• Массовые протесты против действующей власти в Армении — обычное дело.
• В 2008 году десятки тысяч людей вышли на улицы из-за недовольства победой на выборах президента Сержа Саргсяна над перешедшим в оппозицию первым президентом Армении Левоном Тер-Петросяном. Тогда все кончилось 1 марта гибелью десяти человек и арестами оппозиционеров.
• В 2013 году началась и быстро провалилась «привет-революция» проигравшего Саргсяну кандидата в президенты Раффи Ованнисяна.
• Спустя два года армяне яростно митинговали против повышения тарифов на электроэнергию.
• И вот в апреле 2018 года армяне снова вышли на улицы. Последней каплей для недовольных бедностью и коррупцией армян стало то, что просидевший в кресле президента Армении два срока Серж Саргсян, проведя конституционную реформу и превратив страну в парламентскую республику, решил стать премьером. Особенно возмутило людей то, что перед проведением реформы Саргсян публично пообещал не баллотироваться в премьеры (он избирается в парламенте), но свое слово в итоге нарушил, и 17 апреля был избран премьером.

Катализатором протеста стал депутат парламента Армении, глава партии «Мой шаг» Никол Пашинян. 31 марта он сделал необычный по нынешним временам шаг — начал двухнедельное пешее путешествие через всю Армению из Гюмри в Ереван. По ходу своего маршрута он призывал всех армян присоединиться к движению против Саргсяна и его Республиканской партии.

Сначала с ним шли буквально несколько десятков человек, но к его приходу в Ереван сторонников стало намного больше. Несколько тысяч протестующих закрепились на центральной площади Франции, ворвались в здание армянского радио, перекрывали центральные улицы города. 17 апреля в день, когда депутаты парламента избрали Сержа Саргсяна премьером Армении, протестующие заблокировали входы в здания генеральной прокуратуры, министерства иностранных дел и других учреждений, а Пашинян объявил в Армении «бархатную революцию».

Суббота. День

Каждый день протестующие прямо с утра начинают акции гражданского неповиновения. В субботу 21 апреля, когда я прилетел в Ереван, Пашинян вместе со сторонниками в 11 утра начал пеший марш в центр Еревана из отдаленного района города (в итоге он ходил по окраинам до вечера), а в центре независимо от Пашиняна и без всякой координации то тут, то там небольшие группы молодежи начинали акции протеста, к которым моментально присоединялись прохожие и автомобилисты.

В час дня несколько десятков человек — в основном молодежь, а также старушка в голубом дождевике — перекрывают проспект Маштоца (главную улицу города). Они выходят на пешеходный переход и не уходят с него, когда загорается красный свет.

Молодежь пританцовывает, хлопает в ладоши, кричит «Серж, уходи». В пробке стоят и такси, и маршрутки, кто-то разворачивается через двойную сплошную, но большинство водителей улыбаются и гудят, очевидно, приветственно.

Пожилой мужчина с тротуара двумя пальцами показывает молодым знак победы.

Вдруг на перекрестке появляются полицейские, и молодежь бросается врассыпную. Артавас что-то кричит силовикам.

— Не дай вам бог поднять на них руку, — переводит он мне свои слова.

— Стадо баранов, — говорит про полицейских мужчина, стоящий рядом.

Я спускаюсь чуть ниже по проспекту Маштоца и вижу тех же самых молодых людей, которые перекрыли следующий перекресток. Людей здесь уже больше.

В дорожном кармане здесь припарковано такси, а его хозяин Артур стоит рядом и самозабвенно дует в желтую вувузелу.

Именно в субботу к акциям протеста должны были присоединиться таксисты, и, действительно, все выходные они активно участвуют в блокировании движения по городу.

В три часа центральный проспект Маштоца на пересечении с улицей Пушкина перекрыт уже большими мусорными баками. Полицейские, которые ездят туда-обратно в автобусе, чтобы оперативно реагировать на очередное перекрытие, прибегают на перекресток и сами, тяжело пыхтя, откатывают с дороги баки. Вдруг кто-то из протестующих резко срывается и бежит вниз по улице, за ним припускают полицейские, но вскоре возвращаются с пустыми руками — не догнали. Мимо проходит женщина с ребенком в коляске, она яростно дует в свисток.

На перекрестке стоит невообразимая какофония, машины сигналят, протестующие дудят в вувузелы, скандируют лозунги (самый популярный «Сделай шаг — отвергни Сержа»).

Перед пешеходным переходом уже долго стоит, не двигаясь, джип. Его окружают полицейские и пытаются заставить ехать дальше. Водитель не реагирует, джип стоит на месте, но вдруг дверь открывается, из нее появляется огромная бритая голова с черной бородой и что-то очень экспрессивно кричит полицейским. После этого водитель срывается вперед, но через пять минут возвращается на площадь и решительно идет к полицейским. Это очень высокий и очень крепкий молодой человек, можно сказать, амбал. Но полицейские его не задерживают, наоборот, один из них обнимает водителя за шею и чуть ли не страстно что-то шепчет ему на ухо, даже целует его в щеку. После этого амбал отходит в сторону.

Вообще неожиданно у многих протестующих положительное отношение к президенту России, хотя те, кто разбираются во внешней политике чуть больше, критикуют российского президента за поддержку Саргсяна.

В протесте участвует много студентов, но есть и школьники. Совсем маленький мальчик стоит на обочине проспекта Маштоца с плакатом «Сделай шаг — отвергни Сержа» (это главный лозунг оппозиции в ходе этих протестов, и слово «шаг» в нем намекает на название партии Пашиняна). Парень утверждает, что ему 16 лет, хотя выглядит он в лучшем случае на 12.

Людей на перекрестке уже около двухсот, поэтому полиция стягивает сюда все больше сил. Приходят омоновцы со щитами, жестко выдавливают людей через улицу на другую сторону и выстраиваются вдоль тротуаров, не давая людям выходить на пешеходный переход. Вот только полицейских все равно слишком мало, и между последним щитом и мусорным баком, стоящим на углу перекрестка, остается просвет, в который свободно проходят протестующие. Один парень стоит перед омоновцами и держит над щитами небольшой крест. Никого не задерживают.

Когда загорается зеленый, со спины к омоновцам приходят протестующие с другой стороны улицы. Полиции здесь все больше — полицейские нервно машут жезлами, чтобы машины проезжали, но машины никуда не торопятся, гудят, пассажиры высунув из окон вувузелы, добавляют шума.

Вдруг вдалеке на проспекте показываются тысячи людей с флагами Армении, и все моментально бросают это странное бодание с полицией на перекрестке и присоединяются к шествию.

Догоняю парня, который и по проспекту идет, держа двумя руками перед собой крест.

— Не помогает? Омон не расступается? — спрашиваю его немного ехидно.

— Крест — это мое оружие, я христианин, — серьезно отвечает парень.

— Думаете, что-то получится вообще?

— Не знаю, — и указывает крестом на небо.

Иду дальше. На уличный стенд мужчина пытается пришпилить постер, на котором изображена собака. На мужчине дорогое пальто, модный шарфик, он говорит только по-английски и представляется доктором. «Тут написано: «Серж, она тебя укусит». Если «бархатная революция» ничем не кончится, то это, – мужчина указывает на идущих по проспекту людей — уже что-то».

Почти у самой оперы (она тоже находится на проспекте Маштоца, и обычно акции оппозиции проходят на площади перед ней, но места здесь не очень много) прямо на капоте своей машины лежит еще один таксист — Николай.

— Я буду лежать до конца, — широко улыбается он ртом, в котором осталось немного зубов и глубоко затягивается (в Армении до сих пор разрешено курить во всех кафе, и курят здесь очень многие). Когда я через еще раз прохожу мимо этого места, Николай все еще лежит, а рядом с ним на капоте подношения — сникерс и две бутылки воды. Правда, на следующий день на месте его уже не оказалось — возможно, Саргсян ему все вернул.

Аккурат на середине перекрестка у Оперы остановился синий седан. Шли минуты, а автомобиль не двигался, поэтому ее окружали все больше и больше полицейских. Они пытались убедить женщину за рулем машины отъехать, но она не реагировала. Через окно протестующие кинули ей в машину букет цветов.

Когда полицейских вокруг автомобиля стало больше двадцати, а начальник втиснулся на пассажирское кресло, его сдвинули с места и оттащили к тротуару.

— Здесь слишком много людей, и они действуют тактично. Но в нескольких других местах таким водителям они разбили окна, — объясняет мне пожилой протестующий.

— Фашисты! — возмущенно говорит коренастый мужичок, отходя от машины.

Наступает вечер, а лидер протеста Пашинян все еще идет к центру города.

Наконец, в начале шестого Пашинян и идущие с ним сторонники оказались на проспекте Маштоца. Группа протестующих, двигавшаяся навстречу, развернулась и, скандируя «Никол! Никол!», пошла за ним.

Пашинян в стоптанных кедах, в черной кепке с широкой надписью Adidas и серым рюкзаком за спиной, неопрятной седой бородой (начал шествие из Гюмри он гладко выбритым). У него забинтована рука — он повредил ее, схватившись за колючую проволоку, когда его пыталась схватить полиция.

Пашинян, который в отличие от других протестующих, не выглядит радостным и расслабленным, а наоборот, хмур и, видимо, сосредоточен на победе «бархатной революции», направляется на площадь Республики. Перед ним парень несет большой барабан, в зубах у него сигарета. Другой отбивает на барабане знаменитый клич исландских футбольных болельщиков «Ху». Протестующие кричат «Ху!» и отбивают такт хлопками в ладоши, точно так, как делают это исландцы на трибунах. Они делают это постоянно по всему городу, сделав исландскую футбольную кричалку гимном своей «бархатной революции».

Суббота. Вечер

Площадь Республики — это центральная в Ереване, хотя здесь нет ключевых государственных учреждений — только картинная галерея Армении и гостиница Mariott. Каждый вечер в ходе «бархатной революции» в 19:00 здесь проходит митинг оппозиции. В субботу вечером уже с шести вечера здесь много людей.

По площади сквозь толпу людей медленно едут машины, водители изо всех жмут на клаксоны, люди, завидев их, аплодируют и радостно кричат. Одновременно те, у кого есть вувузелы, дуют в них, кто-то начинает скандировать оппозиционные лозунги, и все, кто без вувузел, моментально их подхватывают. Чуть вдалеке периодически начинает бить барабан, и сразу четверть площади хлопает в ладоши и кричит «Ху!»

Прямо на площадь на переговоры с Пашиняном в субботу вечером приходит президент Армении Армен Саркисян (после перехода к парламентской системе президент — фигура номинальная). Они разговаривают в плотном кольце из протестующих и полицейских.

«Все ему прощали, что он грабит людей, но Серж в 2016 году по требованию Путина пошел на сговор с Алиевым и отдал ему часть земли Карабаха. Такое мы простить не можем. Но главное, смотри, десять лет не было улыбок, ну тупо не улыбались люди, а сейчас у людей праздник», — говорит мне блогер и бизнесмен Левон Айрапетян.

— Революция уже свершилась, — говорит он мне уверенно.

— Так ведь премьер еще не ушел, — удивляюсь я.

— Они в цугцванге. Этих людей уже не разгонишь. Если постреляют народ, то еще больше возмутят людей. К тому же они очень стараются создать видимость демократической страны.

— А как вообще удалось устроить такой массовый протест?

— Когда Никол начал свое шествие, их было 50 человек, и никто не верил. Но он прошел по всем регионам, а потом в Ереване сразу пришел в университет и поднял студенчество. Теперь это революция студентов.

Правда, Айрапетян утверждает, что у Пашиняна «подмочена репутация». «Когда в 2008 году постреляли людей, его посадили и, говорят, завербовали. Все это время его репутацию портили вбросами, что он работает на зятя Сержа, посла Ватикана. Но потом он якобы от договора отказался и сейчас неуправляемый, и сравнимого с ним по авторитету лидера у протеста все равно нет», – говорит он.

С ним несогласен его приятель, Арменак Курегян, у которого сыновья находятся за решеткой — один за участие в захвате заложников в 2016 году, другой за стрельбу в полицейского из травматического пистолета.

Айрапетян живет в Ялте, хотя детей после истории с Крымом перевез в Армению: «Я приехал сюда сейчас, потому что мы на своей родине себя чувствуем гостями. Это оккупанты какие-то! Серж не отдает власть, потому что ему никто не гарантирует, что он не пойдет в Гаагу, ведь на нем столько крови».

Он раза три в ходе нашего разговора рассказывает, что сделал для митингующих плакаты с названиями регионов, то есть тоже активно участвует в протесте, а не просто стоит на площади. В руках у Айрапетяна старый флаг Древней Армении со звездой и двумя орлами. Он хочет сделать его государственным флагом после победы революции. «Я даже себе личный герб сделал», — хвастается он и показывает мне на телефоне картинку с теми же орлами и звездой, вокруг которых обвивается уроборос.

Посреди шумных протестующих, многие из которых грызут семечки (после армянских митингов асфальт всегда усыпан шелухой), островок тишины и спокойствия: здесь кружком стоят интеллигентные пожилые армяне и степенно беседуют.

— Думаете, возможно победить его мирным протестом? — спрашиваю я Артура Акопяна, обладателя большого носа и роскошных седых усов.

— Если так невозможно, то остается только его пристрелить, но мы не хотим таких способов. И у вас Путин уйдет, если из 140 миллионов 30 выйдут на улицу.

— А чем он вообще так вас достал? — интересуюсь я.

— Говоря на блатном жаргоне, он фуфлыжник, — вставляет своим красивым баритоном Артур.

— Или еще. Под давлением Путина он за одну ночь отказался от ассоциации с Евросоюзом и присоединился к ЕврАзЭсу, не проведя никаких обсуждений даже в своей партии. Наоборот, все говорили, что безумие присоединяться, ведь у нас нет общей границы. Сейчас же он, идя на третий срок, присоединяется к клубу пердунов в лице Назарбаева и Путина, — говорит Карапет.

— Еще Батя! Мы не хотим, чтобы у нас появился Арменбаши, — вставляет Артур.

— А что про Никола думаете?

— Молодой, талантливый, перспективный лидер, Смотришь на него, и тебе жалко его, но сколько же энергии в этом человеке!

— Пять лет назад ведь были похожие мирные протесты, — напоминаю я.

— Раффи [Ованисян], их лидер, оказался слабовольным, хлипким, — говорит Артур.

— Разница в молодежи, она поверила в Никола. Смотрите, здесь 80% молодежи, а у Раффи были одни старики, — добавляет Карапет, – Вы передайте, что мы не против России. У нас сложные отношения с Кремлем, но если тот подтолкнет Сержа на силовые методы, то народ возненавидит Россию.

Понять, что говорят выступающие на митинге, мне помогает Арман, он работает на вещевом рынке в Пятигорске.

— Тут-то работы нет, а в России есть.

«И люди в России любят Путина, хотя там стало хуже в последние четыре года. Раньше я мог за день 500 долларов заработать, а теперь 15 тысяч отправлю домой за месяц, и то хорошо», — жалуется Арман.

Последним на митинге выступает сам Никол Пашинян. Он и на сцене стоит в той же походной одежде, а за спиной рюкзак. На площади его внимательно слушают не меньше 30 тысяч человек, еще 24 тысячи смотрят прямую трансляцию радио «Свобода». Сразу видно, что Пашинян — бывший журналист, ведь он говорит почти час. Рассказывает про все происходившее в течение дня и призывает Сержа Саргсяна подать в отставку прямо сегодня вечером.

Суббота. Ночь

После того как Пашинян заканчивает свою речь, призвав на следующее утро продолжать акции неповиновения, люди начали стремительно расходиться с площади. Толпы людей устремились по всем центральным улицам города. По ним еще и во время митинга туда-сюда ездят машины, гудят, из открытых окон водители и пассажиры вывешивают армянские флаги, девушки высовываются из люков и машут прохожим, те аплодируют и приветственно кричат, то и дело люди начинают скандировать лозунги «Серж, уходи». Все улыбаются и выглядят абсолютно счастливыми.

Правда, из-за постоянного скандирования «Ху!» можно подумать, что армяне, скорее, празднуют победу сборной Исландии.

На проспекте Маштоца, который полон счастливых, веселых (но не пьяных) людей, я встречаю Филиппа Арзуманяна, члена правления партии «Наследие». Он один из организаторов протестов. Мы идем в бар, чтобы обсудить, как же у армянской оппозиции получилось так воодушевить народ.

«Давно нужна была искра, чтобы разгорелось пламя которое мы сейчас видим. Пожар мировой революции. Власть все время навязывает месседж, что нет смысла митинговать, потому что все равно не получится ничего изменить. Но ненависть и отвращение к режиму Саргсяна носят всепоглощающий характер. Невозможно встретить адекватного человека, хоть в городе, хоть в деревне, который поддерживает нынешний режим, ведь у нас и экономические проблемы, и военно-стратегические, и абсолютный застой в политическом поле», — рассказывает Арзуманян, который долгое время прожил в России.

— Но это все-таки не самый страшный в мире авторитарный режим, — возражаю я.

— Ни в коем случае. В Армении очень сильные общемировые институты, да и народ не тот, который готов видеть у себя над головой царя, склонного к абсолютизму.

Он объясняет, что никто в оппозиции не ожидал «бархатной революции» именно сейчас. «Просто произошла череда правильных решений. Во-первых, в первый день, когда Никол дошел до Еревана, 6 тысяч человек взяли под контроль площадь Франции, ключевой транспортный узел, город встал, и об акции узнали все. На площади устроили палаточный лагерь, а полиция не вмешивалась», — вспоминает оппозиционер.

— А почему больше нет палаточного городка, и все расходятся на ночь домой? — спрашиваю я.

— А он уже не нужен, все децентрализовано, — отвечает Арзуманян. И, действительно, людей на улицах так много, они протестуют в совершенно разных точках без какой-либо координации, а полиция не способна разогнать всех. Так что постоянное место вроде палаточного городка им просто не нужно.

Вместе с нами в баре сидит оппозиционная активистка Ануш, она говорит мне, что Никол «очень хороший человек, и она его обожает». Арзуманян, как член другой оппозиционной партии, говорит, что к Пашиняну «есть много вопросов», но «сейчас он делает очень хорошие вещи».

Череда правильных событий продолжилась, по его словам, когда Пашинян пришел в университет, активисты вошли на армянское радио, блокировали дороги и даже метро.

— Это же могло настроить людей против оппозиции? — спрашиваю я.

— Да, но они реально всех уже достали, и скорее эти перекрытия дорог играли роль информирования масс, ведь по телевизору здесь об этом не рассказывают. Главная задача оппозиции здесь — показать, что мы можем! Это очень сложно сравнить с Россией, и единственное общее — это мобилизация молодежи.

— Почему людям не надоедает одно и тоже каждый день делать? — я все еще смотрю на ситуацию с российских позиций, где подобный протест совершенно невозможен.

— Народ почувствовал дух свободы! Я тоже удивлен, что число людей растет, хотя никаких новых месседжей с трибуны не звучит. Разговор идет только о том, что мы расширяемся, блокируем новые дороги. Главное, что месседж безнадеги сломлен — сегодня на площадь вышло 60 тысяч, и это придает движению только новые силы.

— Почему протестующие исключают какие-то силовые методы?

— Как только со стороны оппозиции будет агрессия, то полиция сразу применит силу, и это будет оправданно с точки зрения закона. А если они применят силу, то будет кровь как в марте 2008 года, и у них будет какой-то шанс выкрутиться. Ситуация у них патовая — в Ереване нет ни одного человека, которому все равно.

— А почему полиция просто не разгонит всех?

— Идет шахматная игра — кто кого переиграет.

— (продолжает) Но в первые дни мы перекрывали проспект Маштоца 10 людьми на час, и полиция не разгоняла. Никол сегодня со сцены даже сказал: «Ударили по щеке, подставьте вторую».

— А где остальная, традиционная оппозиция?

— Многие движения высказали поддержку, но пока это движ Никола. Он предпочитает, чтобы вокруг него были гражданские активисты, Это оправдано, потому что таким спикерам больше доверия. [Первый президент Армении, оппозиционер] Левон Тер-Петросян не присоединился с самого начала, а он такой человек, что никогда не встанет на второй план. К тому же большие деньги были потрачены властью на разложение оппозиции, и например авторитет столетней партии «Дашнакцутюн» уничтожен.

— Но не все же армяне против Саргсяна? — уточняю я, имея в виду жителей небольших городов, сел и деревень.

— У кого-то есть работа, кто-то очень бедный. Но если он сядет в метро, а активисты перекроют путь, то он выйдет из метро и подключится к протесту.

— Ты очень оптимистичен! — не выдерживаю я.

— Нет, я наоборот всегда скептичен, и всем говорю, что это еще не победа, и рано радоваться. Но не удивлюсь, что сейчас от Сержа люди побегут, как крысы с тонущего корабля.

Она показывает нам экран своего телефона, где в прямой эфир в фейсбук вышел Пашинян. Ануш и Филипп приникают головами к динамику. «Он говорит, что завтра пройдут переговоры о передаче власти», — прерывающимся голосом переводит Ануш. Она и Арзуманян — в шоке.

— Пока расслабься, может, просто испорченный телефон, и завтра Серж скажет, что никаких отставок, — говорит рассудительный Арзуманян.

— Блин, блин, блин! — хлопает в ладоши Ануш и смеется. К нам подходят другие посетители бара, и все (кроме меня) обнимаются.

Арзуманян поднимает бокал, предлагает чокнуться и говорит тост: «Передаем эстафету в Россию!»

Мы отправляемся к офису партии «Елк», чтобы пообщаться с Пашиняном, по дороге Арзуманян и Ануш поздравляют прохожих (но их на улицах в полночь уже немного, протестующие выполняют просьбу Никола не митинговать ночью), но около офиса выясняется, что Пашинян уже лег спать, чтобы набраться сил перед завтрашним днем.

Встреченный нами режиссер Артур, родом из Нагорного Карабаха, говорит Арзуманяну: «Слушай, раз такое дело, то ты скажи, что надо бы Степанакерт (столицу Карабаха — прим. ред/) переименовать, — говорит он Арзуманяну. Они в шутку начинают обсуждать, кто может занять должности в переходном правительстве. Мы заходим в бар «Ван Гог», где собирается богема, и все посетители обнимаются и чокаются с Арзуманяном. Все счастливы и верят в победу революции.

Воскресенье. День

Воскресным утром Ереван еще спит, и наконец, можно пройти по улице, не оглушенным клаксонами и вувузелами. У гостиницы Mariott на площади Республики собираются журналисты (списки на встречу Саргсяна и Пашиняна составляют оппозиционеры). Тут же и вездесущий Айрапетян. Его в списках нет, но меня он напутствует:

Журналистов завели в конференц-зал Marriot, где на небольшом постаменте стоят два простых черных стула. В 10 утра Пашинян и Саргсян заходят в зал — премьер чуть впереди, в черном костюме и синей рубашке. На нем нет галстука, видимо, чтобы подчеркнуть неформальность переговоров. Но подчеркивать ее — явно излишняя предосторожность. Слишком неформально выглядит на фоне премьера Пашинян — он в той же одежде, что и вчера на митинге.

Премьер садится в кресло и терпеливо ждет, пока Пашинян снимет легендарный рюкзак (возможно, это была ошибка, и сняв его, он потерял свою силу) и куртку.

Разговор у них, таких разных даже внешне, не сложился.

— Я плохо представляю, о чем можно вести переговоры при десятках журналистах, и тем не менее рад, что вы откликнулись на [мои] многочисленные призывы к диалогу, — начал беседу Саргсян.

— Речь не о предложенном вами диалоге, а о нашей повестке, и я пришел сюда обсудить условия вашей отставки и мирной передачи власти, без потрясений, — ответил ему Пашинян.

— Это не переговоры, это не диалог. Это просто ультиматум, шантаж государства, законных властей. Вы не осознаете степень ответственности, вы не извлекли уроков из событий 1 марта 2008 года. Мне остается еще раз посоветовать вам вернуться в законное русло, — строго сказал Саргсян.

— Ситуация в Армении изменилась, у вас нет той власти, о которой вам докладывают, власть в Армении перешла в руки народа, — продолжил гнуть свою линию Пашинян.

Тогда премьер сказал, что у него более нет желания продолжать разговор, решительно встал и вышел из зала. Пашинян продолжил общаться с журналистами, а затем после короткой консультации с ближним кругом вышел из Mariott к людям. «Никол! Никол! Никол!» — приветствуют его люди, он же не останавливаясь, отправляется в путь.

Встречаю на площади Ануш, с которой мы накануне ночью отмечали победу революции.

— Ну что, зря мы вчера праздновали? — спрашиваю ее с иронией.

— Ничего еще неясно! Серж в панике, — отвечает она.

— Вся Армения его ненавидит, — добавляет какая-то женщина.

Люди вслед за Николом уходят из центра Еревана по проспекту Тиграна Меца в район Эребуни. Их наверное не больше тысячи, но с каждым километром пути их число постоянно растет.

Вдоль дороги стоят невзрачные советские дома, с балконов которых протестующим машут люди. Особенно усердствует один седой пожилой мужчина. Ему кричат: «Спускайся к нам», но тот с сожалением на лице хлопает себя по ноге — не может идти.

Мне указывают на обернутого в флаг мужчину и говорят, что это один из координаторов митингов, главный редактор газеты «Гюмри-Аспарез» Левон Барсегян. Накануне его задержали, но утром выпустили на свободу. Я направляюсь к нему, но в этот момент в голове колонны взрывается граната со слезоточивым газом. Оказывается впереди кордон полиции.

Начинается паника, кто-то бежит назад, взрываются еще три-четыре гранаты.

Когда газ рассеивается, становится понятно, что протестующие уперлись в строй полицейских со щитами, которые явно не готовы допустить даже символического штурма крепости Эребуни. За спинами омоновцев несколько автозаков, обычные полицейские, десятки спецназовцев в красных беретах, а также люди в черных балаклавах, скрывающих лицо.

Люди не пытаются прорвать цепь омоновцев, даже не подходят к ним вплотную, однако в какой-то момент «черные балаклавы» хлынули вперед из-за расступившихся «щитов». Точно также «Беркут» выскакивал из-за спин «ввшников» в Киеве в первый день беспорядков на майдане, но там по тем, кто стоял с щитами, били цепями, в них кидали «коктейли Молотова». Здесь же протестующие лишь кричат армянский аналог российской кричалки «Полиция с народом» и поднимают в воздух обе поднятые руки.

Задержания «черные балаклавы» проводят грубо, даже жестко, три-четыре спецназовца уносят людей по одному за оцепление. Одно старика уронили на асфальт головой, у него пошла кровь.

Отошедшие назад протестующие уже далеко не так благожелательно кричат снимающих на мобильники происходящее с балконов жителям домов. Некоторые пристыженно уходят в свои квартиры. Спецназовцы продолжают выхватывать из толпы тех, кто громче остальных кричит или просто зазевался.

— Лучше бы они этих амбалов на апрельскую войну отправляли, а не наших 18-летних малолеток, — говорит мне женщина.

В результате стычки в Эребуни были госпитализированы 7 человек, всего в воскресенье были задержаны полицией 277 челвоек (многие из них в Эребуни).

Его жена Анна Акопян здесь же. Шокированной задержанием мужа она не выглядит — привыкла. «Для меня самое страшное не это, а то, что могло бы быть, если бы Серж Саргсян дал бы приказ стрелять по людям. Но похоже он выбрал другую стратегию — задерживать лидеров», — говорит она.

— А что он носит в рюкзаке вы знаете?

— Все, что надо иметь — вода, футболка, powerbank, — отвечает жена.

— Атомную станцию, — шутит мужчина, стоящий рядом. Это актер и член партии «Гражданский договор» Артур Манукян. «Вот, что осталось от его рюкзака, — Манукян протягивает мне часть ремешка от рюкзака Пашиняна.

«Своей фразой про то, что мы не выучили уроки 1 марта, Серж косвенно взял на себя всю ответственность за погибших. Как политик он не может прямо сказать: «Я устрою вам тоже самое». Но он угрожал резней народу, потому что 1 марта они убивали народ. Это не воины против воинов, это воины против народа», — говорит Манукян, который был там.

Он рассказывает, очень экспрессивно, что по всему городу на столбах расставили камеры, которые измеряют скорость движения. «Но это не в казну деньги идут! Это частные камеры, деньги идут в карман. Они на свадьбах друг другу дарят эти камеры!» — кричит он. Становится яснее, почему накануне вечером молодежь на проспекте Маштоца шла по проезжей части и закрывала номера проезжающих навстречу машин листами белой бумаги.

— А вы уверены, что против Сержа вся Армения? — спрашиваю я.

— Это у вас за Путина больше 50%, а у нас нет. Конечно, людям нужна стабильность и чтобы не было войны, но власти все разворовали.

Я спрашиваю его, как оппозиция будет действовать без Пашиняна.

— Никола могут убить, если не будет прессинга со стороны других государств, — отвечает он, пока мы медленно идем обратно в центр Еревана.

Манукян, как и все, с кем я говорил на выходных, верит в победу ненасильственного протеста. «А что он будет делать, если весь народ против? Руководить своим стулом, двигать сиденье вверх вниз?». При этом Манукян признает, что из трех президентов Армении: Саргсяна, Роберта Кочаряна и Тер-Петросяна, именно Саргсян самый приемлемый. «При Кочаряне или Левоне здесь бы были уже горы трупов», — говорит он.

Тем временем толпа, которая стала уже намного больше (здесь не меньше 5 тысяч) человек идет по проспекту Маштоца. Здесь снова танцы, вувузелы. В середине проспекта, около Оперы, люди снова упираются в оцепление со щитами, но «черных балаклав» тут нет.

Вдоль строя туда и обратно ходит женщина в розовой юбке и красной кофте и что-то монотонно говорит полицейским.

— Я им говорю: «Будьте сначала людьми, а потом полицейскими. Не бойтесь сказать нет, если вам скажут идти разгонять толпу. Не повторяйте 1 марта! — объясняет она мне на английском.

— А вы кто?

— Я журналист, но я им объясняю, что сегодня я пресс-карту положила в карман, — говорит она, но через пять минут достает блокнот и начинает записывать то, что неподалеку рассказывает журналистам высокопоставленный полицейский.

Протестующие же снова развернулись, чтобы не вступать в столкновения с полицией, и пошли обратно по проспекту Маштоца. Куда они идут, никто не понимает, но никто не переживает — все радуются самому процессу. Люди доходят до здания мэрии, сливаются с другой группой протестующих и становится понятно, что людей уже действительно много, десятки тысяч человек.

На повороте к площади Республики один из оставшихся на свободе координаторов митингов залезает на минивэн, и в мегафон объясняет людям, что на площадь они пока не пойдут, потому что там много полиции. Люди идут дальше. На площади Республики в тени деревьев, действительно, стоит не меньше сотни полицейских. В переулках расставлены автозаки и машина-водомет.

Воскресенье. Вечер

На прилегающей к площади Республики площади встречаю армянскую журналистку и блогера Изабеллу Абгарян. Она следит за группой из пятнадцати студентов, которые стоят на другой стороне улицы и выкрикивают политические лозунги. «Мы стараемся, чтобы на каждой точке, где кто-то протестует, был хотя бы один журналист как дополнительная защита», — объясняет мне Абгарян.

По ее словам, протест в воскресенье был фактически обезглавлен — все выступавшие вчера на митинге задержаны.

— Продержится ли Серж? Протест слишком децентрализован, перекрыта дорога из Армении в Грузию, 5 тысяч человек идут по трассе из Севана. Полиции хватает сил охранять только полицейские участки, — говорит она. Действительно, полицейских в Армении не очень много (по разным данным, от 10 до 30 тысяч, и сдержать 100-тысячную толпу они вряд ли смогут даже с применением спецсредств).

— Но продержится ли долго протест?

— Молодежь — да. Никол правильно сделал ставку на молодых. Студенты только рады не ходить в университет. Моя 20-летняя дочь все время бегает на улицу, и домой ее не загонишь.

Абгарян удивляется решению власти задержать Пашиняна. «Было понятно, что людей после этого, наоборот, выйдет еще больше», — говорит она. Единственным объяснением может быть то, что Пашиняна как депутата парламента Армении могут задержать на 72 часа, а значит он пропустит День геноцида 24 апреля — дату, которую все в Ереване ожидают с трепетом. Все, с кем я общался, уверяют меня, что в этот день в столицу съезжаются люди со всей страны и из-за рубежа. Ожидают не меньше 500 тысяч протестующих.

В 2013 году Абгарян баллотировалась в парламент Армении от партии «Наследие».

— Где все статусные оппозиционеры? Почему они не с протестом?

— Раффи Ованисяна даже прогнали с митинга, потому что он проигравший. Партия Тер-Петросяна выпустила заявление в поддержку протестов, и их представители есть на площади, но сам Левон молчит. Интересно будет, если присоединится партия «Процветающая Армения». У [ее лидера Гагика] Царукяна большие ресурсы — и денежные, и людские (пока он только призвал освободить Пашиняна и наладить диалог — И.А.).

— А он присоединится?

— Ну раз он называет себя оппозицией, то пусть действует соответствующе. Вообще когда от Саргсяна побегут чиновники, то он поймет, что остался один. Протесты уже начали поддерживать деятели культуры, хотя раньше они молчали.

Например, в воскресенье на митинге выступил актер Сос Джанибекян, сказавший: «То, кем я являюсь сегодня — ваша заслуга. Поэтому сегодня я буду слушать вас». Но, например, шахматисты во главе с самым известным армянским гроссмейстером Левоном Ароняном ранее выступили в поддержку премьера.

В 5 часов вечера полиция через СМИ заявила, что «полностью контролирует оперативную обстановку в республике» и пригрозила «полноценно использовать весь свой инструментарий правомерного государственного принуждения» (иначе говоря, разогнать митинг).

Может, это и прозвучало грозно, но к этому времени на площади Республики уже не было ни автозаков, ни самих полицейских. Зато были люди, ближе к 10 тысячам человек, хотя до времени начала митинга оставалось еще полтора часа.

На площади Республики в воскресенье все было примерно так же, как и накануне. По площади ездили машины, гудели в клаксоны, протестующие-пешеходы им аплодировали.

Так, молодежь над головами полтора часа носила по площади два длинных флага армении, и каждый кто их видел аплодировал им и кричал слова поддержки. В какой-то момент люди начали перебрасываться плюшевым чебурашкой, и когда кто-то его ловил, со всех сторон раздавались счастливые возгласы. Ощущение праздника каждый день только усиливает салют, который устраивают в конце митинга.

На акциях в Ереване многие стоят с плакатами, на которых Саргсян изображен в виде чебурашки. В воскресенье площадь с удовольствием скандировала на русском «Че-бу-раш-ка». Протестующие объяснили мне, что никакой особенной истории за этим прозвищем не стоит, а просто всем кажется, что премьер похож на чебурашку.

В воскресенье на площади есть плакаты на английском языке (хотя в целом плакатов немного, армяне предпочитают воздействовать не на глаза, а на уши). На одном таком написано «Stop Sargsyan regime», на другом — «Imagine Armenia free» («Представьте, что Армения свободна»). Его держит в руках миниатюрная студентка Сона.

— Этот плакат нарисовал известный художник Рубен Малаян, — объяснила девушка.

— А разве Армения несвободна, — спрашиваю я у нее, окидывая взглядом площадь, где прямо сейчас стоят тысяч 50 противников режима, и никто их не разгоняет.

— Нет, мы не хотим, чтобы ей управлял один человек. Мы хотим, чтобы у людей была власть. Мы не хотим как в России.

— А без Никола что-то получится?

— Мы будем стараться, есть еще лидеры, — говорит она, но назвать их имена не смогла.

— А Никол вам нравится?

— В начале я его не поддерживала, просто хотела, чтобы все люди были свободными, но когда услышала, как он говорит, и увидела, как действует, то стала поддерживать, — отвечает Сона.

Люди на митинге разные — много студентов, но хватает и пожилых, есть просто одетые люди, приехавшие из регионов, но есть и богатые. Например, сквозь толпу в воскресенье едет черный «гелик», в котором сидят три молодые девушки, который иной сексист назвал бы «кисами». Они высовываются из люка и машут окружающим флагом Армении, окружающие ревут от восторга и аплодируют девушкам.

Сцену несут на руках через толпу прямо над головами людей. Есть колонки, но слышно выступающих далеко не на всей площади. Тем более что все заняты радостными возгласами и хлопаньем в ладоши. Вообще не похоже, что за организаторами стоят условные олигархи. Нет ни экранов, ни даже раздачи условных ленточек. Всё делается на коленке, и не возникает сомнений, что в Армении происходит народное восстание.

Митинг, несмотря на отсутствие привычных выступающих, продолжается несколько часов. На площади очень много людей, организаторы позже скажут, что здесь 160 тысяч человек (полиция назовет цифру в 35 тысяч). В конце организаторы снова призывают всех продолжать протест в понедельник в 8:15 утра, а пока идти домой и не протестовать после половины одиннадцатого ночи.