В пять утра вышла София Стерьяновна на двор ставить самовар.

— Вижу — парень идет, с камерой, — вспоминает она. — Говорит: «Тетенька, сейчас сюда много людей придет. Так вы им ничего плохого не делайте и не деритесь». Думаю: господи, когда мы кому плохое творили? И тут идут, едут! С дубинками! С автоматами, с собаками. Тракторы, КамАЗы, машины такие, что на людей воду льют… Идут, везде ищут: где цыганы, цыганов не видели? Они думали, мы убежали. А куда нам бежать… Так наш табор и снесли.

Цыганский табор пришел в татарское село Айша в 30 км от Казани 27 лет назад.

— Не могу тебе сказать, сколько города мы проехали. Приедем город, поживем, поезд сядем — новый город едем, — говорит София Стерьяновна и вздыхает. — Молодежь выросла — не хочет кочевать.

Скоро в таборе стоял уже 21 дом, жили около двухсот человек.

Год назад Зеленодольский суд Татарстана признал незаконной постройку 18 домов: на них не были оформлены никакие документы, они не были подключены к коммуникациям, стояли вплотную друг к другу, нарушая правила пожарной безопасности. Суд обязал хозяев снести их в течение двух месяцев. Цыгане неспешно начали разбирать дома, кажется, не думая, что все это всерьез. А 3 августа пришли бульдозеры.

В доме цыгана Миши Кальдараса жарко натоплено и густо накурено. Пахнет табаком, мокрым бельем, свежим хлебом. На кухне женщины пекут лепешки, с силой мнут тесто. Поднимается, растет на дрожжах опара, брызжет масло, визжат дети.

Мужчины собрались в гостиной: небритые, тихие и похмельные. Вчера у зятя Миши, цыганского барона Янаша Кальдараса, родился внук, и сегодня половина мужчин табора «болеют». Курят, откашливаются, поглядывают в телевизор, обсуждают похмелье, стройку новых домов, политику. В обтягивающей майке, джинсах и с сигаретой за ухом, барон сидит на большом кожаном диване, под иконами и пейзажем с водопадом из страз, и рассказывает, как сносили дома.

— Идут, прям как против Трампа. 150 омоновцев, 150 спецназовцев, 150 судебных приставов! В бронежилетах, в касках… Одних служебных собак 10 штук. Бронемашины, водометы, снайперы! Там человек 600 было. Все оцепили. Соседи звонят: пацаны, че у вас случилось?

— Весь поселок офигел, — вклинивается дядя барона Михаил Иванович, не мигая глядит затянутым бельмом глазом. — Аж до «Пятерочки» войска были.

— Они сначала думали разобрать дома и забрать детей — мол, детям негде жить. Но мы сказали: хоть одного ребенка заберете — мы будем стрелять, никого не станем щадить. Они и забоялись.

Цыганские дети возятся рядом: залезают с ногами на стол, виснут на раме двери, носятся по кухне. Стоя на полу на коленях, очень красивая, совсем юная девушка в длинном алом платье и алом платке, символизирующем замужество, чистит картошку, бросает клубни в огромную кастрюлю. Позвякивают длинные серьги в ушах, вздрагивают ресницы.

Снос табора в татарской деревне выглядел, как антитеррористическая операция в горах Дагестана.

Когда войска ушли, на месте табора остались три (законно построенных) дома, горка опилок (позже за работы по вывозу строительных материалов с цыган взыскали около миллиона рублей), лужи со следами шин и две сотни бездомных человек. Первые ночи дети спали в домах, взрослые — на улице у костра. Потом женщин с детьми отправили в соседние таборы.

Помогать цыганам взялась правозащитная организация «Зона права». В январе ее адвокат Андрей Сучков направил в Европейский суд по правам человека жалобу от имени 36 жителей табора, в которой утверждалось, что власти России нарушили две статьи Европейской конвенции по правам человека: право на уважение частной и семейной жизни и запрет дискриминации.

Цыгане и большая Россия

Поехала жена Миши Кальдараса София на рынок — а попала в полицию.

— Три часа в отделении держали, — вспоминает София. — Я говорю: за что вы меня держите? «Вам нельзя тут быть». «Почему? — говорю. — Вы татарин, я цыганка, оба мы — россияне. У меня такие же права, как у вас». А он мне: «У нас указание, чтобы вообще вас тут не было».

С тех пор так и повелось: «То проверка, то рейд. Приехали, забрали каждый раз».

Русские приходили в табор и до сноса, да всегда не с добром. В 2016-м приехали из опеки, пригрозили забрать шестерых детей Валентины Михай: «Говорили, некуда детям умываться, некуда спать, — возмущается София Стерьяновна. — Как будто мы дикие люди в лесу…» Тогда, по словам Яноша, табор встал стеной: «Сказали: вас убьем, себя убьем, а детей не дадим». Зеленодольский городской суд цыган поддержал: встал на сторону матери, недостатков в содержании детей не нашел, в иске опеке отказал.

Позже местные СМИ опубликовали протокол совещания в мэрии Зеленодольска, подписанный главой города Александром Тыгиным. В нем значилось: «Организовать работу отдела опеки и попечительства по изъятию несовершеннолетних детей, проживающих в жилых помещениях с задолженностью за энергоносители».

Документ выглядел настолько антизаконным, что им заинтересовались не только журналисты, но и прокуратура Зеленодольска. Она заявила, что поручение Тыгина содержит «некорректную формулировку, которая дает основания для неоднозначного толкования». Начальнику отдела опеки Зеленодольского района объявили предостережение.

Потом в табор зачастили ФМС, полиция и наркоконтроль.

— Тест на наркотики хотели сделать, — вспоминает Михаил Иванович. — Дядя Роман им сказал: «У ребят берите, девчат не касайтесь. Даже не подходите к девчатам». Главный у них говорит своим: «Ребят проверяйте — к женщинам не подходите». Ну, ничего: обошли всех, проверили. Конечно, не нашли ничего. Уехали — на следующий день другая бригада приезжает.

К обвинениям в наркоторговле в таборе относятся с пониманием. «Это мусульманские русские цыгане наркотой занимаются, — спокойно говорит Янош. — Мы — молдавские, православные. А менты-то не разбираются».

Цыганские обычаи сильнее, чем уголовный кодекс, но табор Яноша традиционно не связан с криминалом. «В Айше живут цыгане-котляры, — говорит цыгановед, научный сотрудник Института славяноведения РАН, в прошлом — сотрудник антидискриминационного центра «Мемориал» Кирилл Кожанов. — Их традиционное ремесло — кузнечество, лужение котлов, у женщин — гадание. Котляры не занимаются наркотиками. Бывали случаи, когда за наркотики цыган выгоняли из таборов».

Как объясняет Кожанов, спрос на луженую посуду сошел на нет в 1980-е, и сейчас котляры изредка делают бачки для колхозов и хлебопекарен, а чаще занимаются скупкой, чисткой и перепродажей цветных металлов.

Когда мы приезжаем, во дворе перед домами цыган лежит груда металлолома. По словам Яноша, он купил старый двигатель на авиационном заводе в Бурятии. С утра и до вечера двигатель облепляют мужчины табора, с семи и до семидесяти лет. Дней за пять они полностью разбирают его на запчасти, оплавляют провода, и на дворе остается только грязный, в ржавых подпалинах снег.

Янош связывает все неприятности табора с приходом нового главы Зеленодольского района Александра Тыгина. В обращении в Страсбург утверждается, что тот «неоднократно допускал дискриминационные высказывания и действия по отношению к цыганским жителям поселка». К примеру, говорил, что при слове «цыгане» «в сознании людей возникает образ женщин в длинных юбках, которые в окружении большого числа маленьких детей занимаются попрошайничеством».

Прокуратура начала было проверять высказывания главы на экстремизм, но не нашла «объективного подтверждения» того, что он такое произносил.

— Как снесли нас, прихожу к Тыгину, говорю: нам как многодетным землю должны дать, можно это ускорить? Нам негде жить. А он говорит: «На деревьях полно гнезд, там можно жить», — вспоминает Янош. — По медведевской программе в течение года многодетная семья должна получить землю. А нам говорят: нет земли. Большая Россия — а земли нет.

Цыгане и забор

В администрации Айши о цыганах говорят неохотно, но, разговорившись, претензии к ним перечисляют долго.

— Во-первых, отжигали на дворе, — говорит член исполкома села Ольга Орлова. — Двигатели отжигали, провода. Дым такой черный шел, что даже березы желтели. Во-вторых, болезни от них, чесотка, гепатит. В 2015-м гепатитом и цыгане болели, и другие люди. Наркоманией тут занимались <…> Тащили из пустых домов все, что плохо лежит.

— Забор в детском садике унесли, — вмешивается глава поселения Радик Галявиев. — У меня у дома металлолом увезли!

— Ненужный?

— Что значит ненужный? Он на моей территории лежал, за забором. Открыли калитку и унесли.

— Вы сами это видели?

— Видел!

— Так что ж не остановили?

— Меня дома не было. Соседи видели.

— А как цыгане забор в детском садике уносили, кто-то видел?

— Нет. Ну а кто еще?

Выясняем, что уголовных дел против цыган за все время существования табора не появлялось: ни одна из краж не была даже задокументирована.

Сотрудники администрации наперебой рассказывают, что проблемы с табором много лет подряд обсуждались на народных сходах, что сельсовет регулярно получал жалобы, а год назад жители даже отправили письмо Путину. «Писали, что администрация никакие меры не предпринимает с цыганами, живем мы в грязи… — объяснил автор письма. — Из Москвы письмо отправили сначала в Казань, потом в Зеленодольск, потом в Айшу участковому. Он пришел обиженный: «Все на меня свалили, а что я сделаю?»

Свою фамилию автор письма Путину просил не называть: «Соседи все-таки, неудобно».

Из рассказа кажется, что ситуация накалялась медленно и могла бы разрешиться мирно, если бы одна из сторон согласилась поговорить с другой. Но говорить стали, только когда администрация обратилась в суд. Цыганский барон, вспоминает Орлова, сказал: «Мы отсюда не уйдем. Будете сносить — выставим вперед детей». «Моисеев ответил: а мы пригласим опеку. Тогда Янош пообещал, что они стрелять будут. Моисеев: «Мы ОМОН пригласим». Вот и пригласил.

— Там человек 80 взрослых. А если они б топором махнули? Или выстрелили? — словно извиняясь, говорит глава. — Так-то оно все спокойно прошло…

И уже на прощание глава добавляет:

— Вы спрашиваете, почему мы не жаловались? Хочешь жить в деревне — научис молчать.

Цыгане и соседи

— Вы меня извините, в дом я вас не пущу. Вы из табора, а у меня внук маленький, еще заразится чем.

Флюра Борисова встречает нас у ворот своего дома на улице Школьной. Табор — сразу напротив. Забора вокруг нет, и Флюру это особенно раздражает: «Жили бы они, как все люди. Поставили бы забор, не хамили бы… У нас забор свой, двор, дом. Мы за все заплатили, не гадим, с соседями нормально общаемся… Они так не могут».

Проблемы на Школьной начались почти сразу, как появился табор: «Тут были заборы, они их сломали. Стали размножаться. Поженятся лет в 11, то да се — и уже плодят, плодят… Начали кругом гадить. Вроде построили туалеты, но все равно ходили по оврагам, всю округу обгадили».

Флюра все-таки пускает нас домой, сажает на аккуратной, очень чистой кухне. Рассказывает, что конфликты с соседями у нее были дважды: первый раз цыганская девочка запустила кирпич в спину флюриному внуку: «Цыгане рано созревают, ей 10 лет, она ему глазки строила, а он не понимал даже». Флюра за волосы — «ну, аккуратно, я не садистка» — отвела ее в табор, после чего полтабора пришли к ее дому скандалить, обвиняя в избиении девочки. Дошло до участкового и комиссии по делам несовершеннолетних, да там и утихло.

Второй раз, по словам Флюры, дети из табора стали кидать камнями и обзывать ее беременную сноху: «Они такие агрессивные, беспардонные». Подчеркивает, что «все факты фиксировали».

Еще Флюру раздражает, что соседи «не работают, а пользуются всеми благами: материнский капитал получают, пособия на детей получают, молоко бесплатное получают. Вода льется у них рекой из колонки…»

На кухню заходит сноха Флюры с ребенком на руках, возмущается, что к педиатру очередь «занимает одна цыганка с одним ребенком, а потом приходят еще пять с десятью.

Флюра вспоминает, как пару раз заходила в снесенные ныне дома и поражалась нищете: «Дома из досок — из чего было, из того и собрали. Земляные полы, только коврами прикрыты. Зима — дети раздетые, по домам сидят. Холодно у них, а дрова не заготавливают, только по соседям просят. Люди грязные, тараканы с них сыплются и вши».

Несмотря на конфликты и потенциальных вшей, цыганки к Флюре иногда заходили: «Ой, мы постимся, у тебя нет овощей?» Наберу яблок, овощей, отдаю им. Первого сентября к нам постоянно за цветами ходили. Жалко, что ли, цветов-то много».

Удивительно: соседи цыган костерят, боятся, вызывают для защиты от них участкового — но продолжают жалеть, подкармливать, отдавать старую одежду и обувь, старые оконные рамы и цветы к первому сентября.

«То варенье отнесем, то яблоки, — соглашается соседка Флюры Марина и не понимает наше удивление. — А че ж нет-то? Жалко же их».

Марина живет в соседнем с Флюрой дворе. Раньше она тоже относилась к цыганам плохо, но как пришли бульдозеры, встала на их сторону:

— Какие-никакие, они тоже люди, — говорит Марина. — С ними обошлись плохо, не по-людски. По-человечески надо было не бульдозерами ломать, а место им новое предложить. С омоном приехали… Спрашиваю омоновцев: ребята, а вы-то зачем тут? «Чтобы они вас не тронули». Да разве они нас тронут! 15 лет всем было плевать, как мы тут живем, а потом сразу начали выселять. Если бы работали с ними раньше, может, и выселять бы не пришлось. Что-то, мне кажется, они там с цыганами не поделили, вот и выселили.

— У нас тоже сердце кровью обливалось, мы тоже в шоке были: ОМОН, собаки… — соглашается Флюра. — Нам это не нужно. Поставили бы забор высокий, как мы просили, и делали бы в таборе, что хотят.

Цыгане и проклятие

Весь день, пока шел снос, ходила по табору мать барона Вера Стерьяновна Кальдарас: и ругалась, и голосила, и причитала. А как завидела главу Айши Сергея Моисеева, встала, уперла руки в бока и прокричала: «Чтоб ты был проклят, и весь род твой до седьмого колена…»

Ничего не сказал председатель. Уехал вечером из табора, пришел домой, лег в постель — и умер.

Мистическая эта история прогремела по всему Татарстану, но всерьез в нее никто не поверил. Айша разделилась на две части: меньшая винила в смерти Моисеева алкоголь, большая — Следственный комитет.

Прошлым летом в Татарстане по подозрению в мошенничестве с распределением земельных участков был задержан глава поселка Нижние Вязовые Фоат Шамсиев. Глава Зеленодольского района Александр Тыгин написал письмо руководителю татарстанского управления Следственного комитета в его поддержку. В СК послание расценили как попытку помешать следствию и попросили аппарат президента Татарстана провести антикоррупционную проверку. В Зеленодольском районе началась паника. За неделю до сноса домов цыган Тыгин провел закрытое совещание с главами поселковых администраций, где несколько из них то ли подали, то ли пообещали подать заявления об увольнении — в том числе и Моисеев.

Айшинцы убеждены, что это и убило главу — у него давно были проблемы с сердцем. В проклятие цыган в Айше не больно-то верят.

— Цыганы — у них такая жизнь: воровать, гадать и обманывать, — стоя перед воротами дома Марины, ворчит Ольга Орлова.

— Да не-е, — отмахивается Марина. — Тут они не воруют, я грех на душу брать не буду. И гадать не умеют. Ходила я к этой Вере… Я вообще в Бога верую, но была у меня ситуация, с сыном проблемы. Я хотела, чтоб она судьбу его рассказала. Вера его фотографии посмотрела — и давай одну неправду рассказывать.

И все же айшинцы упорно пытаются найти в цыганах хоть что-то мистическое. Интригуют цыганские похороны, точнее, тот факт, что их никто никогда не видел. «Может, живучие они? — спрашивает Марина. — Не мрут совсем?» Мы ежимся от холода. В стороне, за дорогой и канавой, светятся окна табора, мимо черной тенью проходит Михаил Иваныч, взглядывает искоса. В свете фонаря видно серую щетину, белое бельмо.

«Сын видел — большой костер у них горел, а они все стояли, смотрели, — говорит Флюра. — Может, они свои трупы жгут?»

Зато свадьбы цыганские всем нравятся: «Целую неделю гуляют, — восторженно говорит Марина. — Музыку до трех ночи, караоке. Иногда даже милиция приезжает! А музыка у них такая хорошая… Наша, советская. И Верка Сердючка».

Цыгане и Марс

Барон сидит за большим столом, режет крупными ломтями блестящее сало, золотые перстни блестят на пальцах. Стоит хозяину сесть за стол, как из кухни, шурша длинными юбками, появляются женщины, ставят перед ним хрустальный стакан с чаем, уставляют стол тарелками с хлебом, печеньем, толсто нарезанной колбасой. Жена барона Мария садится рядом, берет на руки внука, невестки стоят поодаль. За ними — статуи женщин с кувшинами на плечах: садовые скульптуры, разрисованные алой масляной краской и лаком для ногтей. По праздникам женщинам в таборе накрывают отдельные столы, в будни едят все вместе, но молодые женщины все равно держатся в стороне.

— Вот человек кончил школу, кончил институт, выучился на главного бухгалтера, например, или на хирурга, — рассуждает барон, протирает тряпочкой нож. — А в итоге работает дворником. Зачем человеку учеба? Надо быть хитрым, наглым и умным, и все у тебя будет. Если человек слабый — на нем и с образованием будут ездить. Хитрый и наглый — это второе счастье. Самое главное — не борзеть, но и слабину не давать. Хотя бы маленькой акулой, но быть. Этому не школа — этому жизнь учит. Я учился шесть классов. А может, пять. Все, что надо, умею. Ну там… прибавить, отнять…

По словам цыгановеда Кирилла Кожанова одна из причин, ухода цыган из школы, связана с традиционной ролью детей: помогать родителям. «Из живущих в России цыган я знаю всего одну семью котляров, где дети получили высшее образование, — говорит Кирилл. — Обычно они уходят из школы примерно в седьмом классе. Как правило, сначала цыганские дети очень хотят учиться, но класса с седьмого программа становится более сложной, детям приходится тратить больше сил на учебу, и их мотивация уменьшается. Одновременно школы не хотят видеть цыганских детей и активно это демонстрируют: например, почти везде делают отдельные классы. И дети уходят».

В Айшинскую школу нас не пустили, говорить с журналистами директор и учителя отказываются. Впрочем, цыганских детей в школе все равно больше нет: после сноса домов родители забрали их на домашнее обучение: отчасти опасаясь, что в школу придут сотрудники опеки и попытаются детей отобрать, отчасти понимая, что толку от обучения в таком классе все равно нет.

— Дочь пошла в первый класс, проучилась полгода, — рассказывает сестра барона Мария. — Спрашиваю: это какая буква? Она: «Умножение». Я зашла к завучу, говорю: как так можно учить всех вместе? Что дети поймут? А она мне: «Во время войны дети же учились вместе». Так сейчас же не война!

Обижает родителей даже не то, что дети уходили из школы, не умея читать и писать, а что даже праздники для них устраивали отдельно.

— Поздравили на Новый год русских детей. Потом наших собрали, сделали хоровод и сказали: идите домой, — вспоминает Янош. — Я зашел к директору школы. Говорю: вы почему нашим детям сделали отдельную елку? Она покраснела: «Ну, ваши дети не понимают. Они у вас хулиганы». Нормальные дети! Веселые. «Они у вас такие шустрые, дерутся. Вы с ними должны жить на Марсе». Я прям хотел ей в морду плюнуть. Сказал: мне даже противно плюнуть на тебя. Развернулся, ушел.

В комнату вбегает Радмил, любимый внук барона. Радмилу лет пять, у него золотой зуб — вставили, чтобы было красиво и как у взрослых — и шорты с надписью «Мужик всегда прав».

Цыгане и порядок

Разговаривать с журналистами о цыганах глава района Александр Тыгин отказывается. Вместо него мы встречаемся с начальником отдела по связям с общественностью и СМИ Зеленодольского района Денисом Анисимовым. Но и ему вопросы про цыган уже надоели.

— У нас нет такого понятия, как цыган, русский. У нас есть статус гражданина РФ, — говорит Анисимов. — Здесь происходит столкновение не национальностей, а законодательства и нежелания отдельной категории людей жить по этому законодательству. СМИ и разного рода… как вам сказать… Скажем, как есть: правозащитники спекулируют на этой теме, подчеркивая этническую принадлежность этой группы населения. Если обезличить, сказать, что это просто жители региона, тема потеряет свою перчинку.

И сам тут же возвращается к «этой теме», сообщает, что «люди этой этнической принадлежности совершали действия, которые мешали местным жителям: создавали мусор, грязь, шум, антисанитарию». Незаконно подключались к электричеству (табор штрафовали за это больше 60 раз).

Ничего особенного в сносе 19 домов чиновник не видит. По его словам, в районе каждый год сносят десятки построек: «Гаражи, сараи, дровянники… Несколько лет назад снесли шашлычку — и не было никакой шумихи. В этом году собираемся снести еще одну шашлычку».

Слова главы района про «единственного честного цыгана» Анисимов не слышал, зато про «жить в гнездах» знает: на самом деле глава района говорил про социальный приют «Гнездышко», куда цыгане могут отправить детей, пока не построят новые дома: «Потому что мы, как органы власти, несем полную ответственность за детей. А они почему-то считают, что их все во всем притесняют».

На прощанье Анисимов советует нам посмотреть видео народного схода в соседнем городе Волжске. Когда табор решил перебраться из Айши туда, местные жители выступили против, и замглавы администрации «повел себя очень странно с точки зрения этики, здравого смысла и юридических норм». Он на камеру сказал: «Мы цыганам тут жить не дадим». Мы показали нашей прокуратуре и спросили: если бы у нас мэр вышел на крыльцо и то же самое сказал — что было бы? Нам четко прокуратура сказала: уголовное дело».

Цыгане и русский бунт

Утром 6 августа жительница марийского поселка Русская Луговая в 35 км от Айши Нелли Куликова проснулась от звонка соседки.

— Говорит: под ее окнами две машины проехали, в одной — хозяин участков земли на Березовой, в другой — человек пять цыган, — вспоминает Нелли. — Я думаю: блин, надо че-то делать.

Нелли выяснила: цыганам собираются продать три участка земли на окраине Луговой, сделка назначена на следующий день: «С хозяином земли разговор был. А он: «Мне все равно, мне деньги нужны. Вот цыганам землю показываю. А че, они такие же люди».

В тот же день Нелли написала в группе «ВКонтакте» «Подслушано в Волжске» (юридически Луговая — район соседнего райцентра Волжска): «Я думаю, многие слышали про выселение цыган с поселка Айша, так вот, теперь они в поисках нового «пристанища» <…> лезут поближе к городу».

— Мне все начали писать: че да как, давайте собираться, — говорит Нелли. — Экстренно в тот же вечер собрались, экстренно пишем письмо в администрацию.

Письмо против цыган подписали больше 90 человек (всего в поселке около 200 дворов). В группу в «ВКонтакте» сразу же начали писать люди, которые предложили, что сами купят эту землю. Местная администрация поступила хитрее: просто арестовала выставленные на продажу участки.

На следующий день в Русскую Луговую приехал заместитель главы администрации Волжска Андрей Коломиец. На площади перед сельпо «Милания» он торжественно объявил, что ни одной сделке по купле земли цыганами в Волжске не было: «Был задействован административный ресурс и не только <…>. Те участки, которые они хотели приобрести, на сегодняшний день уже переуступили <…>. Мы с риелторами встретились, с ними все это обговорили». Уточняет, что «вопрос очень непростой»: «Цыгане — они все граждане РФ. У них есть паспорта, есть прописки. Они имеют право жить на территории нашей страны там, где хотят».

На видеозаписи встречи слышно, как кто-то из жителей Луговой выкрикивает, что лучше бы цыганам найти заброшенную деревню. «Есть у нас вообще Колыма. Там хорошо», — откликается замглавы. Предупреждает, что скоро табор снесут в Нижних Вязовых, и «порядка 120 человек побегут в разные стороны, как тараканы». Люди на видео слушают недоверчиво и испуганно.

— Чего мы боялись? Наркотики и воровство, — Петр Манеркин, житель Русской Луговой и активист кампании против цыган, ведет нас к тем самым арестованным участкам. На земле, которая не досталась цыганам, — высокие сугробы и сухая некошеная трава. Петр встает посреди пустого белого поля. — У нас дети гуляют спокойно, даже мы не переживаем. А тут закладки, соли… Ребенок фантик найдет — может съесть. Че, это ж ребенок.

— Сами знаете: наркоторговля, грязь, болезни, — говорит Нелли. — У нас цыгане и в Мамасьево, и в Новых Паратах, везде люди стонут. И еще в Часовенной. Но там люди вроде не жалуются. Хотя там не цыгане, а люди с Украины, беженцы вроде как.

Цыганская угроза сплотила жителей Русской Луговой: «Год жили здесь, никого не знали, — говорит Нелли. — А теперь появился актив, шесть человек». За последнее время актив провел Новый год, Масленицу, собрал документы для участия в конкурсе по благоустройству детской площадки.

Цыгане и Немцов

Как снесли дома, большая часть табора из Айши перебралась на окраину соседнего поселка Васильево. Несколько участков купили, еще четыре получили многодетные семьи (других в таборе нет). Теперь здесь стоят несколько дощатых избушек. Это временные, объясняет Янош. Рядом — недостроенные постоянные: основательные бревенчатые срубы.

В Айше у цыган осталось два дома, свой, третий, барон уже продал — говорит, что жить с людьми, которые его выгоняли, не хочет. Раньше в доме барона висел ковер с Дмитрием Медведевым на фоне Спасской башни Кремля: повесили, когда женщины получили материнский капитал. Ковер так и остался в старом доме: ни его, ни портрет Путина барон не забрал. Видать, крепко на государство обиделся.

— Вот Сечин, «Роснефть» у него. Зарабатывает 6 миллионов рублей в день, — раскинувшись на диване, рассуждает барон.– Или Миллер. 4 миллиона 700 тысяч рублей. А вот смотрю я передачу, там показывают: надо помочь ребенку, собрать 3 миллиона на операцию. Забрать бы у Сечина зарплату за один день и отдать больным детям.

В дом заходит дядя барона Михаил Иванович. Не снимая куртки, садится за стол, прислушивается.

— Вы видео Немцова смотрели? Про Сечина и всю эту банду? – продолжает Янош. Достает из-за уха сигарету, закуривает, открывает на экране телефона видео сайта «МБХ-медиа». — «Криминальные аферы [Путина]: изъятие активов из «Газпрома», передача права экспорта нефти Тимченко…» — говорит из телефона Немцов.

Барон внимательно, явно не в первый раз, слушает, восторженно выдыхает:

— Всю правду сказал. После этой правды его и грохнули…

— Немцова грохнули, Лебедя грохнули, Япончика грохнули, — вздыхает Михаил Иванович.

— …Мы с Немцовым водку пили в Нижнем Новгороде. Он там губернатором был, а мы дела делали. Какие дела? Ну, разные. Где порамсить, где поговорить, где так пройтись.

— А на выборы вы ходите? — невпопад спрашиваю я.

— Мы только разговариваем по-своему, — обижается Янош. — А так и на выборы ходим, и за свет, за газ, за воду — всё плотим.

— Ходи на выборы, не ходи на выборы… — перебивает Михаил Иванович.

Женщины молча ставят перед Михаилом Ивановичем чай и тарелку с мясом.

— …Но я лично — за Жириновского.

— Он же фашист, дядь Миш! — изумляется Янош. — Он же нас, цыган, перестреляет, как Гитлер.

— Ну и бог с ним, — миролюбиво говорит Михаил Иванович, отхлебывая чай. — Зато порядок будет.