Любую формулу проще всего записать цифрами, и в кампании-2018 она, по общему мнению, выглядела просто: 70/70 с двумя параметрами — уровень явки и уровень поддержки «основного кандидата». В итоге получились тоже зеркальные 67/76. И рекордное количество голосов за Путина — 56,2 миллиона человек.
Какие политические результаты можно увидеть за этими цифрами?
Для начала подумаем: зачем нужен был KPI (Key Perfomance Indicator) по высокой явке? Полемика о том, означает ли высокая явка высокую легитимность результатов выборов и, соответственно, ведет ли работа на снижение явки к их делигитимации, была широко представлена на всех площадках, в том числе и на страницах «Новой газеты». Не буду пересказывать заново все аргументы. Но если стоять на чисто менеджерских позициях (а именно на них, очевидно, стоит команда Сергея Кириенко), то практического значения показатели явки не имели, потому что ее нижний порог давно вычищен из всех законов и выборы признаются состоявшимися при любом числе участников. Физическое число голосов, отданных за победившего кандидата, тоже важно, но сводить к нему такую сложную категорию, как легитимность, нереально.
На самом деле рекорд по абсолютному числу голосов был не столько технической, выражаемой цифрами целью, сколько вызовом. Ведь «новое большинство», также известное как «86%», было зафиксировано еще в 2014 году. Но одно дело социологическое исследование, когда человек просто отвечает на вопрос, и другое дело — голосование, требующее активного участия. Та самая политическая мобилизация. Конечно, в определенных пределах она достигается с помощью административного ресурса, который был задействован и сейчас. Но даже по мнению независимых наблюдателей, в 2012 году он применялся активнее, а итоговый результат был ниже. Уж не знаю, ведут ли в Кремле какой-то альтернативный подсчет, «очищенный» от разных форм «управляемого голосования». Факт в том, что «дополнительные» 7 миллионов голосов были получены другими способами. Это не условные «бюджетники», потому что они выбирают Путина всегда, а значит, не могли обеспечить такой существенной прибавки.
Поэтому, как мне кажется, дополнительные семь миллионов это, во-первых, те, кто раньше голосовал за других кандидатов, а во-вторых, те, кто не голосовал вовсе.
В пользу первого тезиса свидетельствуют низкие результаты как выдвинутого КПРФ Павла Грудинина, так и коллективного «либерального» кандидата, представленного в бюллетенях фамилиями Собчак, Явлинский и Титов. Грудинин, несмотря на потенциально выигрышную стартовую позицию, набрал только 11,8% голосов. Можно вспомнить, что в 2004 году КПРФ вообще представлял Николай Харитонов, не известный широким массам ни до, ни после кампании. И тем не менее даже он набрал 14% голосов. Получается, что избиратель с запросом на «социальную справедливость» в этот раз активно голосовал за Путина. Лучше всего это видно в традиционных «красных» регионах. Например, в 2012 году в Орле Зюганов уверенно выходил во «второй тур»: за Путина в городских округах голосовали 45–49% избирателей, за лидера коммунистов — 30–35%. А сейчас результаты примерно те же, что и по стране. У Путина более 76%, у Грудинина только 12,2%. А ведь Орловскую область возглавляет губернатор-коммунист Андрей Клычков, да и его предшественник Вадим Потомский представлял ту же партию.
Еще интереснее ситуация с условно-либеральным избирателем. Значительная часть тех, кто дал в 2012 году 8% Прохорову, действительно не пришли на участки. Можно спорить о том, стало ли это результатом агитационной кампании Алексея Навального, или просто в списке не оказалось подходящего для протестного избирателя кандидата. Ксения Собчак с этой ролью явно не справилась. Еще до выборов было ясно, что у нее очень высокий антирейтинг, причем именно среди либерально настроенного электората, который подозревает ее в сотрудничестве с Кремлем.
В Телеграме много шутят, что у Собчак в Инстаграме 5 миллионов подписчиков, а на выборах она получила чуть более миллиона голосов. И вот что интересно: не просто «партия интернета», а условные «партия Инстаграма» и «партия Ютуба» были на этих выборах заметной политической силой. Только они сработали не на Собчак, а, скорее всего, на Путина.
«Новая» уже подробно рассказывала о том, что власти и ее технологическим подрядчикам в этом году вполне удалась «колонизация интернета». Во многом приемы были заимствованы у оппозиционных кандидатов, которые в Сети обычно побеждали провластных с большим отрывом. Методы известны: активная работа в социальных сетях, нативные форматы и привлечение к сотрудничеству местных ЛОМ (лидеров общественного мнения), то есть блогеров и селебритиз.
Надо сказать, что некоторое время назад попытки использовать тот же арсенал средств не приносили желаемого результата. А сейчас получилось. Возможно, потому, что это не была агитация за конкретного кандидата (как и контрагитация против конкурентов). Это была мотивирующая кампания. Условно говоря, селфи на участке выполняли для молодежи ту же функцию, что и традиционные пирожки для пенсионеров. Это не было навязывание выбора, чего молодежь действительно не любит, а приглашение к «активитиз». И оно было принято.
Ну и не стоит сбрасывать со счетов чисто технологические решения, которые делали процесс участия в выборах проще, а закон экономии усилий никто не отменял. Например, проект «Мобильный избиратель», который позволял легко прикрепиться к удобному участку, дал дополнительных 5,6 миллиона избирателей. Конечно, среди них есть и «мертвые души», но ведь не все же.
Особенно ударно ЦИК поработал за границей, где было создано много дополнительных участков и в целом увеличена доступность участия в выборах. И люди на участки пришли, хотя их явно не сгоняли туда сотрудники ЖЭКов. При этом, судя по результатам, дополнительно пришли именно голосующие за Путина, в то время как многие его хейтеры остались дома.
В общем, ЦИК и Старая площадь, а также губернаторы, включая многочисленных новичков, справились с задачей превращения «молчаливого» большинства в активное. Легитимность есть, процедура сработала. Другой вопрос, как теперь этой легитимностью распорядиться и можно ли будет мобилизовать большинство для решения уже прикладных задач.
Инструменты для этого есть, но они будут работать только при наличии политического содержания.
