согласилась с тем, что сын не готов встречаться с семьей, даже если бы имел такую ​​возможность. Но и понимает, что путешествие длиной 5000 километров, из села в Бахчисарайском районе Крыма на далекий Ямал, в ее возрасте невозможно.

Она боится, что об Олеге забудут. Именно поэтому готова говорить со знакомыми журналистами. Разговор дался сложно — это в который раз бередит рану.

Мы общались с Людмилой Сенцовой году в марте, накануне поездки Громадского в Лабытнанги — город на севере России, где расположена колония «Белый медведь». Там по сфабрикованному делу удерживают обвиняемого в терроризме Олега.

В прихожей среди писем лежали агитационные листовки с призывом прийти на выборы президента России — как, очевидно, и в каждом доме в аннексированном Крыму.

14 мая Олег Сенцов объявил бессрочную голодовку с требованием освободить всех узников Кремля. По данным правозащитников, их 64, 27 из них содержат на территории РФ, 58 — арестованы в Крыму или по делам, связанным с Крымом.

— Расскажите, как вы живете? Как дети?

— Я хочу сказать, что дети молодцы. Алинке первый год и даже второй было очень трудно. И споры с учителями, со всеми у нее случались, а теперь она умница — просто поставила себе цель — получить образование. Она учится. Характер у нее точно, как и у Олега. Ее много расспрашивали об отце, а потом классная руководительница сказала: «Алина, тебе трудно. Тебе надо просто поменять школу». «Бабушка, я сначала слушала-слушала и хотела оттуда сбежать. А потом, когда она сказала поменять школу, я вернулась и говорю: я училась, учусь и буду учиться в этой гимназии. Вам не нравится — уходите сами». Тогда она была в 5-м классе, повернулась и ушла.

— Насколько они были близки, как он воспитывал детей?

— Мне кажется, он растворялся в них. Они повсюду были с ним. Куда он их только не возил: и в горы, и на море. Он всегда был с ними. Если он даже звонит или пишет, они с Алиной до сих пор обсуждают, какие книги читать. И она очень прислушивается к нему.

Владику было очень трудно, потому что он его даже не папой, а Олегом называл. Олег для него был всем и вдруг его не стало. У Влада большие глаза, и он этими своими большими глазищами смотрит: «Где Олег? Куда он пошел? Это я виноват в том, что он ушел?».

А получается так, что 9 мая он их возил на какую-то ферму, они на лошадях катались в Бахчисарае где-то. Затем к Вечному огню ездили, цветы с детьми возлагали, впоследствии еще в баню ходили, и отец его там сильно парил, жарко ему было. И там они поссорились. Затем Влад прибежал сюда и говорит: «Ну и все, едь!». Олег собрался ехать — «Ну и едь!» И так еще сказал, якобы «больше не приезжай». Но я не могу сейчас точно вспомнить. Но такое было.

Выходные еще были впереди. Алина поехала с ним в Симферополь. Этого она вообще без папы не представляла, а Влад остался со мной. И вот это у него осталось, что он сказал ему уезжать — и тот уехал. «Это я виноват, что папы нет? Это я виноват, что Олег не приедет?». Это было ужасно. «Его убили в Киеве? Он сейчас на небе?». Это нужно было выдержать. Алина сразу поняла. Ей можно было объяснить. А вот Владу нет.

— А Влад сейчас в театре?

— Он занимается в театре для таких вот детей. Там занимаются дети на колясках, девочки там у них были, мальчики-аутисты, с психическим отставанием в развитии. И смотреть страшно. Но талантливые.

— Сколько детям лет и сколько им было, когда Олега забрали?

— Влад был во 2-м классе, ему, видимо, 9 было. А сейчас ему исполнится 13. Алине было 11 сейчас 15 уже. Из девочки она превратилась в девушку, в такого подростка.

— Каким был Олег?

— Вы знаете, как все шокированы были в деревне? Они, во-первых, не знали, что он занимается чем-то. В школе он никогда не хулиганил, сроду не было такого. Но на своем стоял. Это так. Вы знаете, он же очень сильно заболел. У него был полиартрит, и теперь у него пальцы искалеченные на ногах. У него с сердцем плохо было. До 8-го класса был щупленький, высокий, грудь впалая. Какой-то такой хилый ходил. Так он как взялся в 9-м классе. Вы его вообще видели теперь или нет? Так вот, он именно себя таким сделал.

Он никогда не грубил, никогда не матерился, не ссорился. Такого не было. Он лучше помолчит, но своего мнения никогда не изменит.

— Как часто вы пишете Олегу?

— Олегу мы стараемся писать чаще, конечно, а вот от него почти не получаем писем. Раз в полтора месяца придет, раз в месяц. А мы пишем. В месяц раза четыре пишу, четыре письма. Я ему просто пишу, рассказываю о детях, больше ничего не пишу. Где они были, что видели, чем занимаются. Конечно, о болячках всевозможных мы ему никогда не пишем. У нас все всегда хорошо. И дети молодцы, и все хорошо.

— Как голос? Как звучит?

— Я сильно плакала, когда его перевели туда и он впервые позвонил. Я же не знала, что он сидел в СИЗО или как оно называется, вообще ничего не было, ни писем, ни звонков. Где он, что он — неизвестно было. И потом звонит.

Потом пришло письмо, где он писал, что все хорошо.

Во время следующего звонка он порадовал, он именно тогда получил фото детей. Конечно, давно не видел. Хотя ему и раньше присылали фотографии, но полтора года не видел и разницу заметил. Они повзрослели. Он очень рад был этим фотографиям. И голос звенел просто. Я была счастлива. Так или иначе, не болеет, а значит все нормально. Ну, а первый звонок — было страшно.

— Что он вообще рассказывал? Об условиях?

— Он никогда ничего не рассказывал. «У меня все нормально». Олег, тебе что-то нужно? «У меня все, мама, есть».

— Он не хочет встречаться?

— Не хочет. Мол, это никого не утешит, ни тебя, ни меня, будет только тяжелее. Мы даже хотели в Ростов приехать, я говорю, давай приеду с детьми. Все-таки Ростов не так далеко.

Я бы, конечно, хотела. Если бы я его свободным увидела, я вообще ничего не спрашивала бы. Только смотрела бы и смотрела.

— Алина тоже так говорит?

— Алина говорит только: «Я не могу. Бабушка, пойми, как я вижу папу, а потом уехать и снова жить без него? Мне не под силу». Со слезами на глазах говорила.

— Как вы себе представляете этот город?

— Город я вообще никак не представляю. Мне кажется, это глухая степь, все заметает и какой-то барак. У меня такое представление. Мне так страшно всегда. Я столько себе насочиняла, но это не город с промышленностью какой. Это голая степь, заснеженный весь, страшный мороз и барак. Вот так. И это страшно.

Для меня Урал — это уже далеко. Я вообще не представляю себе, как туда добраться. Мы с Алиной смотрели карту, но это карта. Я лишь представляю, сколько он ехал, и какой он туда приехал.

Мне добраться туда самой очень трудно. Во-первых, зрение — его практически нет. Здесь я кое-как ориентируюсь, а кое-где уже трудно. Конечно, очень хочется увидеть. Страшно, что можно же вообще не увидеться.

— Вы с мамой Саши Кольченко общаетесь?

— Ни с кем не общаюсь.

— Трудно?

— Трудно, особенно что он же такой молодой. Как представляю его — слезы глотаю. Мне трудно очень. Я никогда не буду укорять Олега, что так получилось. Это его жизнь, ему 40 лет уже было. Это его выбор. Кольченко младше. Мне его больше жаль, потому что он совсем молоденький мальчик.

— Что вы хотите сказать Олегу?

— Сказать, сынок, мы тебя очень любим и ждем. Я хочу, чтобы он вышел и чтобы снова занимался детьми. Владу сейчас нужен отец. Он больной мальчик, ему необходимо развитие. Он не глуп, читает замечательно. Прочитал летом «Тома Сойера», «Робинзона Крузо». Все по 500 страниц. Он вслух мне прочитал. Перед сном читает мне вслух. Очень любит историю. Ему необходимо развитие. Что из него будет, если останется со мной?

Я боюсь, что вот так пройдут годы, забудут о нем, и он будет сидеть 20 лет. Вот.