Скольких Бархиных я знаю?

Формально — ​одного. Невероятно талантливого, энциклопедически образованного, ироничного, желчного порой. При этом нежного, деликатного, знающего себе цену, и именно поэтому лишенного профессиональной зависти, но сохраняющего сарказм в оценках. Внимательного к творчеству других, скрупулезного в человеческих отношениях, трезвого ценителя достижений мирового искусства и архитектуры. Профессора, лишенного терпения к ученикам, не отвечающим его требованиям, заботливого друга своей замечательной жены, актрисы и писателя Елены Козельковой, и даже авторитетного руководителя… Одно время он успешно работал главным художником Большого театра, когда его возглавлял блистательный Владимир Васильев.

Бархин — ​сценограф, архитектор, живописец, график, писатель, сочинитель афоризмов (философ, понятное дело), еще и мультипликатор. С режиссером Андреем Хржановским он нарисовал фильм «Лев с седой бородой» по сказке своего друга великого итальянского сценариста и поэта Гуэрры. И лучшую книгу о Тонино он со своей сестрой Таней выпустил в их издательстве «Близнецы». Они и правда близнецы.

Он живет в вечно меняющихся образах. Норму поведения и взглядов Сергей Бархин определяет себе сам. Он неповторяем, и живет, примеряя разнообразные, часто причудливые, с точки зрения «нормальных» граждан, образы. На самом же деле любой Бархин — ​это реальный Бархин. В выдающемся современном художнике театра при ближнем контакте видно человека не от мира сего. Не от сего мира.

Если хочется узнать, от какого, — ​прочтите толстую (хотя мне он категорически не советовал делать толстые фолианты) книгу «Ламповая копоть». В ней видно, как он состоялся в прекрасной московской архитектурной семье, и есть много образцов его мира, в том числе нарисованного белым по черному.

Сергей Михайлович порой афористичен. Такой у него склад ума. Возьмите крохотный томик воспоминаний о разных людях, к которым Бархин относится с уважением. Неожиданно для меня таких персонажей набралось много, и портреты начертаны двумя-тремя линиями блестяще. Книжка называется «Заветки». К этому слову я отношусь настороженно, хотя это не «крохотки». Тексты Бархина — ​высокая проза художника.

Примером такой литературы чрезвычайного качества, точности, самобытности и воли русского языка вместе с текстами Бархина стали и литературные произведения его ближайших друзей по цеху — ​Давида Боровского и Эдуарда Кочергина.

Бархин, Боровский и Кочергин (по алфавиту) расположились на вершине очень высокой и по мировым меркам отечественной сценографии, не соперничая, но уважая и любя (!) друг друга.

Не собираясь рекламировать Сергея Михайловича, хотел им поделиться с вами. От Бархина не убудет. Его на всех хватит, и он продолжает увеличиваться в масштабе.

Этот текст лишь предваряет серию портретов Бархина разного времени. Некоторые сделаны совсем недавно, иные больше сорока лет назад.

Прошлым летом я приехал к нему в Красновидово, где он живет с женой. Все лето он сидел на даче и рисовал картинки на тему поэзии Рембо и Вийона. Бархин сделал больше сотни работ, а когда показывал, я вспомнил его книжные иллюстрации (тоже белой линией по черному фону) и нашу длинную дружбу, составляющую половину его (да и моей) жизни. Разнообразно хорошей большей частью.

И первые его фотографии на выставке театральных художников в Вильнюсе, где неподражаемый (так считает и Бархин) Давид Боровский познакомил меня с другими участниками великой (так я считаю) тройки. Бархиным и Кочергиным.

Однажды я пришел в Щукинское училище. Там студенты должны были играть в декорациях по одному из трех эскизов Бархина «Ромео и Джульетту». На сцене были палладианские капители, которые приснились ему за семь лет до осуществления декораций, и коринфский песок (наверное, чтоб впитывать кровь). На фоне декораций я его и cфотографировал с апельсином. Капители дорисовали портрет.

На другом эскизе сцена, изображавшая Верону, была покрыта арбузами. Зелеными, целыми, круглыми. В процессе спектакля они раскалывались, заливая пространство соком — ​кровью.

Этот эскиз впечатлил меня настолько, что я описал свои ощущения в рифму, которую прилагаю к тексту и фотографиям, из тех, что войдут в большую экспозицию Сергея и Татьяны Бархиных, открывающуюся в музее имени Бахрушина 31 марта — ​в день их 160-летия.