11 апреля оппозиционер и глава Красносельского района Илья Яшин бросил вызов Сергею Собянину, заявив о своих планах участвовать в выборах мэра Москвы осенью 2018 года. Приняв это решение, Яшин вступил в конфликт с другим оппозиционным претендентом на кресло столичного мэра — Дмитрием Гудковым. Оба они предлагают провести праймериз, но по разной схеме — на стороне Гудкова более сотни муниципальных депутатов, а Яшин может рассчитывать на поддержку сторонников Алексея Навального. Специальный корреспондент «Новой газеты» Илья Азар поговорил с Яшиным накануне его заявления. Оппозиционер рассказал, почему считает себя эффективным муниципальным чиновником, как он будет наращивать политическое давление на Собянина и на чем держится его уверенность в своем выходе во второй тур выборов.

— Тебя на районе узнают?

— Бывает иногда, подходят. Иногда сфотографироваться, пожелать успехов, а иногда с ходу с проблемами: «Так, Илья, здрасти, у нас домофон сломан, что нам делать». Я предлагаю прийти на прием, написать обращение, чтобы я мог проблему начать решать. На прием, который я веду по вторникам, каждый раз приходит человек 7-10.

— А вот мэра Екатеринбурга Ройзмана чуть ли не каждый прохожий узнает.

— Он все-таки в своем городе сделал длинную публичную карьеру. Он вырос в Екатеринбурге, избирался от него в Госдуму, он там культовая фигура, сомнений нет. Я все-таки прекрасно понимаю, что для Красносельского района культовой фигурой пока не стал (смеется).

— Но, тем не менее, решил идти в мэры?

— Да (пауза). А почему «тем не менее»? Я не понимаю.

— Так ведь Ройзман — фигура узнаваемая, поэтому и выборы выиграл.

— Согласен, но мне кажется, не очень корректно сравнивать меня с Ройзманом и Москву с Екатеринбургом. Я считаю, у меня есть основания претендовать на эту позицию. Из тех кандидатов на демократическом фланге, которые готовы участвовать в выборах, я довольно последовательно критикую Собянина, я довольно глубоко погрузился в московские проблемы. И не просто погрузился, а показал, что могу их решать, даже с минимальными полномочиями. И я достаточно решительно настроен.

Мне кажется, эти качества для старта избирательной кампании вполне подходят.

— В выборах можно участвовать, чтобы победить, или для повышения собственной узнаваемости, для создания плацдарма для будущих побед. У тебя какой план?

— Для власти возможно отдать Екатеринбург оппозиции и признать поражение. Если они признают поражение в Москве — это значит, что мы на следующий день проснемся в другой стране. Я прекрасно понимаю, что власть будет биться изо всех сил, но шансы у нас есть. Как минимум добиться второго тура.

И по ощущениям, и по некоторым непубличным социологическим данным, и по результатам муниципальных выборов, у Собянина 50% в Москве точно нет. Если мы проведем динамичную, жесткую, решительную избирательную кампанию, то у нас будет шанс на второй тур. А там уже результат непредсказуем.

— Звучишь примерно как Явлинский, обещавший второй тур на президентских выборах.

— Нет, Явлинский говорил: «Дайте мне 10%», и мне достаточно». Есть разница: во-первых, я — не Явлинский, во-вторых, Собянин — не Путин. Это совсем другие выборы. Собянин в 2013 году чудом, а скорее всего, фальсификациями, избежал второго тура с Навальным. И я не думаю, что Собянин с тех пор стал популярнее.

— Чтобы был второй тур, нужно на демократическом фланге выставить одного кандидата, а не двух-трех.

— Социологи говорят, что чем больше кандидатов участвует в первом туре, тем больше шансов на то, что основной кандидат не наберет 50%. Если в выборах участвуют три кандидата, то первый почти наверняка побеждает в первом туре, а если десять, то скорее всего будет второй тур.

Но риск в том, что если будет зарегистрировано несколько кандидатов от демократов, которые будут атаковать в основном друг друга, во второй тур выйдет коммунист. Но даже если худший сценарий случится, то надо договориться атаковать не друг друга, а Собянина. Это задача-минимум.

— Минимум? Ты же только что сказал, что большее число кандидатов повышает шансы на второй тур.

— Если не будет единого кандидата, это деморализует наших сторонников. Мне же важно, чтобы не просто был второй тур, а чтобы в него вышел демократический кандидат. Для этого желательно мобилизовать все ресурсы и силы вокруг единого кандидата.

— Последний год основным кандидатом в мэра казался Дмитрий Гудков, который последовательно на это работал. Ты тоже, но он провел успешную муниципальную кампанию, и первым заявил о необходимости праймериз.

— Обычно люди так рано не заявляют о своих планах, как сделал Дима. Но еще год назад легко было спрогнозировать, что кандидатов на нашем фланге будет несколько. Чтобы стать кандидатом в мэры, объединить вокруг себя значительные силы, недостаточно просто раньше всех заявиться. Необходимо выиграть праймериз.

Я к Диме отношусь с уважением и симпатией, много лет его знаю. И это я предложил ему участвовать в праймериз — вернее Дмитрию Некрасову (политик и соратник Гудкова — ред.), потому что Гудков заболел и не пришел.

— Это уже после заявления Гудкова о праймериз?

— За три дня до этого.

Мне вообще кажется, в праймериз реально все заинтересованы. Дима за последние несколько месяцев немножко погряз в скандалах, и победа на праймериз позволила бы ему выйти из кризиса и снова набрать политический вес. Для меня это тоже важно, ведь победа на праймериз — это яркий старт избирательной кампании.

Понятно, что это игра с нулевой суммой, и проигравший все теряет, но при всех рисках цена победы высока. Я сказал Некрасову, что у нас есть шансы убедить всех основных интересантов в том, чтобы они поддержали победителя праймериз. Разговор закончился на фразе Некрасова: «Ты меня убедил. Я согласен, давай делать совместные праймериз. Я поговорю с Димой».

— А Гудков не хотел что ли праймериз?

— Он тоже говорил про праймериз, но между муниципальными депутатами. Я же говорил, что это профанация, потому что такой вариант придуман под конкретного кандидата. Не секрет, что Дима уже собрал обязательства [подписаться за него] от 120 муниципальных депутатов. Это не очень честно выглядит, поэтому я предложил настоящие, конкурентные и честные праймериз, в которых будут участвовать как минимум 20 тысяч человек, с настоящими дебатами на больших площадках и с непредсказуемым результатом.

К сожалению, Некрасову убедить Диму не удалось, и поэтому они организуют свой муниципальный съезд, причем делают это не очень красиво. Я же ему сказал, что мы собираемся инициировать праймериз 15-го апреля на Объединенном конгрессе муниципальных депутатов, чтобы депутаты выступили их организаторами, но не имели приоритета при голосовании. Гудков предложение наше не принял, а свой съезд назначил на 14-е.

— В схеме праймериз Гудкова ведь тоже есть народное голосование (в первом туре выбирают депутаты, во втором туре — люди, а в третьем — представители оппозиционных партий и движений, если депутаты и сторонники выберут разных кандидатов).

— Да, но главная загвоздка его схемы в том, что она подразумевает ситуацию, когда люди голосуют за одного кандидата, а муниципальные депутаты и партийные функционеры выбирают в итоге другого. У людей возникнет вопрос, в чем была их роль, если их выбор все равно не учитывается.

— У демократической оппозиции есть опыт праймериз, и позитивным его не назовешь. К примеру, первое место на праймериз перед выборами в Госдуму 2016-го года застолбил себе Касьянов, а выиграл их неоднозначный Вячеслав Мальцев.

— Ты привел неудачный пример праймериз. Я бы скорее апеллировал к выборам в Координационный совет оппозиции (КС).

— Это не совсем праймериз.

— Но смысл же такой же. В них участвовали 80 тысяч человек, были интересные, мобилизующие сторонников дебаты. Другой вопрос, что из себя в итоге представлял КС, он уязвим для критики, но мы говорим о процедуре. Она была вполне успешная. Там был непредсказуемый результат, участвовали все основные конкуренты с разных флангов.

— Нужно ли вообще так зацикливаться на праймериз?

— А как мне с Гудковым договариваться еще? У него аргументация: «Я уже год занимаюсь этими выборами, почему я должен тебе уступать». Моя аргументация: «Я успешный глава муниципального округа, мне есть, что предъявить избирателю, я конкретно занимаюсь проблемами Москвы». У нас у обоих есть амбиции, и арбитром, очевидно, должны стать люди.

— В любом случае праймериз имеют смысл только, если на них придут много людей. Я так понимаю, что надежда только на информационную поддержку со стороны Навального?

— Минимальная планка — это 20 тысяч человек. Чем больше людей мы вовлекаем в праймериз, тем сильнее будут позиции у их победителя. Во-первых, это аргумент при разговоре с мэрией, когда уже на старте за тобой тысячи проголосовавших за тебя людей. Во-вторых, это важно для мобилизации.

Я прекрасно понимаю, что у Гудкова есть опасения, что Навальный меня поддержит, и благодаря его призыву к своим сторонникам в твиттере, я выиграю. Я понимаю, что мой союз с Навальным демотивирует других участников праймериз.

Поэтому я с Навальным договорился, что он участвует организационно, например, предоставляет свой youtube-канал для дебатов, но не будет агитировать ни за кого из кандидатов и возьмет публичные обязательства поддержать любого победителя праймериз. Гудкова, Русакову или Митрохина. Когда мы это обсуждали, он сказал: «Ты понимаешь, что то, чего ты от меня просишь, противоречит твоим интересам». А я считаю, что не противоречит, потому что оставляет шанс на реальные конкурентные праймериз.

Я могу победить Гудкова и без поддержки Навального, но я хочу победить его на праймериз и мне не нравится, что он сливается.

— Звучит красиво, но все же знают, что ты с Навальным вместе.

— Слушай, мой многолетний союз с Навальным — это мой политический ресурс. Довольно странно меня за это критиковать. У каждого из кандидатов есть свои политические ресурсы. У Димы такой ресурс — это, например, Алексей Венедиктов. Он из «Особых мнений» на «Эхе Москвы» не вылезает, но я же нормально к этому отношусь. Он молодец, он этот ресурс накопил и использует.

— Что если Гудков все-таки объявит 14 апреля о своих праймериз?

— Я не очень понимаю, с кем он будет на них конкурировать. Ему тогда придется самому себе подбирать спарринг-партнера на праймериз, написанные под Гудкова. Я не хочу оказаться в такой же ситуации и уговаривать людей посоперничать со мной. Зачем людям голову-то морочить? Я не хочу участвовать в профанации.

Я прямо скажу: если Гудков не будет участвовать в праймериз, и «Яблоко» тоже отойдет в сторону, то я не вижу в них смысла. Они должны быть настоящими, и как минимум между мной и Гудковым. Как сказал Oxxxymiron, у нас может получиться историческая фигня. Если не получится, то я скажу, что хотя бы попробовал.

— Если не получится, то что тогда?

— Значит, будем выдвигаться параллельно. А что делать?

Мы запустили социальное такси на деньги, сэкономленные на моем отказе от служебной машины. В тестовом режиме такси уже ездит, перевозит многодетные семьи, инвалидов.

Мы разворошили коррупционный гадюшник в коммунальной сфере. Ко мне приходили десятки дворников, мы выяснили, что у них от трети до половины зарплаты удерживается и оседает в карманах, выявили мошенническую схему с «мертвыми душами», написали заявления в правоохранительные органы и добились возбуждения более 20 уголовных дел. Закошмарили всех этих жуликов, и у дворников начали расти зарплаты по всей Москве.

— А еще что?

— Я доказал, что я умею работать на земле, что я не кабинетный чиновник. Мы совсем по-другому начали контролировать капремонты, по-другому начали вести прием граждан, действительно помогать решать их проблемы. И я делаю это за свой счет. На премию, которую мне выплачивают раз в квартал (ее мэрия выделяет всем московским депутатам — прим.ред.), я нанял юриста на полставки, и у нас накопилась целая история положительных кейсов.

Конечно, полгода — это маленький опыт, но у других конкурентов вообще никакого опыта нет, а у Собянина — опыт негативный.

— Все, что ты перечислил, при желании можно было делать и не будучи главой района.

— Не согласен. Как ты социальное такси запустишь? Я вижу систему изнутри, я свои минимальные полномочия эффективно использую.

Как вообще возникла тема с моим выдвижением? Я же не сам об этом заговорил. Избиратели, муниципальные депутаты приходили ко мне и говорили, что мне надо выдвигаться. Почему? Потому что мы задали совсем другие стандарты отношения общества и власти, пусть маленькой, муниципальной. Мы привыкли, что чиновники обкладывают себя привилегиями и бюджетными деньгами и, мягко говоря, всем этим злоупотребляют, а мы отказываемся от этих привилегий, и пытаемся помогать людям.

Ну это же важно? Это компенсирует то, что у меня в каких-то вопросах не хватает опыта. Но за эти полгода я доказал, что могу очень быстро обучаться. Не буду скрывать, что когда стало понятно, что нам хватает голосов для избрания главы муниципалитета, то было достаточно нервно. Я не понимал, справлюсь ли я с это работой.

Но глаза боятся, а руки делают. Я погрузился в эту работу и увидел, что у меня получается!

— Ты так говоришь, будто в других районах, где «Единая Россия» проиграла выборы, все иначе.

— Это не мне судить. Я не хочу себя выпячивать и к другим главам муниципальных округов отношусь с уважением. Если, например, будет выдвинута [глава Гагаринского района Елена] Русакова, это будет сильный претендент. Я не очень детально знаю, что делают другие, но точно знаю, что делаю я. Я могу выступать не только с позиции критики в адрес Собянина. Мне есть, что показать, есть то, что можно потрогать руками.

— То есть ты хочешь себя позиционировать как хозяйственника?

— (усмехается) Это, наверное, громко сказано. Я же не представляю исполнительную власть. Я политик, который может не только критиковать

— Ты сказал, что Гудков погряз в скандалах, но про тебя тоже пишут много негативного в «прессе». Например, про твою бабушку.

— Это показатель того, что меня воспринимают как серьезного конкурента. Иначе зачем пытаться испортить мне репутацию, начав против меня полноценную информационную кампанию? Одним из информационных спонсоров паскудства с моей бабушкой был подконтрольный мэрии Москвы телеканал ТВЦ. Обычно этот официозный канал в таких похабных историях не участвует. Я связываю эту атаку с мэрскими выборами. Знаю, что мэрия изучала мои возможные перспективы как кандидата, и именно после завершения этих социологических исследований, на меня началась атака.

— Твой статус изменился — ты теперь не просто оппозиционер, а муниципальный чиновник, и уходить как раньше от вопросов не получится.

— Чиновник, но я несу ответственность перед своими избирателями, мы — местное самоуправление, а не государственная власть. Я от Собянина или Путина не зависим, я не считаю себя встроенным в вертикаль власти.

Но я же и не стал отмалчиваться. То, что у моей бабушки деменция — это болезненная тема для моей семьи, и конечно, я не хочу привлекать к этому внимание. Не хочу, чтобы мои родители, которые никогда политикой не занимались, становились героями журналистских расследований. Когда начались сюжеты, я довольно честно и подробно все описал. Я ничего не скрываю, у меня особых секретов нет.

— Вот сейчас еще и декларацию о доходах представишь (муниципальные депутаты должны сделать это до 30 апреля — ред.).

— Пишут про недвижимость в Болгарии.

— Это достаточно старая новость. Мои родители лет десять назад купили небольшую квартиру в Болгарии и оформили на меня треть. Я не участвовал в покупке и раза два-три приезжал туда на море. Но я не скрываю это, и квартиру эту уже декларировал. Это не Майами и не Лазурный берег. Там, кстати, со мной по соседству у Гудкова квартира.

— О! Отдыхаете вместе?

— Один раз так совпало, что мы оба приехали, и мы вместе ходили есть раков.

— После выборов ты говорил о необходимости кардинального изменения закона о местном самоуправлении.

— Мы дописали его процентов на 70%, и я надеюсь, что этот закон будет частью моей предвыборной кампании. Я хочу поднять тему местного самоуправления на общегородской уровень. В своей кампании я вообще хочу опираться на муниципальных депутатов. Возможно, сформирую с опорой на них будущий кабинет — мы уже ведем диалог об этом с коллегами. Именно реформа МСУ может дать рычаг для решения важных проблем в жизни города.

— Это каких например?

— В частности, с благоустройством… Сейчас объясню на пальцах. Проблема том, что перекос полномочий в пользу исполнительной власти фактически оставляет муниципальный уровень в декоративном виде. Суть реформы в том, чтобы переподчинить депутатам управы, нижний уровень исполнительной власти, — чтобы по факту районные управы исполняли функции администраций местного самоуправления с соответствующими полномочиями и бюджетами. Сейчас реальная власть района его жителям вообще неподотчетна. Сейчас у главы управы есть мотивация угодить Собянину, а не избирателю, и это надо исправить.

— А говорят, что ты даже имеющиеся полномочия по участию в призывной комиссии не исполняешь. Всего на трех заседаниях из 15 был.

— Это неправда. Московские власти, лишив меня полномочий главы призывной комиссии, сильно вляпались в нарушение закона. Они назначили руководителем комиссии депутата Бирюкова, который не может занимать эту должность в силу федерального законодательства. Думали, что мы это проглотим, думали, что я не очень хочу этим заниматься.

Военный комиссар говорит, что я плохо исполнял свои обязанности. Дело же в том, что у меня подход в работе отличается от того, который обычно исповедуют военные. Я на первом заседании комиссии сказал, что приоритетом в своей работе считаю защиту прав призывников и обеспечение законности. Я костьми лягу, но ни один человек, негодный к военной службе, не будет призван ради выполнения плана. Мы все равно призывной план выполнили, кстати. Мы обжаловали решение мэра в прокуратуре, и эти полномочия я себе верну.

— Зачем им это надо было вообще?

— Бирюков спросил в военкомате, зачем они убрали Яшина, и ему сказали, что с этого созыва глав районных призывных комиссий будут выводить на монитор в кабинет Собянину, и тот как глава призывной комиссии Москвы будет с ними общаться. И якобы Собянину не очень хочется наблюдать раз в две недели Яшина у себя на экране.

— А как ты вообще собираешься преодолевать муниципальный фильтр?

— Есть два пути. Первый: идти в мэрию и налаживать с ними диалог, брать на себя неформальные обязательства — несильно критиковать Собянина, критиковать коррупцию в целом, но не заммэра Петра Бирюкова, быть системным кандидатом и вести себя прилично. Это точно не мой путь. Я ни разу в жизни с ними не договаривался, ни разу в жизни не видел чиновников управления внутренней политики [администрации президента] или мэрии. Я не хочу с ними общаться.

Второй путь: наращивать политическое давление. Период до регистрации на выборах я собираюсь провести так, чтобы было понятно, что на этих выборах есть два кандидата, между которыми разворачивается основное противостояние — действующий мэр Собянин и его основной оппонент глава муниципалитета Яшин.

Дальше от меня ничего не зависит, я не буду ни о чем просить или вести переговоры. Преодоление муниципального фильтра — это политическое решение мэрии, и моя задача создать такую ситуацию, чтобы им было проще меня зарегистрировать, чем объяснять, почему меня не зарегистрировали.

— А как ты будешь наращивать политическое давление?

— Мы планируем ряд публичных мероприятий, печать агитационных материалов, будем публиковать расследования, я буду раздавать свой отчет главы округа людям. Я буду критиковать Собянина, буду вести кампанию не стесняясь в выражениях, буду критиковать те самые болезненные проблемы, которые касаются миллиона москвичей.

— И ничего от этого не потеряет.

— Может, это его устроит, а может, он не захочет выглядеть слабо. У Путина против Навального была ложная и ущербная аргументация, что тот уголовник и за ним никто не стоит. Но у Собянина-то против меня и такая логика не сработает — я выиграл выборы, я представляю жителей целого московского района.

— Ты вообще уверен, что Собянин будет кандидатом в мэры?

— Какая мне разница кто пойдет от «Единой России» в мэры? Я борюсь не с Собяниным лично, а с системой. Если Собянина заменят на кого-то другого из окружения Путина, то система изменится только стилистически.

— А при Собянине разве не лучше стало, чем при Лужкове?

— (пауза) Я так не считаю. В каких-то вопросах, наверное, произошли положительные изменения, но где-то стало хуже, а в чем-то все осталось, как было. Например, ответственный за ЖКХ Бирюков сидит с лужковских времен и обладает колоссальным влиянием. Вся эта агрессивная коммунальная монополия, которой накрыли Москву, — его работа.

— Так это, получается, лужковский кадр. А хуже-то что стало при Собянине?

— Я не хочу их сравнивать, это разные совершенно люди, но они выходцы из одной системы. Лужков был одним из основателей партии «Единая Россия», а Собянин — человек из ближайшего окружения Путина. Они абсолютно авторитарные руководители, которые управляют городом волюнтаристски, они не хотят никого слушать. Собянин решил накрыть весь город плиткой, ни с кем не посоветовался — все. Мне это не кажется правильным, особенно учитывая то, как это реализуется и сколько денег на этом, судя по всему, распиливается.

Систему надо менять. Надо давать больше полномочий муниципалитетам, избирать такую Мосгордуму, в которой будет реальная дискуссия и будут представлены интересы не чиновников, а москвичей. Тогда город сможет нормально развиваться.