РепортажиОбщество

Монумент с видом на будущее

В истории России есть памятные даты свободы. А памятников ей нет. Почему?

Этот материал вышел в номере № 24 от 7 марта 2018
Читать
Монумент с видом на будущее
Один из проектов преображения памятника Дзержинскому
На рабочем столе у научного сотрудника Высшей школы урбанистики Кати Дыба стоит макет. Человек с острой бородкой опирается рукой на постамент. Перед памятником стена из оргалитного стекла, на которой прохожие могут написать все, что считают нужным. Но пока памятник Феликсу Дзержинскому во дворе Высшей школы экономики на Шаболовке выглядит иначе. Основатель Всероссийской чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией возвышается над студенческой толпой, вытянув правую гипсовую руку. Памятник установлен в 1937 году и достался Высшей школе экономики от шпульно-катушечной фабрики имени Дзержинского. В 1990-х здание горело, пострадал и памятник — порядком облез и пожелтел, лишился пальцев правой руки, но выстоял.
Катя Дыба. Фото: Виктория Одиссонова / «Новая газета»
Катя Дыба. Фото: Виктория Одиссонова / «Новая газета»

Феликс и урбанисты

— Когда студенты Высшей школы урбанистики начали учиться на Шаболовке, мы увидели памятник Дзержинскому, — ​вспоминает Катя. — ​Собрали небольшую инициативную группу из сотрудников ВШУ, чуть позже к нам присоединился Егор Исаев с факультета коммуникаций, медиа и дизайна. Студентов привлекли значительно позже, уже на исследовательскую часть. Так родился проект «Право на город и право на память».

— «Право на город» — ​одно из ключевых понятий современной урбанистики, оно предполагает, что каждый горожанин участвует в городских процессах, имеет право изменять пространство вокруг себя, — ​рассказывает Катя Дыба. — ​Мы предлагаем подумать над будущим памятников советской эпохе в российских городах.

Катя называет университетский дворик моделью городского пространства, а памятник Дзержинскому — ​тем самым «призраком непроговоренного прошлого, которое предстояло осмыслить».

Начали с разговоров — ​собрались архитекторы, урбанисты и историки. Изучили общественное мнение. «Выяснилось, что значительная часть студентов воспринимала памятник как некий объект среды, он перестал быть памятником личности, превратившись в условный «фонтан», — ​замечает Катя, добавляя, что критики у монумента тоже были.

Инициаторы проекта вскоре узнали, что есть негласное соглашение с прежними владельцами здания, по которому Феликс Дзержинский не может быть демон­тирован. «Условие для нас непонятное, но мы приняли его», — ​говорит Катя и показывает мне снимки Феликса. Вот обнимающиеся студенты на фоне гипсового истукана. Вот его красит рабочий, и кажется, будто памятник обнимает мужчину в строительном комбинезоне.

— Памятник выглядел плохо, были отломаны части тела, не было куска носа. Его хорошо отреставрировали, покрасили в белый цвет и провели мастер-класс для студентов, пригласив экспертов, работающих с вопросами памяти.

Отбелено

Памятник Дзержинскому во дворе Высшей школы экономики на Шаболовке. Фото: Виктория Одиссонова / «Новая газета»
Памятник Дзержинскому во дворе Высшей школы экономики на Шаболовке. Фото: Виктория Одиссонова / «Новая газета»

Команд было семь, каждая придумала свой проект. Было условие: памятник должен остаться на месте. Некоторые команды его придерживались, другие предложили проекты, где монумент перемещается в пространстве двора.

— Первый проект создатели назвали «Отбелено», — ​рассказывает Катя. — ​Основная цель — ​это критика политики памяти в современной России. Мы не обсуждаем исторический опыт, мы бездумно продолжаем красить и реставрировать прошлое. Авторы предложили поставить рядом с Дзержинским второй постамент. На него — ​ведро с белой краской, которой только что покрасили памятник. Из ведра вытекает белая краска, и к ней примешана красная. Это кровь, которую невозможно закрасить белой краской.

Катя называет этот проект самым радикальным. Были другие, еще шесть — ​проецировать на белый памятник архивные документы и фотографии. Снять Дзержинского с постамента высотой в человеческий рост да так и оставить. Закрашивать памятник белой краской до тех пор, пока он не превратится в лишенную всяких черт мумию — ​безликое нечто, собирательного идола, отмытого добела.

Но больше всего Кате нравится проект «Пространство свободного диалога»: «Эта команда предложила не трогать Дзержинского, а установить перед ним стену, прозрачный щит из оргстекла, на котором разместить информационные таблички с исторической справкой. На щите из оргстекла прохожие смогут оставить свои ответы на вопросы «кто это?», «что он здесь делает?», «как я к нему отношусь?». Вокруг можно обустроить пространство, где можно проводить дискуссии и лекции. Эта идея никак не вмешивается в памятник, но при этом дает возможность задуматься о прошлом». Этот-то макет и стоит у Кати на столе.

Авторы «Права на память» рассчитывают, что один из проектов появится в университетском дворике, если его поддержит ректор Высшей школы экономики. Недавно итоги конкурса проекта были опубликованы на сайте.

Я спрашиваю, как Катя называет памятник в университетском дворе.

— В переписке я просто пишу «Д»… Упрощаю для скорости, но в этом есть и ирония — ​человек, чье имя нельзя/не хочется называть.

Памятники новые, непривычные

Летом 2017 года пять дней подряд участники совместного проекта InLiberty и архитектурной школы МАРШ при поддержке Фонда Михаила Прохорова ломали голову над проектами новых памятников. Каждый из них должен был стать рассказом о «событиях недавней истории, в которых российскому обществу удалось отстоять свои свободы или завоевать новые».

Поддержите
нашу работу!

Нажимая кнопку «Стать соучастником»,
я принимаю условия и подтверждаю свое гражданство РФ

Если у вас есть вопросы, пишите [email protected] или звоните:
+7 (929) 612-03-68

В комментарии «Новой газете» архитектор и художник, основатель архитектурной школы МАРШ, Евгений Асс сказал, что акция получилась значимой и с политической, и с художественной точки зрения.

— Все семь работ были сделаны в непривычных для сегодняшнего дня монументального искусства формах. Были привлечены новые технические средства. К примеру, в работе команды под руководством композитора Сергея Невского, посвященной событиям августа 1991 года, активно используется реальный звук тех дней. Работа, которую сделали в группе, которой руководил я, посвящена 19 февраля 1861 года, то есть «Манифесту о свободе». Мы разместили ее в пространстве поселка Хотилово, на полпути между Петербургом и Москвой. Там, где Радищев написал самую яркую главу о рабстве из своего знаменитого сочинения «Путешествие из Петербурга в Москву».

Однако, по словам Евгения Асса, вряд ли можно рассчитывать на то, что в ближайшее время проекты памятников будут реализованы.

25 мая 1989 года. День, когда политика стала публичной

Изображение

Медиастена у Дворца съездов в Кремле, которая транслирует главные выступления съезда, отрывки из перестроечных фильмов, знаковые телепередачи и одновременно служит музейной этикеткой к самому Дворцу съездов (студия Юрия Сапрыкина).

19 февраля 1861 года. День, когда закончилось рабство

Изображение

Поле Воли близ села Хотилово между Петербургом и Москвой, где установлен монумент в виде огромных грабель и высажена роща с аудиоинсталляцией из печальных крестьянских песен (студия Евгения Асса).

21 августа 1991 года. День, когда страна победила диктатуру

Изображение

Несколько скульптур в разных частях города и одна большая скульптурная группа на Горбатом мосту у Белого дома. Они напоминают баррикады и человеческие фигуры, а на самом деле являются аудиоинсталляцией: если прикоснуться к их элементам в определенных местах, они начинают воспроизводить звуки, связанные с событиями августа 1991-го (студия Сергея Невского).

Мнения

Павел Гнилорыбов

москвовед, публицист, автор проекта «МосПешком»:

— До революции люди старались больше одного памятника в пять лет не «рожать». Александр Опекушин, который создал памятник Пушкину в Москве, или Николай Андреев, автор памятника Гоголю в Москве, читали дневники, встречались с родственниками. Раньше скульпторы делились на тех, кто работал в городской среде, и тех, кто создавал кладбищенские надгробия. Сейчас этого деления нет — к сожалению, надгробное качество ваяния перешло в городскую среду.

Монополизация городской скульптуры тянется из эпохи мэра Юрия Лужкова, у которого было два любимых композитора, два любимых художника — Александр Шилов и Илья Глазунов и несколько любимых скульпторов: Салават Щербаков, Александр Рукавишников, Зураб Церетели и в некоторой степени Георгий Франгулян. Вместе они делят 70% рынка. Оставшиеся 30% остаются молодым подмастерьям.

Рустам Рахматуллин

москвовед, координатор общественного движения «Архнадзор»:

— Сегодня скульптор — это делец. Направление монументалистики, связанное с объемным человеческим изображением, родом из контртрадиционного искусства. Не существовало в Средние века такой традиции. С большим трудом и медленно она пробивалась в XVIII веке, начиная с Медного всадника. А потом это искусство из контртрадиционного превратилось в традиционное. И сегодня, когда любому человеку, родственникам, гражданам приходит мысль увековечить своего великого предка, а тем более фигуру национального значения, первое, что приходит в голову, — это монумент.

Между скульпторами происходит состязание, борьба за влияние, борьба за заказчиков и за заказы. Качество скульптур отражает эту борьбу. Мы будем встречаться и дальше с нарастающим валом такой продукции. Настоящая монументалистика городу, конечно, нужна. Стыдно Москве не иметь памятника Ивану III. А при этом говоришь и тут же держишь себя за язык, потому что опять примерно понятно, кто будет этим заниматься и что может получиться на выходе. И сразу говоришь: «Может, не надо? Может, еще подождем?»

Вера Трахтенберг

искусствовед, куратор:

— В России сегодня нет школы нефигуративной скульптуры. Это связано с тем, что наше общество, на мой взгляд, пока не готово в полной мере воспринимать абстрактные формы вне музейных пространств. Хотя такие формы появляются, но это либо временные памятники, связанные с декоративным украшением города, либо эксперименты в рамках временных же фестивалей. В центре Москвы мы вряд ли в ближайшее время увидим что-нибудь подобное работам Аниша Капура или Луиз Буржуа. Современные художники, работающие со скульптурой, почти не участвуют в конкурсах на разработку проекта того или иного памятника. Тем не менее в городском пространстве появляется скульптура, которую мы можем отнести к современному искусству, но пока она появляется в парках и вокруг музеев. К сожалению, современное искусство в России не отходит от музейных кластеров, держится за арт-пространства как за стенку и опору, ограждающие от провокаций и вандализма.

Поддержите
нашу работу!

Нажимая кнопку «Стать соучастником»,
я принимаю условия и подтверждаю свое гражданство РФ

Если у вас есть вопросы, пишите [email protected] или звоните:
+7 (929) 612-03-68

shareprint
Добавьте в Конструктор подписки, приготовленные Редакцией, или свои любимые источники: сайты, телеграм- и youtube-каналы. Залогиньтесь, чтобы не терять свои подписки на разных устройствах
arrow