«Он стоял у окна, слезы катились по его лицу, он был убит, он не знал, что делать, он разрывался между тремя женщинами…». В такой манере у нас обычно снимают фильмы о больших людях и важных событиях. На мой вкус, это чудовищно. На фоне общей неправды, которая нас сегодня окружает, эта неправда выглядит вполне безобидно. А с другой стороны, любая неправда, как кровь влечет за собой кровь, влечет за собой другую неправду. Сразу начинает казаться, что битвы проходили не там и не так, сразу хочется выпятить других людей, подчеркнуть другие убеждения.

Вижу, как сейчас репетируют парад Победы. Мне кажется, это циничное издевательство, Диснейленд. 9 мая хорошо бы собираться всей страной, молчать и плакать. И прикладывать усилия к тому, чтобы война не повторилась. А демонстрация того, что у нас появились новые ракеты, в обозримом будущем ведет к параду по поводу третьей, четвертой, пятой, десятой мировой. Память о войне 70-летней давности протухает, потому что в мире продолжаются войны. И если не пытаться на основе нашего кошмарного исторического опыта предотвратить хотя бы одно противостояние, тогда зачем это все?

Вот уже третий год мы с телеведущим Владимиром Раевским занимаемся циклом вечеров стихотворений «От Автора». Каждый месяц мы приглашаем современного поэта, где бы тот ни жил. Он читает свои стихи, рассказывает об эпохе, о себе, о поэзии, а мы все это качественно снимаем. Сверхзадача – сохранить современную нам поэтическую речь навсегда. Мы проводили эти вечера в Музее истории ГУЛАГа, пока не столкнулись с цензурой. Музей запретил нам в анонсе использовать стихотворение Владимира Ханана, где есть словосочетание «сладкие стоны». Сказали, что это слишком эротично, что приходят школьники и что это, мол, 16+ и т.д.

Когда вы рассказываете страшилки из прошлого о том, каким чудовищем был Джугашвили и какими страшными были 1930-е годы, вы не сохраняете память, вы ее консервируете. Исторический опыт борьбы свободы с несвободой нужно применять каждый день, иначе зачем оннужен? А когда люди, столкнувшись с лирическим стихотворением, выбирают несвободу – это конец, в их деятельности больше нет никакого смысла.

Приведу пример из истории литературы, она мне ближе. Мы третий год работаем над фильмом об Андрее Платонове. Это посвящение опыту противостояния частного — государственному, глубокому разочарованию от превращения идеи в чудовищную реальность. Когда бюрократия начинает обслуживать даже самый замечательный проект, он умирает. Платонов — о невозможности достичь всеобщего счастья, жертвуя отдельным человеком. Хотя в юности он был настроен резко, буквально физически готов был истреблять каждого, кто мешает построению нового мира. А потом с удивлением обнаружил, что сам он — комар (платоновское слово) для тех, кто этот дивный новый мир строит.

Посмотрите вокруг. Построение всеобщего счастья на несчастье отдельных людей — это именно то, что сейчас происходит. Каждый раз, когда начинаются разговоры о патриотизме и о том, что Россия встает с колен, на которых она по чьей-то чужой вине оказалась — значит, кому-то не заплатят пенсии, кто-то не сможет получить нормального лечения, кого-то пошлют воевать в чужую страну, и там оставят…

«Я не хочу умирать из-за двух или трех королей, которых я вообще не видал в глаза (дело не в шорах, но в пыльных шторах). Впрочем, и жить за них тоже мне неохота. Вдвойне», — писал Бродский. Я ничего не знаю о людях, которые сегодня управляют страной, и не понимаю, почему о них надо столько думать и говорить, сколько о них думают и говорят все вокруг. Чем они себя проявили? Кому от их действий лучше?

Зато я точно знаю, как много хороших поэтов сейчас в России. Культура-то не останавливается из-за всего этого кошмара. Тут не на что жаловаться. В статус классиков уже попали Гандлевский, Кушнер, Борис Рыжий, Денис Новиков… Есть на чьих домах устанавливать мемориальные доски. А рэп какой блестящий! Послушайте Хаски: «Сосредоточенный, как самоубийца, я шатаюсь по городу, желая совокупиться…» Или: «Набито панельное брюхо! Панельного неба краюха! Еду по России; не доеду до конца, где панелька моего отца?»

Вообще, поэзия в моем понимании — борьба со смертью, а политика в своих низших проявлениях — это узаконенное право на убийство.