Самый частый вопрос в толпе «Как себя чувствуешь?». Многие в заранее купленных респираторах. Замечены даже двое в противогазах — маленький мальчик и взрослый байкер. Всего собирается больше тысячи человек. Полиции — два десятка, оцепляют площадку рядом с памятником.

Сегодня, 14 апреля, на свалку должны были перестать завозить новый мусор и начать дегазацию. Но совсем рядом с первым «Ядрово» уже подготовлено место для новой свалки!

Митинг состоял из двух частей: первая у памятника, вторая — непосредственно перед воротами свалки. Выступить мог любой — действовал принцип открытого микрофона.

Вместо сцены был кузов небольшого грузовичка.

Первым слово дали Андрею Жданову — встретили аплодисментами и возгласами «Узник наш!». Жданов — прямиком из изолятора. Он провёл 14 суток в изоляторе за «действия, повлекшие создание помех функционированию объектов жизнеобеспечения, транспортной или социальной инфраструктуры» (он участвовал в пробеге против полигона).

— Люди, которые нас охраняли в изоляторе, говорили: выходите и продолжайте делать свое дело! — сказал со сцены Жданов. — Давить на нас бесполезно. Мы не ищем никакой выгоды, мы просто хотим жить. И пугать нас бесполезно. Нужен наш бизнес? Забирайте! Сегодня в оцеплении стоит не волоколамская полиция. Потому что наша дышит с нами одним дерьмом.

Над головами местных жителей возвышается фотография женщины с подписью «Я хочу жить» — женщина на ней вся пошла красными пятнами. Это Мария, она раньше жила в Волоколамске, недавно переехала под Истру — там ее приютили знакомые.

— Наши жизни ничего не значат — такое ощущение, что освобождают землю от быдла, — говорит Мария. — Такая тяжесть от этого газа, как будто покойник дома. Я не говорю о запахе от свалки — потерпеть можно, не такие уж мы бояре. Но здоровье катится под откос.

Плакат «Закройте свалку и везите к себе свое дерьмо» держит Елена, он написан аккуратно прописью, приклеен на какие-то найденные дома палочки.

— Встаешь утром — голова, как пивной котел, — говорит Лена.

Жители Волоколамска жалуются, что особенно невыносимо дышать становится с десяти вечера до утра.

Алексей пришел на митинг с детьми — дочерью и сыном. Он кореной житель Волоколамска, работает водителем. У него самодельный плакат: на картонку приклеены фотографии — «Для Донбасса» — и фотография грузовиков с гуманитарной помощью, «Для Сирии» — с фотографией самолетов с гуманитаркой, «Для Волоколамска» — свалка. Дочь Алексея была в числе 80 детей, которые обращались в больницу в конце марта из-за отравления газом.

— Она уже четыре месяца не может перестать кашлять, — рассказывает Алексей. — Врачи диагноза так и не поставили, просто дали справку. Говорят, им запретили что-то писать про газ.

Со сцены, свысока, ведущие митинга увидели среди людей представителя Правительства Московской области Михаила Кузнецова.

— Вот этот человек в очках, куда вы уходите? Мы вас просим выйти на сцену!

Человеку в очках Кузнецову ничего не оставалось — под крики «Позор!» он поднялся на импровизированную сцену.

— Здравствуйте! Что вы хотели узнать? — удивленно и тихо спросил Кузнецов. Толпа лютовала. — Я только могу извиниться от имени власти, что свалка приносила вам столько бед и тревог. Мне очень стыдно за это.

— А что нам ваши извинения? — обессилено прокричала пожилая женщина в ответ.

На мэра города Петра Лазарева толпа отреагировала кардинально иным образом. Мэрам других городов о такой народной любви не приходится мечтать. Активисты помогли запрыгнуть ему на сцену.

— Мы с вами братья по несчастью, — обратился к жителям Лазарев. — Добьемся того, чтобы этой заразы у нас не было. Власти пытаются найти способы нам воспрепятствовать — не получится. Это уже край, отступать некуда.

— Все равно скоро все помрем, — равнодушно отмечает мужчина из толпы.

Накануне в 5 утра в дом Лазарева пришли с обыском. Его привлекли свидетелем по делу о мошенничестве в особо крупных размерах.

— Они грязными руками рылись в белье — так противно, после них все перестирывать, — тихо рассказывает красивая блондинка с короткой стрижкой — и в медицинской маске.

Это жена Петра Лазарева Татьяна.

— Если бы они что-то искали, они бы все перевернули. Они выборочно что-то смотрели. Зашли в комнату, где спала мама, она у меня узник лагерей. Мама не поняла, что за мужчины ходят по дому, пришлось ее успокаивать…

— Вы боитесь?

Татьяна рассказывает:

— Вьетнамцы у нас открыли молочную ферму, Воробьев ходил пиариться. А сейчас там коровы дохнут! Французы приезжали, хотели открыть сыроварню. Когда узнали про наш полигон — выбрали другой район.

— Сейчас меня стошнит, — корчится проходящая мимо оператор корреспонденту.

— А мы так ночью спим, — бросает Татьяна.

— В магазинах у нас стоят банки: люди скидываются, кто сколько может, на проведение экспертизы фильтрата. Я никогда не видела, чтобы Волоколамск был таким сплоченным, — говорит стоящая рядом Марина.

В толпе я выхватила единственный плакат на английском: «They aren’t partners. They are also animals». Это явно было начало диалога с Дональдом Трампом — ответ на его недавний твит «Russia vows to shoot down any and all missiles fired at Syria. Get ready Russia, because they will be coming, nice and new and “smart!” You shouldn’t be partners with a Gas Killing Animal who kills his people and enjoys it!» (Россия обещает сбивать любые ракеты, выпущенные в сторону Сирии. Готовься, Россия, они прилетят новенькие, красивые и «умные»! Вам не стоило сотрудничать с животным, которое травит своих людей газом и наслаждается этим!)

— А че о свалках писать? — возмущается крупный мужчина Сергей. — Все знают, что там … (безысходность — ред.). Что на нас положили большой и толстый.

— Это мое обращение к Трампу. На прошлом митинге была огромная растяжка «Путин, помоги». И что? Помог посадить наших активистов? Меня менты спрашивают: «Кто тебе платит?». А я не знал многих до этих протестов, с кем тут плечом к плечу стою. Я в Волоколамске провел всю жизнь. Мы детьми к Дыбинскому оврагу ходили гулять, костер разводили, воду из реки пили. А сейчас там рыба вся перемерла.

Сергея не останавливает формальное правило митинга молчать о политике.

— Нужно вонь эту поднимать. Люди думают: сходили на митинг — и все сразу изменится, — горячится Сергей.

— Ага, все такие простые, как трусы, — подхватывает женщина с волосами, собранными в хвостик. Сергей с ней здоровается. Оказывается, это Елена, воспитательница, которая была в детском саду у сына Сергея. — Мои дети уехали и не вернутся сюда.

— Мои тоже. А я еще держусь. И все равно все за Путина… — вздыхает Сергей.

— Кто за Путина? Я на помойке голосовала! — возмущается Елена.

Волоколамский район — самый низкий по явке на президентских выборах, на них пришли всего 44% жителей. Многие в этот день отправились протестовать к свалке «Ядрово»: установили не избирательную урну, а самую настоящую, и вбрасывали в нее бюллетени.

— Мне кремлеботы пишут под постами: «Кто разрешил дома строить на свалке?». Знаете, был такой лох, Ярослав Мудрый, заложил наш город самый древний город Подмосковья.

Митинг около «Взрыва» крестным ходом перетекает по обочине дороги к сквалке «Ядрово». До нее отсюда десять минут пешком.

— Ну ладно, мы хотя бы пожили, — говорит на ходу женщина.

— Да ладно, вам же лет сорок всего!

— Я-то хоть немного чистым воздухом подышала.

Та, что помладше, рассказывает:

— Позавчера снова был выброс, у моего ребенка кровь пошла из носа, конъюктивит. Я не пустила его в школу, у него просто закрылся один глаз. Я вбежала к нему в комнату позавчера в 5 утра — мы забыли закрыть вторую дверь. Все окна закрыты, но из-за второй двери газ проник в коридор и его комнату. Сегодня у него закрылся второй глаз. Ребенок всегда здоровый был!

Чем ближе подходишь к полигону, тем острее ощущается тухлый запах. Митинг около «Ядрово» длился ещё два часа.

Волоколамск