В основе постановки титулованного режиссера Дмитрия Бертмана — лермонтовский сюжет. Каталонцы слушали неведомую им музыку и находили актуальные подтексты в драматическом переплетении Ада и Рая.

Обычный джентльменский набор русских опер в мировом театральном процессе ограничивается тремя названиями — «Евгений Онегин», «Пиковая дама» Чайковского и «Борис Годунов» Мусоргского. Когда на афише появляется имя иного русского композитора, событие приобретает исторически значимый масштаб. Люди, голосующие деньгами, предпочитают радость узнавания, а не труд познания. И театры, потакая аудитории, редко выказывают готовность идти на финансовый риск.

Но возглавляющая ныне «Лисео» немка Кристина Шепельман, прежде чем перебраться в Барселону, несколько лет работала в тандеме с Пласидо Доминго в Вашингтонской опере, а потом стала первым руководителем оперной компании в районе Персидского залива — Королевского Оперного театра Маската. Она, как никто другой, умеет соблюсти толерантность, не впадая в художественную банальность.

«Демон» должен был покорить Европу мощью Дмитрия Хворостовского — договоренность об этом была достигнута, когда еще никто и подумать не мог, что всемирно любимый русский баритон погибнет от страшной болезни в расцвете сил и таланта. Певца, два с половиной года боровшегося с опухолью мозга, не стало в ноябре прошлого года, но премьеру не отменили. Теперь все бремя творческой ответственности пало на плечи Дмитрия Бертмана, с которым они вместе и придумывали спектакль и успели представить его полуконцертную версию в Москве в январе 2015 года.

Бертман сделал постановку впечатляющей мистической притчей, где на фоне космического пейзажа в огромном тоннеле размером 13х9,5 метра, будто в безумном коллайдере (шикарная сценография немецкого художника Хартмута Шогхофера), происходит столкновение добра и зла. В финале спектакля эта цилиндрическая конструкция, созданная в каталонской мастерской Quim Guixа, превращается в громадное всевидящее Око.

Главная тема — не история любви Сатаны к грузинской красавице Тамаре, а вечная дуэль черного Демона и белого Ангела. И в барселонском раунде победа осталась за Ангелом. Украинский контртенор Юрий Миненко — харизматичный, с красивым и полнозвучным голосом был куда убедительнее и притягательнее в небольшой партии, чем латышский баритон Эгилс Силиньш в титульной роли. Его Демон удивительно бесстрастен и формален, к тому же певец был крайне приблизителен в вокальном исполнении. И как результат, два из трех его красивейших хитовых романса были публикой фактически проигнорированы. Меццо-сопрано Лариса Кастюк в маленькой роли Няни, этакой надзирательницы — настоящее воплощение исчадия ада, создала куда более запоминающийся образ. Классными певцами себя проявили и украинский бас Александр Цымбалюк в партии отца Тамары князя Гудала, и тенор Игорь Морозов, пылко влюбленный в его дочь Синодал.

Партитура оперы была существенно сокращена — сконцентрирована, превратившись в спектакль продолжительностью всего в два с половиной часа, действие стало максимально динамичным. Но, несмотря на все старания дирижера Михаила Татарникова, оркестру работалось на территории неизвестной музыки тяжело и сил на нюансы не хватило. Как и хору, который пел с очевидным усердием, но русский язык ему явно не давался.

Феноменальным событием этой уникальной премьеры стала прекрасная сопрано Асмик Григорян. Ее Тамара, невероятно трепетная, нежная, любящая, но абсолютно одинокая. Она окружена полчищем жутких черно-красных чудовищ, напоминающих анубисов, с головами шакалов, что, согласно мифу, провожали людей в царство мертвых. Они вьются вокруг Тамары в зловещем ритуальном танце (хореография Эдвальда Смирнова). Вывод: мир трагичен, а счастье, несмотря на всю силу стремления к нему человечества, эфемерно.

Асмик Григорян думала, что после кончины Хворостовского больше не будет петь эту оперу. После семи премьерных показов в Барселоне она навсегда хочет проститься со своей Тамарой. Спектакль же, посвященный памяти выдающегося певца, продолжит европейское путешествие — переедет сначала в Бордо, потом в Нюрнберг, а в 2020 году обретет постоянную прописку в московской «Геликон-опере».

Мария Бабалова — специально для «Новой»