Над холмами за Поповкой в разных местах поднимаются пять дымков. «Надо мной уже мужики подшучивают: ты ходи, зажмурившись. В какую сторону ни обернусь, там задымится!» — посмеивается участковый лесничий Андрей Мичурин, всматриваясь в белые завитки над горизонтом. Май для лесничего — сложный месяц. Во-первых, сочная молодая трава еще не выросла. Во-вторых, дачники открывают сезон и жгут мусор.

«Этот дым далеко, не в нашем лесничестве. Это у военных, они сами справятся. А вот это интересно, там лесной массив рядом!» Мичурин заводит служебную «буханку».

Горит пустошь в нескольких километрах от деревни. Лесничий оставляет уазик на асфальте: «Я, когда на пожар попадаю, больше не за себя боюсь, а за машину, она ж казенная!» Идем по берегу речки Латрык. С противоположного берега слышно потрескивание и гудение: открытый огонь сплошной полосой идет по степи, глотая молодые деревца.

Лесничий звонит в лесхоз, вызывает пожарную команду. Команда ехать не соглашается. Горящие земли не относятся к гослесфонду, ресурсов на их защиту не выделяется.

К счастью, приезжает пожарная машина МЧС. Экипаж из города. Водитель спрашивает, где ближайший мост через Латрык. Мост в Поповке, но тяжелую технику он не выдержит. МЧС уезжает в поисках объезда. Черное пожарище расползается вверх по холму.

Спрашиваю, почему пожарные не поехали напрямик через речку, ведь ее можно пешком перейти? «У них тоже машина казенная!» — разводит руками Мичурин.

Взаимодействие между лесной и экстренной службами проходит не всегда гладко. МЧС стремится в первую очередь защитить от огня населенный пункт, а лес… ну это же просто растения. «Мы объясняем, что за лесом тоже находятся деревни. Если огонь наберет силу, он пройдет насквозь, — говорит Андрей Александрович. — Не все городские пожарные понимают специфику работы в лесу: сначала тушим периметр, чтобы предотвратить распространение, потом дотушим внутри, не надо зависать на каждом дымящем пеньке. Пока все объяснишь, огонь уже разгорится».

На обочине тормозит темно-зеленый уазик сельсовета. «Каждый год на этом месте горит!» — хмуро оглядывается глава Михайловского муниципального образования Виктор Власов. Когда-то здесь выращивал пшеницу и овес НИИ сельского хозяйства Юго-Востока. Земля находится в федеральной собственности. «С середины 1990-х это все, — Виктор Николаевич делает жест, обозначая пространство до горизонта, — не обрабатывается. Мы два раза писали в Москву, в Минсельхоз, чтобы эти земли передали муниципалитету. У нас среди фермеров есть желающие работать здесь. Нам даже не ответили».

«Вы приглядитесь: это же был сад! Тёрн, яблони, — помощник лесничего Андрей Краснов показывает на спутанные заросли вокруг. — На этом самом месте стояли три деревни. Большие, по 50 дворов, с магазинами. Они еще в 1970-е попали под укрупнение. Остались только погребные ямы. А сколько деревень опустело в последние годы, потому что молодежь уехала, а старики вымирают! В Злобовке три человека живут. Там даже трансформаторная будка заросла бурьяном. Одна искра — и всё! Природа не терпит запустения. Сама себя очищает».

В борьбе со стихией муниципалитет вооружен несколькими колесными бочками и утвержденными федеральным правительством «Правилами противопожарного режима». Согласно документу для профилактики возгораний в границах населенных пунктов обязателен покос травы и уборка мусора. Но косить сено сейчас не для кого. Когда-то в совхозе содержалось около 800 коров и еще больше 1000 — в частных подворьях, проблемы пожароопасного бурьяна не существовало в принципе: жители выкашивали траву и в деревне, и вокруг леса, и внутри него. Хозяйство развалилось в начале 2000-х, исчез бесплатный фураж, держать скотину стало невыгодно.

Во дворе конторы лесхоза выставлены два ЗИЛа с бочкой, подаренные военными. Судя по виду, грузовики выпущены не позже середины прошлого века, но, уверяют лесовики, они «как новые, стояли в армейском резерве». На свежеокрашенных алых бортах по трафарету выведено: «Лесопожарная». В багажнике — основные инструменты борьбы с огнем: лопаты и противопожарные ранцы.

В лесопожарной бригаде 13 человек, жители Поповки и Сбродовки. Вчера отряд выезжал на свой первый в этом году пожар: у Синеньких горели пять гектаров посадок. «В прошлом году через день тушили — в Красноармейске, Ровном, Широком, Пудовкине, Буераке, Сергиевском», — говорит дочерна загорелый пожарный Владимир. Чаще всего причиной возгорания становятся мангалы.

Здесь до сих пор вспоминают 2010 год, когда местные леса тушили свезенные со всего региона курсанты и полицейские. В 2011-м пожаров почти не было. Высокое лесное начальство отнесло это достижение на свой счет, отчитавшись о триумфальной подготовке и профилактике. На самом деле, как объясняют собеседники, «просто шли дожди».

«Единственное, что мне нравится после пожара — на третий-четвертый год начинает расти иван-чай. Я все травы собираю, поэтому такой бодрый, — поясняет Владимир. — А вот о грибах на десять лет забудь. Нашему лесу пожар приносит больше вреда, чем пользы. Вместо сосны осина вырастает».

Раньше здесь высаживали дуб, ясень, сосну по 60–100 гектаров в год. Собственный питомник давно исчез — нет денег ни на семена, ни на оплату рабочих, которые выхаживали крошечные сеянцы и саженцы.

До реформы на территории Поповского лесничества работали около 20 лесников. За каждым был закреплен обход 200–300 гектаров. Сейчас за всеми 7,5 тысячами гектаров следят участковый лесничий и его помощник. Патрулирование проводится по четырем маршрутам длиной 160 километров.

У лесничего есть форма, но нет социальных гарантий, как у сотрудников силовых ведомств. Он вообще не считается госслужащим. То ли шутя, то ли всерьез Мичурин говорит: «Если меня при исполнении служебных обязанностей в лесу застрелят нарушители, моя семья ничего от государства не получит».

В лесу он работает с 1996 года. В самом горячем 2010 году жалованье лесничего составляло 8 тысяч. «Нам обещали: ребята, давайте потушим, и будет у вас 25 тысяч! Все осталось на словах». За апрель лесничий получил 10 200 рублей. Его помощник — 7400. «Майские указы» о бюджетниках за весь прошлый президентский срок до леса не дошли.

Больше десяти лет назад при принятии Лесного кодекса предполагалось, что в лес придет бизнес, который за возможность работать тут будет сажать деревья, охранять, очищать и т.д. Бизнесу в последние годы вообще пришлось не слишком сладко, а уж в жиденьких саратовских лесах идея даже не начала воплощаться.

Основные работы в лесу, как и до реформы, выполняет лесхоз. Когда-то это было прибыльное предприятие. Здесь действовала пилорама, работали две бригады лесорубов. Древесину отправляли на переработку на завод дубильных экстрактов в Вольск и на мебельную фабрику в Волгодонск. Сейчас сбыта для низкосортной древесины нет, а никакой другой в защитных саратовских лесах не растет. Промышленные рубки вообще стали невыгодными в местных условиях: взамен срубленных деревьев нужно высаживать новые и ухаживать за ними 7–10 лет, а это накладно. Без рубок лес «перестаивает», то есть стареет, становится уязвимым для вредителей и пожаров.

На обратном пути проезжаем мимо пожарища у Латрыка. Машина МЧС все-таки нашла способ перебраться на другой берег и стоит посреди огромного пепелища. На подмогу первому экипажу по трассе торопится второй. Слева над горизонтом поднимается новый дымок.