Пустой сквер на Серпуховке. Лужи, голые деревья, черный, уже начавший таять снег. Через пять минут здесь начнется концерт Леонида Федорова в поддержку историка Юрия Дмитриева, которому грозит девять лет. Приговор — послезавтра.

Что должно было произойти, чтобы Федоров, никогда не участвовавший ни в чем мало-мальски протестном, самыми ужасными людьми на свете считающий политиков и журналистов, вышел защищать Дмитриева? Значит, невозможно было дальше молчать.

Осенью, семь месяцев назад, когда в сквере еще не лег снег, он говорил: «Они стараются очернить его, думая, что таким способом можно обелить нашу ужасную историю. Но за сто прошедших лет ничего у них не вышло, вряд ли получится и дальше. Дмитриев восстанавливал память о сталинских жертвах. Если мы хотим двигаться дальше, надо знать всех безвинно погибших. Иначе гражданская война, которая идет у нас уже сто лет, не закончится никогда. То, что пытаются сделать с Юрием, — проявление гражданской войны. Бесконечный круг вражды… Но я знаю, что людей, сочувствующих Дмитриеву и старающихся его поддержать, намного больше, чем кажется. Я точно знаю, что нас много».

Прошло семь месяцев. За Дмитриева шла отчаянная борьба. Его защищали Гребенщиков, Норштейн, Смехов, Войнович… На какое-то время показалось, что отбили. И вот все снова повисло на волоске.

Принято считать, что Федоров поет о вечном, о том, что «не за что биться и нечем делиться», о луне, зиме и любви. Но вот он бьет по струнам, и каждое слово кажется написанным именно по этому поводу — о Дмитриеве, обо всех нас.

Это стихи Хармса. Конечно, он не имел в виду ничего такого, крамольного. Где мы и где обэриуты, мастера абсурда, архитекторы причудливых и странных миров? Но градус российского абсурда ничуть не снизился со времен Хармса, умершего от голода в тюремной больнице 76 лет назад. Нам по-прежнему страшно.

Он поет «Далеко ли, далеко», «Летел и таял»: «Завтра я еще не умру, но кто его знает», и это тоже про нас, про Дмитриева, потому что завтра — кто его знает…

Когда стих последний аккорд, Леня сказал: «Свободу Юрию Дмитриеву! Да и нам всем тоже не помешало бы». Закинул гитару за спину и пошел. И снова пустой сквер, лужи, голые деревья, черный весенний снег.